Мордва, Марийцы, Удмурты, Чуваши и более редкие – почти исчезнувшие – Мещера (может быть Венгры), Меря – вообще загадка, просто перешли в основном на Русский язык, Черемисы и Мурома (Рязанцы вместе с Мордвой и Русскими) . И немножко про северные народы, там перечислить в одном предложении сложновато.

Среднее Поволжье, или Волго-Камский край, включаясь в Восточно-Европейскую область, занимает в ней в то же время особое положение. Оно расположено на периферии Восточно-Европейской области и соприкасается с другими культурно-историческими провинциями, составляя как бы переход к ним: на юго-востоке — к степным кочевым культурам Средней Азии, на востоке и северо-востоке — к западносибирской таежно-охотничьей культурной области. В культурно-бытовом укладе некоторых народов Поволжья сказываются следы примеси этих смежных культурных типов.

В целом, таким образом, народы Поволжья характеризуются сочетанием культурных элементов разного происхождения при преобладании, однако, оседло-земледельческой восточно-европейской культуры, исторически близкой к культуре славянских народов.

Народы Поволжья распадаются по языковому признаку на две основные группы: восточнофинскую и тюркскую. В первую входят три крупных народа, каждый из которых имеет в настоящее время свою автономную республику: 1) мордва, 2) марийцы и 3) удмурты. Тюркская группа состоит тоже из трех народов: 1) татары казанские, или волжско-камские; 2) башкиры; 3) чуваши. Эти три народа тоже имеют свои автономные республики. Особняком стоят монголоязычные калмыки в низовьях Волги.

Народы Поволжья имеют в значительной части общие исторические судьбы, они — за исключением калмыков — в течение долгого времени жили вместе, и культура их во многом сходна.

Народы так называемой восточнофинской (волжскофинской) группы составляют более древний этнический слой в Поволжье. Эти три народа: мордва, марийцы (черемисы) и удмурты (вотяки), — по своей культуре и по происхождению образуют довольно однородную группу, которую можно поэтому рассматривать вместе.

Здесь необходима, однако, оговорка. Новейшие исследования советских лингвистов показывают, что с чисто языковой точки зрения три названных народа не составляют четко очерченной группы внутри финской, или угро-финской, семьи; напротив, удмуртский язык входит вместе с языком коми в пермскую ветвь этой семьи, a марийский и два мордовские языка, которые некоторые причисляют к собственно «волжско-финской» группе, не обнаруживают между собой особенно близкого родства. Поэтому надо иметь в виду, что, говоря о «восточнофинских» народах, мы имеем перед собой не языковую, а чисто этнографическую общность.

Мордва, или мордовцы, — самый крупный по численности из этих народов и второй (после татар) из всех народов Поволжья: мордовцев насчитывается около 1 млн. 450 тыс.; удмуртов — около 606 тыс. и марийцев свыше 480 тыс. (1939 г.)

Мордва занимает в основном территорию Мордовской АССР. Но в результате всей предшествующей истории, вследствие колонизаторской политики царизма, расселение мордвы в настоящее время далеко не компактное. Народ этот расселен на обширной территории среди русских, а частью и вперемежку с другими национальностями. Занимая издавна очень значительную площадь правобережья Волги, в бассейнах Мокши и Суры, мордовцы уже в XVII—XVIII вв. проникли и в Заволжье; значительные поселения мордвы появились и в Сибири. Благодаря этой особенности своего расселения, мордва позже других народов Поволжья получила свое автономное устройство. Мордовская автономная область образована только в 1930 г., а Мордовская АССР только в 1934 г.

Мордва не представляет собой в то же время и этнически единой группы. В настоящее время этот народ делится на две подгруппы — мордва-эрзя и мордва-мокша. Географически те и другие не резко разграничены, но мокша расселена в общем западнее — в бассейне р. Мокши, а эрзя восточнее, в бассейне р. Суры. Примерной границей между обеими группами служит река Инсар, приток р. Алатыря, текущая вдоль железной дороги Рузаевка—Арзамас. Различие между мокшей и эрзей прежде всего языковое: мокшанский и эрзянский — два совершенно особых языка, хотя, конечно, и родственных, но настолько различных, что взаимное понимание друг друга затруднительно. Кроме языка, мокша и эрзя кое в чем различаются и по культуре и обычаям ¹.

Помимо этих двух групп мордовского населения, есть еще два подразделения, в настоящее время утратившие национальную самобытность и ассимилировавшиеся с другими народностями. Первое из них — терюхане — небольшая группа мордовских деревень в Горьковской области, совершенно обрусевшая. Другого языка, кроме русского, терюхане не знают, хотя по отдельным нерусским словам, употребляющимся в их речи, можно видеть, что прежде они говорили языком, близким к эрзянскому. Но в их материальной культуре сохранились своеобразные особенности, притом очень архаичные (М. Т. Маркелов и С. П. Толстов). Второй группой, утратившей национальную самобытность, являются мордва-каратаи (в Татарской АССР), совершенно отатарившиеся.

Марийцы (мари), прежде называвшиеся черемисами, делятся тоже на две языковые и три географические группы. Они делятся прежде всего на горных и луговых. Те и другие — вместе занимают территорию Марийской АССР. Большая часть этой республики расположена за Волгой на левом низменном ее берегу, между реками Ветлугой и Вяткой; здесь живут луговые марийцы. А меньшая часть занимает небольшой уголок на правом горном берегу Волги в треугольнике между устьем Суры и самой Волгой: это горные марийцы. Между этими двумя группами существует значительное различие в языке, так что некоторое время литература издавалась отдельно на горно-марийском и на луговом марийском наречии. И существует еще третья, географически обособленная, восточная группа марийского населения, в низовьях р. Белой (с XVIII в.). По языку — это те же луговые марийцы, но в культуре и быту они подвергались сильному влиянию своих соседей — татар и башкир.

Третий народ — удмурты (прежнее название вотяки), коренное население Удмуртской АССР в бассейне Камы и Вятки, между нижними течениями этих рек. В этническом отношении они представляют однородное целое, хотя и сохранились следы деления на две географические группы: северных — «ватка» и южных — «калмез». Но к удмуртам примыкает особая этническая группа — бесермяне. Бесермяне, живущие в северной части Удмуртской АССР по р. Чепце (бывш. Глазовский уезд) и говорящие по-удмуртски, представляют собой, по-видимому, смешанную группу, в формировании которой участвовали и татарские элементы. В своей культуре, особенно в костюме, бесермяне проявляют ряд своеобразных, притом архаичных особенностей. О происхождении их имеются разные взгляды; но большинство считает их обудмуртдвшимися болгарами (Золотницкий, А. А. Спицын, И. Н. Смирнов), и, действительно, как показали исследования советского времени (В. Н. Белицер), наличие здесь древнеболгарского культурного слоя весьма вероятно. В целом они все же очень близки к удмуртам, с которыми живут смешанно и в настоящее время почти слились с ними.

Этногенез и исторические сведения

Вопрос о происхождении финноязычных и других народов Волго-Камья в настоящее время прояснился благодаря работам советских археологов и лингвистов, частью и этнографов. Судя по всему, перед нами — потомки древнейших насельников лесостепной и лесной полосы Восточно-Европейской равнины. По мнению многих современных лингвистов, именно бассейн Оки, Верхней и Средней Волги был первоначальным ареалом формирования угро-финских языков, откуда они позже распространились более широко на запад и северо-запад. На это указывают данные топонимики.

Предки угро-финнов были, вероятно, носителями известной неолитической культуры «ямочно-зубчатой» («ямочно-гребенчатой») керамики. В последней новейшими археологическими исследованиями выделено несколько групп: окско-верхневолжская, урало-камская и др., каждая из которых в свою очередь распадалась на локальные «культуры», вероятно, соответствовавшие каким-то племенным объединениям. Впоследствии, в эпоху бронзы, на Оке и Средней Волге выделяются «Рязанская», «Волосовская», «Балахнинская» и другие культуры; позже — в эпоху раннего железа — «Городецкая» культура, существовавшая до первых веков н. э. Племена, создававшие эти культуры, — охотничьи, потом скотоводческие и земледельческие — были, видимо, предками позднейшей мордвы либо родственны ей. В течение 1-го тысячелетия н. э., особенно к концу его, в бассейне Средней и Нижней Оки выделяются уже группы памятников (могильников), которые, судя по инвентарю, непосредственно связаны с мордвой. Эти памятники делятся на 5 географических групп: цнинскую, верхне-сурскую, нижне-сурскую, окско-муромскую и окско-рязанскую. При этом одни исследователи (В. В. Гольмстен, Е. И. Горюнова) считают все эти памятники чисто мордовскими, другие (А. П. Смирнов, А. Е. Алихова) отделяют последние две группы от собственно мордовских памятников, приписывая их другим, хотя и родственным племенам. Как бы то ни было, бесспорно, что мордовские (и близко родственные им) племена занимали еще в первом тысячелетии н. э. значительно более широкую область, чем теперь, и область эта особенно далеко простиралась на запад.

О более широком на запад расселении предков мордвы свидетельствует и топонимика (например, р. Мордвес, приток р. Осетра, впадающей в Оку, речка Мордовка под Алексином в Тульской обл., Мордосы — рукав Днепра в Черниговской обл.), и данные собственно языка: отмечается, что в мокшанском и эрзянском языках есть заимствования из литовских языков.

В бассейне Камы в эпоху раннего железа известна «Ананьинская» культура (VII— II вв. до н. э.); носителями ее были охотничье- земледельческие лесные племена, по физическому типу — монголоидные. Ананьинская культура была сменена «Пьяноборской» (II в. до н. э. — V в. н. э.), позже — «Ломоватовской» (VII—IX вв.) и «Родановской» (X—XIVвв.), где постепенно возрастал удельный вес земледелия и постепенно усиливались культурные связи со степным югом.

Археологи отмечают интересный факт: примерно с IX в. начинают обнаруживаться, в пределах прежде однородной культурной области в бассейне Камы, локальные особенности в формах культуры, например в женских украшениях. Можно думать, что это связано с обособлением этнических групп — предков мари, удмуртов, коми-пермяков.

Письменные известия о марийцах и мордве появляются в довольно ранних источниках: готский историк Иордан (VI в.) перечисляет племена, платившие дань готскому Эрманариху, и в числе этих племен упоминаются племена Mordens — очевидно, мордва, Меrens — т. е., вероятно, марийцы, Imniscaris или Sremniscans — черемисы. У Константина Порфирогенета упоминается «Мордиа» (MopSia), очевидно, название мордвы. В известном письме хазарского царя Иосифа (X в.), в перечне племен, платящих ему дань, фигурируют племена ц-р-мис (черемисы) и арису (очевидно, мордва-эрзя). Однако этот перечень имеется лишь в так называемой пространной редакции письма, которая многими признается неподлинной. В русской Начальной летописи находим упоминание о мордве и о черемисах. У арабских авторов Х—XIII вв. марийцы упоминаются под именем цармис (черемисы). Мордва арабским писателям неизвестна. Но некоторые историки считают, что упоминаемая арабами (Ибн-Хаукаль) «Артания» — один из трех центров Руси, о местонахождении которого столько спорят, — это та же эрзя, т. е. мордва.

В русских летописях и актах сведения о мордве и о черемисах (мари) идут непрерывной цепью с XI—XII столетий и позже, вплоть до нашего времени.

Удмурты до конца XV в. были известны под наименованием «аряне», встречающимся иногда в русских источниках. И позже в XVI в. в летописях упоминаются «Арские князья», а татары и сейчас называют удмуртов словом «ар». По-видимому, это — один из этнических терминов, связанный с удмуртами. Под названием вотяков удмурты начинают фигурировать с конца XV в. Вообще русские познакомились с ними сравнительно поздно.

Исчезнувшие народности: меря, мурома, мещера, буртасы

Вопрос о происхождении народов Волго-Камья несколько осложняется тем, что на территории их обитания или в соседних областях в прошлом жили народы, ныне исчезнувшие, отношение которых к современным народам недостаточно выяснено. Если оставить в стороне народы древнего мира (будинов, андрофагов, меланхленов, тиссагетов и др.), о которых трудно сказать что-либо положительное, то для нас интересны прежде всего четыре народа: меря, мурома, мещера и буртасы.

Народ или племя «меря» упоминается Киевской Начальной летописью и локализуется в Окско-Волжском междуречье, в районе Ростовского и Клещина озер, т. е. там, где сейчас чисто русское население. Однако уже давно высказывалась мысль, что меря — это предки мари (черемис). В пользу этого взгляда говорит сходство названий меря-мари, и то обстоятельство, что трудно допустить бесследное исчезновение целого, видимо, многочисленного народа. На это возражают обычно, что область расселения древней мери далека от территории теперешних мари, что археологические памятники тех и других несходны и что в летописи упоминаются рядом с мерей и «черемисы» — явные предки марийцев. Но новейшие археологические исследования (О. Н. Бадера) показывают, что уже в первые века н. э. имела место частичная подвижка населения с запада на восток, из Переяславско-Ростовской области на Унжу и Ветлугу, в область, ныне населенную марийцами, и что, таким образом, участие древней мери в формировании марийской народности вполне вероятно ². Быть может, меря и черемись летописи (соотв. Merens и Sremniscans Иордана) были близко родственными друг другу народами, потомками которых можно считать две группы современных мари — горных и луговых. Оставшаяся на старых местах часть мери была позже ославянена и вошла в состав русского народа.

Мурома упоминается Начальной летописью, как самостоятельное племя, которое жило на Нижней Оке, в районе теперешнего Мурома. Археологические памятники (могильники) VI—XI вв.

Поэтому некоторые исследователи считают, что такого особого народа вообще и не было и что «мурома» составляла лишь часть мордвы, название же «мурома» есть домысел летописца, который из чисто географического названия сделал задним числом этническое. Вернее, однако, что мурома составляла самостоятельную, хотя и родственную мордве народность (А. Е. Алихова), позже обрусевшую, а может быть, влившуюся частью в состав мордвы-мокши.

Что касается мещеры, — вопрос о ней сложнее, и мнения о ней очень противоречивы. «Мещерским краем» («Мещерой») и сейчас называется низменная, лесистая и болотистая северная часть Рязанской области и прилегающая юго-восточная часть Московской области. В 1-м тысячелетии н. э. здесь локализуется особый тип археологических памятников, но вопрос об их этнической принадлежности вызывает споры. Мещера как особое племя не упоминается в «Повести временных лет» при перечислении племен Восточно-Европейской равнины; имя это появляется только в позднейших летописных текстах (Никоновская летопись и др.). В настоящее время в Мещерском краю — чисто русское население. Некоторые исследователи (как Б. А. Куфтин) склонны вообще отрицать существование такого особого народа в прошлом. Однако, помимо археологических памятников и летописных (хотя бы и поздних) известий, от древней мещеры осталось множество топонимических названий в Рязанской, Тульской, Московской, Владимирской, Пензенской и других областях (Мещерка, Мещерское, Мещерино и пр.). Если часть мещеры впоследствии обрусела, то часть ассимилировалась с другими народами. Остатки мещеры прослеживаются, например, среди чувашей (жители нескольких чувашских деревень по р. Кубне известны под названием «мижерь»). Среди татар, как будет рассказано позже, есть крупная обособленная группа «мишарей». Судя по всему, древняя мещера была финноязычной либо угроязычной народностью; не исключена возможность, что этот этноним связан с самоназванием венгров—«мадьяр», ибо предки венгров жили до IX в. в южной Руси.

Наконец, о буртасах имеются известия главным образом у арабских писателей X—XI вв. Они помещают землю буртасов между Хозарией и Булгарией, т. е. примерно в бассейнах Хопра и Медведицы. Буртасы разводили скот, в том числе верблюдов, но имели и пашни и промышляли охотой. О буртасах сообщает также хазарский царь Иосиф. О них много упоминаний — вплоть до XVII в. — в русских летописях и документах. Кто были эти буртасы, каково их отношение к современным народам? Об этом до сих пор имеются разные взгляды. Большинство исследователей (из советских ученых — В. В. Гольмстен, А. П. Смирнов, П. Д. Степанов) отождествляет буртасов с мордвой-мокшей. Другие (А. И. Попов, А. Е. Алихова) отрицают это. Некоторые прежние исследователи (Сбоев, Риттих) считали буртасов предками чувашей. Наиболее вероятно, что буртасы составляли особую народность (финноязычную или тюркоязычную, трудно сказать), которая впоследствии ассимилировалась частью с мордвой, частью с чувашами. Археологические памятники буртасов не выявленны, но буртасская топонимика довольно густо встречается в Мордовской и в Чувашской АССР.

Хозяйство

Окидывая общим взглядом хозяйственный строй и культуру этих народов, можно отметить общую картину постепенного убывания элементов, связанных с земледелием, по мере продвижения с юго-запада на северо-восток. Основу хозяйства этих трех народов издавна составляет земледелие, но у мордвы оно является решительно преобладающим занятием, а у других двух народов к нему примешиваются неземледельческие занятия.

Земледельческое хозяйство восточных финнов мало отличалось от земледелия восточно-славянских народов. Здесь применялись те же в основном орудия и та же техника, выращивались те же культуры. В лесной полосе до XIX в. сохранялась старинная подсечная система. Но уже к этому времени — а у мордвы еще с XVII в. — господствовало трехполье. Пахали русской двузубой сохой; у удмуртов была известна ее разновидность, «вотская соха», с горизонтально расположенными сошниками, наподобие полоза. Употреблялся и татарский сабан с колесным передком. Масса крестьянского населения страдала от малоземелья: в лесистом Заволжье удобной земли было вообще мало, на Правобережье, в Мордовском крае лучшая земля была захвачена помещиками. Беднота часто не имела и рабочего скота: например, в начале XX в. среди мордовских крестьянских хозяйств около трети было безлошадных.

В настоящее время в колхозах Мордовской, Марийской и Удмуртской республик отсталость сельского хозяйства ликвидирована. Вводится передовая агротехника. Распространяются новые культуры. Очень крупное значение наряду с зерновыми приобрели технические культуры, особенно лен и конопля.

Мелкая крестьянская промышленность развивалась в эпоху капитализма главным образом вследствие крайнего малоземелья сельского населения: крестьяне-бедняки вынуждены были обращаться к неземледельческим занятиям. Они особенно распространены были в лесной полосе. Помимо древних лесных промыслов, охоты, бортного пчеловодства, изготовления домашней утвари, здесь развились товарные промыслы: рогожный, лапотный, бондарный, смолокуренный, древесного угля и пр. Среди мордвы было много «кустарей» и других специальностей: ткачи, кожевники, валяльщики и пр. В конце XIX в. таких кустарей были многие тысячи. Они находились в кабальной зависимости от скупщиков, заводчиков и вели нищенскую жизнь.

В наши годы мелкая кустарная промышленность успешно развивается в социалистических формах, больше всего на основе огромных лесных богатств Поволжья. Ассортимент изделий несравненно более разнообразен: изготовляется и производственный инвентарь для колхоза, и различные предметы потребления колхозников и городского населения, мебель, музыкальные инструменты и пр.

В крупную промышленность местное национальное население в прошлом вовлекалось слабо, даже там, где были старые промышленные центры. Забитые и бесправные крестьяне боялись города. Сейчас в новой социалистической промышленности занято немало удмуртов, марийцев, мордовцев.

Поселения и постройки

Обе традиционные формы хозяйства, и земледелие и лесные промысла, тесно связаны с оседлым образом жизни. Каких-нибудь кочевнических элементов у народов восточнофинской группы совершенно нет. Это проявляется и в характерных типах поселений и жилищ. Здесь существуют в основном те же формы поселения и построек, которые характерны для русских. Старые поселения располагались кучевым или беспорядочным планом, без определенного порядка расположения домов. Приблизительно с середины XIX в. деревни начали перестраивать, по требованию властей, по уличному (линейному) плану. Преобладают срубные постройки типа русской избы, но с некоторыми характерными особенностями. У мордвы такой особенностью прежде было, например, расположение жилых и хозяйственных помещений в глубине усадьбы, обнесенной изгородью со всех сторон. У удмуртов—«покоеобразное» (в виде П) расположение построек.

Дом марийского крестьянина

Если дом выходит на улицу, то выходит торцовой, или фронтонной, стороной, т. е. так же, как у северных великорусов. Но мордовские дома до середины XIX в. ставились на улицу длинным фасадом, как это характерно для южновеликорусских построек. План жилой постройки преобладает двухкамерный: жилое помещение и сени. У мордвы уже в XIX в. распространился и трехкамерный план, с пристроенной клетью.

План мордовского дома (д. Каргашено, Тамбовская обл.)

Внутреннее расположение избы напоминает чаще средневеликорусский план: печь у входа, устьем повернутая к противоположной стене. Но у мордвы-мокши встречается и печь у стены, противоположной входу и устьем к входу (как местами у южновелико-русов). В связи с этим бросается в глаза такая особенность внешнего вида дома: на фронтонной стороне окно не посередине стены, а сбоку. У мари и у удмуртов встречается комбинация русской печи и плиты с вмазанным котлом, вероятно, под татарским влиянием. Хозяйственные помещения вынесены отдельно. Здесь нет соединения под одной крышей избы и клети, а также скотного двора.

У удмуртов и марийцев описаны и более архаичные формы построек, однако того же рубного типа. У марийцев это «кудо», служащая обычно летней кухней, а также летним жильем. Это примитивный однокамерный сруб, без пола и потолка, с двускатной кровлей, выступающей с фронтонной стороны в виде навеса. Посредине устраивается очаг с подвесным котлом.

У удмуртов на усадьбе непременно строилась однокамерная клеть—кенос. Еще недавно соблюдалась традиция сооружения на дворе особой культовой постройки: это куа, или куала. Она в последнее время обычно использовалась в качестве летней кухни, но прежнее назначение куалы — хранение родовых и семейных святынь. Это срубная постройка примитивной конструкции с очагом посередине, без окон.

У тех же удмуртов сохранились воспоминания о бытовавших в глубокой древности землянках и полуземлянках.

Из хозяйственных сооружений очень интересен примитивный овин, так называемый «шиш», служивший для сушки хлеба в снопах. Шиш представлял собой конус из жердей над ямой, где раскладывался огонь; конус, обкладывался снопами, которые подсушивались дымом.

При колхозном строе меняется и лицо деревни. Выросли новые общественные здания, школы, хозяйственные постройки, и, хотя бы они располагались на краю деревни, они скоро становятся ее центром, ибо новые жилые дома начинают строиться вокруг этих общественных сооружений: так меняется и план деревни. Усадьбы изменяют свой вид; хозяйственных построек в них меньше. У удмуртов исчезает кенос (заменяясь кладовой в сенях), но есть стремление сохранить П-образную застройку усадьбы. Внутренняя обстановка жилья получила более культурный облик. Стены часто оклеиваются обоями, полы, лавки красятся. Появилась городская обстановка.

Одежда

Из других элементов материальной культуры особенно самобытен у этих народов костюм. Он до настоящего времени сохранил свои национальные особенности, прежде всего у женщин.

Общие особенности женского костюма восточнофинских народов примерно одни и те же. Мало того, те же основные особенности находим и у чувашей, а отчасти у татар и башкир. Но наряду с этим у каждой народности и даже у отдельных географических и племенных групп имеются свои, неповторимые особенности костюма. Например, костюм мордвы, эрзи и мокши отличается друг от друга. Один из исследователей мордвы, казанский профессор И. Н. Смирнов, установил наличие 6 разных типов костюма, по три у эрзи и у мокши. У удмуртов В. Н. Белицер обнаружила бытование двух основных комплексов женского костюма — северного, более архаичного и, в частности, близкого к костюму луговых марийцев, и южного, испытавшего на себе больше позднейших татарских влияний; кроме того, выделяются особые разновидности костюма: более поздний тип центральных районов и особняком стоящий, с характерными архаичными чертами костюм бесермян. Все эти типы трудно подробно описать. Коснемся только основных особенностей костюма волжско-финских народов.

Марийский девичий костюм (вторая половина XIX в.)

В основе женского костюма у всех народов Поволжья лежит рубашка (у мордвы она называется панар, у мари — тувыр, у удмуртов — дэрем) классического туникообразного покроя. Эта рубашка являлась не только нижней одеждой, но в то же время и выходной. Она богато орнаментирована вышивкой и аппликациями, причем эта вышивка является у разных народов весьма изменчивым элементом. Различаются рубашки также и по способу ношения. Эрзянские женщины носили рубашку длинную почти до пят, не подпоясывая ее. Мокшанки же подпоясывали и подтягивали рубашку, так что она свисала складками. Некоторые различия касаются расположения вышивок: на груди, на подоле, на плечах, рукавах и т. д. Обычно поверх рубашки надевались другие части костюма: в частности, у мордвы-мокши распашное платье—руця, повторяющее покрой рубашки, но с разрезом спереди. Таков же покрой удмуртского «шортдэрема». У южных удмуртов характерен «зыбын» кафтанообразного покроя с узкой талией и «камзол» такого же покроя, но без рукавов; камзол и другие сходные формы одежды, очевидно, татарского происхождения.

Покрой женской рубахи "дэрэм" удмуртов

Покрой женской рубахи «дэрэм» удмуртов

Покрой женской верхней одежды "шортдэрэм" удмуртов.

Покрой женской верхней одежды «шортдэрэм» удмуртов.

Женские штаны бытовали у всех народностей Поволжья, за исключением мордвы-эрзи. Женские штаны связаны по происхождению с кочевнической и с северной таежной культурой, земледельческие европейские народы их не знали. Отсутствие этого элемента одежды у эрзи очень интересно для выяснения происхождения этой народности.

Обувью служили лыковые лапти, особого прямого (у мордвы косого, как у великорусов) плетения. Под лаптями ноги обертывались онучами. Особенно тщательно бинтовали ноги онучами и шнурками мордовские женщины.

Весьма оригинальны головные уборы: у девушек — различные повязки, накосники, в прошлом — также полусферическая шапочка «тахья». Замужние женщины всегда закрывали тщательно всю голову и волосы. Здесь существовало крайнее разнообразие типов. Характерен мешкообразный, или шлыкообразный, тип головного убора у мордвы-мокши с длинным назатыльником. У марийцев бытовал шишкообразный конический головной убор на голове, «тюрик», или «шимакш». Он состоит из твердого основания в виде ко¬нуса или воронки из бересты, сверху надевалась ткань с вышивкой.

У мордвы можно отметить тип головного убора, который известен был также у южных великорусов — своеобразную двурогую «сороку»; она образована путем соединения двух полотенец.

Описана еще одна разновидность головного убора замужней женщины, которая бытовала прежде у марийцев (шурка) и у удмуртов (айшон). Это высокий цилиндрический головной убор из ткани на твердой кожаной или берестяной основе, который обшивается монетами и другими подвесками. Предполагают, что он восходит к древним скифо-сарматским традициям.

Характерной особенностью всех головных уборов и костюмов является обильное применение разных по преимуществу металлических подвесок, монет, блях, а также бисера, раковин и т. д.

Из украшений следует отметить очень любопытный предмет, который встречался только в костюме мордвы-эрзи. Это своеобразный назадник, носимый на поясе, из ткани с тяжелыми подвесками, «пулагай», или «пулай». Это пережиток какой-то очень архаической формы женской поясной одежды, превратившейся в украшение.

Девушка-удмуртка в национальном костюме и "тахье" (головной убор) (фото 1925 г.)

Девушка-удмуртка в национальном костюме и «тахье» (головной убор) (фото 1925 г.)

Девушка-бесермянка (фото 1930 г.)

Эрзянка в национальной одежде с "пулагаем" (середина XIX в.)

Эрзянка в национальной одежде с «пулагаем» (середина XIX в.)

Удмуртка в "айшоне" (фото 1889 г.)

Удмуртка в «айшоне» (фото 1889 г.)

Мужской костюм не особенно характерен; он мало отличался от русского костюма и, сверх того, в настоящее время вытеснен городской одеждой. Носили туникообразную рубаху, чаще с косым воротом; штаны, частью русского покроя, частью восточные, с широким шагом; армяк, застегивающийся на левую сторону, из домотканого сукна, из сермяги; затем головной убор в виде войлочной шапки или шляпы; на ногах лапти с онучами. У марийцев этот костюм был обычно белого цвета, как было в старину и у удмуртов.

В настоящее время женский национальный костюм сохранился не везде одинаково. Например, у северных удмуртов он почти вышел из быта и заменен городской одеждой. Южные же удмурты, бесермяне и мари сохраняют женский национальный костюм и в наши дни более прочно. Среди мордвы — мокшанские женщины гораздо более стойко сохраняют национальный костюм, чем эрзянки, у которых он бытует теперь только в немногих деревнях. Но шьют одежду больше не из самодельных, а из покупных тканей. В выборе их очень сильно сказывается национальный вкус. Пестрых и ярких тканей почти никто не покупает. Удмуртские женщины предпочитают клетчатую, синюю или других цветов материю, марийские — всегда белую. Покупают и готовые платья, но переделывают их по своему вкусу: например, пришивают снизу цветную оборку, покрывают вышивкой. Марийские девушки носят поверх белых платьев цветные передники. Удмуртские женщины вместо вышивки нашивают на покупное платье ленты.

Удмурты в рабочих костюмах (фото 1930 г.)

Удмурт (фото 1930 г.)

Старые типы головных уборов сохранились больше всего у мариек. Удмуртки заменили прежние головные уборы простыми платками. У мордовских женщин употребление головного платка сочетается с некоторыми особенностями причесок.

В последние годы возрождается обычай носить старые украшения. На них иногда нашивают советские монеты, иногда даже медали, полученные сыновьями, мужьями. Вообще есть стремление сохранить и усилить красочность национального костюма.

Исторические особенности общественного быта

В области социальных отношений, как они сложились у восточнофинских народов к моменту Октябрьской революции, можно отметить характерную неравномерность: ряд архаических общественных форм сохранился у удмуртов, несколько меньше у марийцев и еще меньше у мордвы.

У удмуртов почти до наших дней держались пережитки родовых отношений. В удмуртских деревнях сохранялась традиция селиться большими неразделенными семьями, большими усадьбами, в которых было несколько жилых строений, занятых женатыми братьями, ведущими общее хозяйство. Правда, после революции участились разделы, и в настоящее время таких неразделенных усадеб не сохранилось. Родственные семьи, потомки одного родоначальника, составляли род, по-удмуртски — «бёляк» (слово татарского происхождения); каждый род считает себя единым целым; обычно он состоит из 10—15 хозяйств; до недавних лет соблюдалась экзогамия, взаимопомощь сородичей. Ещё в конце XIX в. каждый бёляк имел свои родовые земли; родовые кладбища сохраняются и сейчас. По исследованиям А. И. Пинт, несколько бёляков объединялись в более крупную родовую группу — «выжи». Выжи прежде обычно совпадали с деревней, хотя в настоящее время в одной деревне живут члены разных выжи. В отличие от бёляка, выжи не только не экзогамен, но, напротив, эндогамен, браки заключаются обычно внутри него. Но в основном выжи представлял собой только культовый союз. В области культа роды противопоставляли себя один другому. Например, в Мало-Пургинском йоросе (районе) Удмуртии было (1929 г.) 3 больших рода: Можга, Поска и Салья, которые, по крайней мере в области религиозной жизни, держались друг от друга обособленно.

Если выжи составлял лишь культовое объединение, то род — бёляк — держался до начала XX в. и как крепкая социальная единица. Во главе рода стоял совет старейших, «кенеш», который деспотически распоряжался всеми делами рода.

Фактически эта родовая организация выполняла до последнего времени совершенно определенную классовую роль. Дело в том, что рядом с сохранением этих архаических патриархально-родовых форм у удмуртов довольно далеко зашло классовое расслоение. В основной своей массе удмурты составляли класс государственных крестьян (помещичьих крестьян было очень мало), но экономически эта масса была весьма неоднородна и среди нее выделялись зажиточные, кулацкие группы. Кулаки и стояли фактически во главе «рода» и в руках их целиком находился «кенеш». При помощи его они удерживали в подчинении бедняцкие массы, положение которых при капитализме было крайне тяжелым.

Кенеш сыграл очень крупную и притом отрицательную роль в годы коллективизации и обострения классовой борьбы в удмуртской деревне, превратившись в негласный орган, объединявший контрреволюционные анти-советские элементы. В связи с этим и классовая борьба в эпоху коллективизации приняла в удмуртской деревне несколько своеобразный оттенок. Раскулачиваемые элементы, кулаки и подкулачники, опиравшиеся на кенеш, продолжали оказывать влияние на отсталые слои крестьянства. Когда у кулака отнимали усадьбу, ему строили новую за счет рода. Пережитки этой чрезвычайно вредной, реакционной общественной организации держались в удмуртской деревне до 1930-х годов.

У марийцев эти пережитки родовых связей выступают гораздо в более слабой степени. Еще в конце XIX в. у них, по исследованиям С. К. Кузнецова и И. Н. Смирнова, сохранялись воспоминания о происхождении нескольких территориально близких деревень от одного родоначальника. Сохранился пережиточно термин «кюмуш» («кюмыш»), означающий дословно большую деревянную чашу для коллективных обрядовых угощений, а в переносном смысле — ту группу людей, которая пользовалась этой чашей, т. е. членов расселившегося по разным деревням рода. Этот кюмуш представлял собой когда-то не что иное, как род. Сохранилась память о том, что раньше каждая деревня была населена членами одного рода. Но в настоящее время таких деревень одно-родового состава нет.

По И. Н. Смирнову, несколько кюмушей объединялось в одну большую группу — «мэр»; но это был лишь культовый союз. Современные исследователи (К. И. Козлова), однако, уже не находят у марийцев даже следов этих кюмушей и мэров.

Большие патриархальные семьи держались местами вплоть до первых лет Советской власти.

Феодальные элементы у марийцев были выражены, как и у удмуртов, слабо.

Когда-то существовали черемисские «мурзы», но после присоединения к России (еще в XVI в.) они вскоре утратили свое влияние, их заменили татарские мурзы или, позже, русские помещики.

Наконец, у мордвы почти не сохранилось пережитков родовых отношений. Общественный строй мордовской деревни до революции почти ничем не отличался от общественного строя южнорусской деревни. Известные архаические формы сохранились только в узко¬семейном быту.

У мордвы, особенно у мокши, еще в конце XIX в. встречались, например, большие неразделенные семьи — до 25, даже до 40 человек. Такая семья вела общее «многотягольное» хозяйство. Исследователь юридического быта мордвы В. Н. Майнов сообщает один известный ему (правда, исключительный) случай, когда такая большая семья, состоящая из 50 слишком человек, выезжала пахать в поле с 21 сохой. Во главе большой семьи стоял выборный пожизненно большак «сирэ» (старик) или «кудазыр» (хозяин дома), а рядом с ним его жена в качестве хозяйки. Женщина в семье пользовалась, особенно у мокши, заметным уважением. Никто в семье не имел своей личной собственности, даже заработанные на стороне деньги вносились в общее хозяйство. Внутрисемейные разделы нередко совершались так, что не нарушали общности хозяйства: во дворе усадьбы строились отдельные избы для выделившихся сыновей, но земля оставалась общей, и полевые работы производились совместно.

В семейном быту у мордвы еще недавно держались и некоторые другие архаические формы, в числе которых можно отметить браки людей неравного возраста, обычай выдавать девушку за ребенка; фактически супружеская жизнь начиналась, конечно, только тогда, когда этот «муж» подрастет. В мордовском фольклоре это отразилось в виде любопытных колыбельных песен, которые жена поет над колыбелью своего младенца-мужа.

У мордвы уже в очень раннюю эпоху наметился процесс феодализации. В XII—XIII вв. у мордвы были свои князья, воевавшие с русскими князьями. Наиболее известным из них был мордовский князь Пургас, с которым воевали рязанские и суздальские князья. В летописных известиях говорится о «пургасовой Руси», т. е. о русском населении, подчиненном князю Пургасу. Этот зарождавшийся мордовский феодализм в своем дальнейшем развитии был оборван татарским нашествием и подчинением Золотой Орде, а позже Российскому государству. В результате этих событий слабые мордовские феодальные элементы влились в состав русского дворянства. Основную же массу мордовского населения составляло в XVI—XIX вв. крестьянство; в большинстве это были государственные крестьяне, но были и помещичьи — больше всего в Нижегородской и в нескольких уездах Тамбовской губернии.

Капиталистическое развитие, выделение кулацкого слоя и сельскохозяйственного пролетариата в мордовской деревне шло в общем теми же темпами, как и в русской деревне.

В XVIII в. в Поволжье и Приуралье начала создаваться горнозаводская и фабричная промышленность. В связи с этим и среди восточнофинского населения стала зарождаться рабочая прослойка. Однако национальный пролетариат был немногочисленным.

В годы колхозного строительства пережитки старых общественных форм давали себя знать с отрицательной стороны. Но теперь можно найти лишь очень слабые следы родовых связей. Нет тех классовых групп (кулачества), которым было выгодно их сохранение.

Религиозные пережитки

Формально подавляющее большинство восточнофинского населения числилось до революции православным. Это было результатом христианизации, проводившейся царским правительством, начиная с XVIII в. и даже раньше, частью насильственными мерами. С середины XIX в. миссионерская политика стала проводиться среди народов Поволжья более тонким и умелым способом — путем открытия миссионерских школ и перевода церковных книг на местные языки, — так называемая «система Ильминского», разработанная и руководившаяся педагогом и переводчиком Н. И. Ильминским. Новый метод имел успех — число крещеных стало расти. Но при этом фактически сохранялись остатки до-христианских, так называемых языческих форм верований. У мордовцев в силу их сравнительно высокого культурного уровня, сильного влияния русских соседей и более глубокой христианизации эти пережитки языческих верований сохранились очень слабо. Но среди марийцев рядом с крещеными была довольно значительная группа «язычников», так называемые «чимари». Особенно много их было у восточных марийцев. Удмурты
же, хотя почти все числились крещеными, фактически сохраняли до недавнего времени свою прежнюю религию.

Одной из самых характерных форм старинных религиозных верований и обрядов восточнофинских народов был семейно-родовой культ, связанный с культом умерших, как отражение патриархально-родовых отношений.

Культ умерших у восточнофинских народов может быть разделен на два заметно между собой различающихся исторических пласта. Один из них прослеживается, в погребальной обрядности, другой — в поминальной. Вся совокупность погребальных обрядов по своему духу резко отличается от поминальных обрядов. В погребальных обрядах всех трех народов очень ясно сквозит отношение к умершим, как к чему-то опасному и нечистому. Сохранились такие детали погребального обряда, как обычай вынесения трупа не через двери, а другими способами: у удмуртов и марийцев для того, чтобы вынести тело, прежде разбирали часть стены либо снимали двери с петель. Это делалось для того, чтобы умерший не нашел дорогу назад. При обмывании тела принимали меры предосторожности, обмывали веником, надетым на деревянную палку, чтобы не прикасаться к трупу. Произносили известные формулы, смысл которых состоял в просьбе к покойнику не возвращаться.

В поминальном ритуале совершенно другое. Здесь и следа нет какого-либо страха перед умершим. Напротив, здесь проявляется отношение к покойнику, как к покровителю, защитнику, как к дружественному патрону сородичей. Поминальные обряды были раньше семейные и общеродовые. Первые устраивались по умершим членам семьи, у марийцев в 7-й и 40-й день (это влияние христианства). Характерная особенность обрядов состояла в приглашении умершего принять в них участие. Для этого производился обряд зазывания: шли на кладбище и произносили формулу призыва прийти и принять участие в поминальных трапезах и обрядах. Приготовлялось угощение, и умерших кормили. При этом разыгрывались настоящие драматические спектакли. Какой-нибудь родственник умершего облачался в его одежду и выполнял по возможности добросовестно его роль.

Общеродовые или общедеревенские поминки устраивались в определенные дни года, например, в среду на страстной неделе и в семик, а также осенью (у мари). Поминки устраивались в складчину, готовилось обильное угощение, на которое опять приглашали самих покойников. При этом произносились моления и призывания, которые свидетельствовали о том, что здесь перед нами настоящий культ предков.

Например, у удмуртов во время этих обрядов обращались к покойникам со следующим призывом: «Эй; вы там, прадедушки, прабабушки, пусть будет это вам! Для вас мы наварили и напекли. Дайте нам удачу в посеянном хлебе и сохраните его. Дайте детям нашим успех, сохраните их!»

У марийцев, обращаясь к умершим, говорили: «Старые мари! Темный мир ваш да будет светел, блаженство (вам) да будет. Щи-то, яичницу-то эту вот ешьте, хлеба и соли довольно было бы. Голодными, холодными не уходите. Пусть дойдет до вас вот эта пища. Дайте (нам) счастье, удачу, богатство. Умножьте число голов нашего скота… Хлеб на поле хорошо уродите. Пошлите хороший, благоприятный ветер; в изобилии жить помогите».

Чем объяснить это характерное противоречие между погребальным и поминальным обрядами? По-видимому, то и другое восходит к разным историческим эпохам. Если погребальный обряд вообще вещь очень архаичная, восходящая к глубокой древности и действительно связанная с первобытным страхом перед умершим, то в поминальном обряде отражается гораздо более поздний культ предков. Культ предков вообще отсталым народам не свойствен: он характерен для патриархально-родового строя и то на стадии его разложения. В эту эпоху возникает отношение к умершим предкам как к покровителям рода. Естественно, что эти две группы обрядов имеют совершенно неодинаковый характер.

У мордвы к этому, пожалуй, и сводились все пережитки старых родовых культов. Что касается марийцев и особенно удмуртов, то у них еще недавно отмечались гораздо более мощные пласты родового культа. У удмуртов, например, почти вся религия была связана с родовой организацией. Каждый род имел свое родовое святилище, а каждая семья — семейное. Это «куала», которая была непременной принадлежностью каждой удмуртской усадьбы. В ней находилось святое святых, так называемый «воршуд» — предмет родового или семейного культа. Это небольшой ящичек или берестяной сосуд со священными предметами. Слово «воршуд» обозначает и ящик и пребывающего в нем духа — родового покровителя. Воршуд — это покровитель семьи и рода; можно думать, что он тоже связан с предками. У более крупной общественной группы, у выжи, была своя большая куала («будзым куала»), которая считалась достоянием всего рода. В каждой деревне было столько таких святилищ, сколько в ней родов—выжи. Жрец родового культа у удмуртов, так называемый «весясь», как правило, был связан с кулацкой верхушкой и обычно сам выходил из зажиточных слоев деревни. Обряды состояли в принесении жертвы или в куале, или в «луде» — особом, огороженйом священном месте недалеко от деревни.

У марийцев родовой культ сохранился гораздо слабее. У них встречалась «малая кудо»: в глубине кудо отгораживали небольшую часть, которая считалась местопребыванием семейной святыни — «кудо-вадыш».

Зато у марийцев были очень развиты общинные моления, устраиваемые всей деревней или группой родственных деревень, с ярко выраженной земледельческо-скотоводческой направленностью: приносились жертвы и выполнялись известные обряды в сроки, определяемые сезонностью земледельческих работ. Весной, например, был праздник сохи—ага-пайрам — принесение жертвы на поле для обеспечения хорошего урожая и т. д. У марийцев во главе культа стоял избранный жрец, «карт», уже не родовой, а скорее руководитель общинного сельского культа. Карт, как правило, принадлежал тоже к зажиточной верхушке общины. Помимо того, он пользовался своей профессией как источником дохода, собирая вознаграждение со своей паствы за выполнение религиозных обрядов.

Выполнение обрядов, принесение жертв было вещью весьма обременительной для хозяйства, в особенности для бедняцкого хозяйства. По марийским традициям полагалось, что каждый человек должен принести в течение своей жизни 4 большие жертвы великим божествам, причем указывалось, кому именно. Конечно, чтобы принести такую жертву — лошадь или других животных, требовались очень большие затраты, и бедняки при всем старании не успевали в течение своей жизни выполнить предписанное и, умирая, оставались в долгу перед божеством. Этот долг переходил тогда на потомство, и человек должен был погасить сначала долг, который остался от отца или деда, и только после этого мог приносить жертвы за себя. Это все шло на пользу все тех же картов, жрецов.

Отдельно от религиозных обрядов и верований, связанных с хозяйственной жизнью общины, а отчасти и переплетаясь с ними, стоял культ злых богов—«кереметей» (это слово арабского происхождения), который был распространен почти у всех народов Поволжья. Словом кереметь обозначалось обнесенное особой оградой священное место, обычно роща. У удмуртов оно называлось также луд, у марийцев кюсот. Там тоже выполнялись известные обряды, приносились кровавые жертвы. Но слово кереметь означает также то божество, которому посвящено это огражденное место.

Рядом с этими общинными формами культа у удмуртов и марийцев отмечены слабые, но заметные следы более древних форм религии, близких к шаманству. У удмуртов рядом с весясем был еще вольнопрактикующий гадатель или прорицатель «тунб», который в удмуртской деревне играл очень крупную роль. Он не выполнял официально функций культа, но указывал от имени божества, кто может быть весясем, назначал время выполнения обрядов, указывал, какие жертвы должны быть и т. д. Способы узнавания воли божеств были близки к шаманским приемам.

У марийцев аналогичные функции делились между двумя профессиями: «омо-ужшо» (сновидец) и «мужан», или «мужед» (ворожец). Считалось, что они могут непосредственно общаться с божеством; сновидцу божество являлось во сне и указывало, какую, когда и как надо принести жертву.

В связи со сравнительно высоким уровнем культурного и социального развития восточнофинских народов здесь, по-видимому, на почве еще языческих самобытных верований, выработался культ высших богов. У удмуртов было представление о высшем божестве Инмар. Это слово происходит от корня «ин» — небо и означает дословно «небесный человек». Считалось, что от Инмара исходят все остальные божества и духи.

Такую же роль верховного божества у марийцев играл Юмо, или Кугу-Юмо. Это имя родственно именам богов других финских народов — Юмала, Юбмел и т. д.

У мордвы имени высшего бога не сохранилось, но имена отдельных божеств можно проследить по старым записям; их было довольно много ³.

Таковы были в прошлом религиозные верования марийцев, удмуртов и мордвы. Но христианизаторская политика царизма сделала свое. Так как эта политика была тесно связана с общей системой национального угнетения, то естественно, что антикрепостническая борьба мордовского и марийского крестьянства порой принимала своеобразные формы религиозно-реформаторских движений.

Наиболее характерным эпизодом их можно считать восстание крестьян Терюшевской волости в начале XIX века. Угнетаемые тяжелыми феодальными повинностями мордовские крестьяне отказались ходить на барщину, потом дело дошло до прямого захвата помещичьих урожаев, до открытых столкновений и кровопролитий. Бунт этот был подавлен, потом разгорелся опять, но в дальнейшем вылился в своеобразное религиозное движение. Вождем его стал мордвин Кузьма Алексеев, который объявил себя пророком и проповедовал возрождение старой мордовской религии. Он говорил о том, что Христа больше нет, вместо Христа появятся старые мордовские боги и мордовский народ будет исповедовать свою старую религию.

Позднее (с 1880-х годов) у марийцев появилась обновленческая секта «кугу-сорта» («большая свеча»).

Что касается удмуртов, у них религиозно-реформаторских движении не было. Но в конце XIX в. реакционно-полицейские элементы местной власти попытались создать провокационное дело по обвинению удмуртов в ритуальных убийствах. Это так называемое «Мултанское дело», вполне аналогичное тому, что было сделано впоследствии по отношению к евреям (дело Бейлиса). Был найден убитый старик-нищий в лесу, на дороге.
Кем он был убит, осталось неизвестно, но это дало повод местному начальству и попам обвинить удмуртов соседней деревни Старый Мултан, что они убили этого нищего, чтобы принести его в жертву своим богам. Было состряпано дело, которое тянулось с 1892 по 1896 г. Было три судебных разбирательства, была привлечена и этнографическая экспертиза. Вызвали двух этнографов-специалистов с целью выяснить вопрос: знают ли удмурты человеческие жертвоприношения или нет? Этнографы сыграли здесь, однако, двусмысленную роль. Один из экспертов, местный житель и хороший знаток удмуртского быта — Гр. Верещагин — решительно отрицал правдоподобность подобного обвинения. Но другой этнограф, И. Н. Смирнов, автор нескольких исследований по истории и этнографии народов Поволжья, пытался совершенно неосновательно (используя неверно понятые данные фольклора) доказывать, что удмурты в свое время знали человеческие жертвоприношения.

Все это обвинение было провокационным и вздорным. В дело вмешалась прогрессивная русская общественность — в частности, крупную роль сыграл известный писатель В. Г. Короленко, который написал ряд статей, мобилизовал общественное внимание. Только после третьего разбирательства мултанские удмурты были оправданы. Это очень характерное дело — в стиле тех кровавых наветов, которые были царским правительством возведены в систему в целях разжигания национальной розни.

Сейчас пережитки религиозных верований быстро уходят в прошлое. Сохраняются лишь некоторые старинные обычаи, например, поминки, хотя и они устраиваются гораздо проще.

Художественное творчество и культурное развитие

Наиболее самобытным из форм народного творчества является декоративное искусство, в частности художественная вышивка. Очень большим разнообразием и художественностью отличаются женские вышивальные работы на костюмах и других вещах как у мордвы, так и у марийцев и удмуртов. Стиль орнамента на вышивках близок к восточнославянским мотивам. В частности, встречается характерная трехфигурная симметричная композиция, как у северных русских.

Удмурт играет на гуслях

Из других областей художественного творчества следует отметить музыкальное творчество. Из национальных музыкальных инструментов наиболее интересным являются гусли, (мар. «кюслэ», удм. «крезь»), сходные с русскими; а также двухструнная скрипка (мар. «ковыж»); волынка, деревянные и берестяные трубы и пр. Очень богат фольклор — особенно сказки, предания, песни. Лишь в советское время началось серьезное изучение народного творчества ⁴. Опубликованы фольклорные сборники, передаются по радио народные песни. В Марийской АССР действует ансамбль гусляров.

После Великой Октябрьской революции условия культурного развития народов Мордовской, Марийской и Удмуртской республик сложились вообще совершенно по-новому. Как и в других республиках СССР, здесь достигнута почти сплошная грамотность, созданы высшие учебные заведения, научные учреждения.

Например, в Марийской АССР имеется 5 высших учебных заведений. Самое крупное из них — Лесотехнический институт в г. Йошкар-Ола — готовит кадры ученых-лесоводов для всего Поволжья. Работает Марийский Научно-исследовательский институт языка и литературы. Из среды марийского народа вышел ряд ученых разных специальностей. В числе их — академик В. П. Мосолов, покойный вице-президент Всесоюзной Академии сельскохозяйственных наук им. Ленина.

Выросла марийская литература. Ее пионеры—писатель М. Шкетан (Я. П. Майоров), поэт Г. Микай (М. С. Герасимов); из молодых деятелей — Миклай Казаков, драматург С. Николаев и др.

На основе национальных традиций развивается творчество марийских композиторов, из которых особенно известен Яков Эшпай, заслуженный деятель искусств Марийской АССР.

Марийский национальный театр драмы существует еще с 1919 г. Он ставит марийские и переводные русские пьесы.

Не меньшие достижения культуры в Мордовской и в Удмуртской АССР.

Notes:

Среди мордвы-эрзи иногда выделяют небольшую группу «шокша», живущую в Теньгушевском районе и отличающуюся некоторыми особенностями в костюме и пр., что вызвано влиянием мокши. Однако считать шокшу самостоятельным этническим подразделением мордвы нельзя.
Существует, впрочем, и обратное предположение. Археолог Е. И. Горюнова полагает, что около IX—X вв. имело место передвижение племен с востока, из бассейна Камы, на запад, и что именно так меря и попала в Ростовско-Суздальскую землю. Она приписывает мере, повторяя старую гипотезу Европеуса, не финское, а угорское происхождение этом районе обнаруживают в самом деле своеобразную культуру. Но уже с XI в. упоминания об особом племени «мурома» исчезают из летописей, и с этого времени Муромский край — совершенно русский (славянский), и по письменным известиям и по археологическим памятникам.
Само понятие «бог» выражается по-эрзянски словом «пас», по-мокшански «павас» или «шкай».
До революции почти единственной публикацией был «Мордовский этнографический сборник» А. А. Шахматова, если не считать фольклорных текстов, опубликованных в Финляндии Паасоненом.

В этот день:

Нет событий

Свежие записи

Обновлено: 29.04.2019 — 21:20

Счетчики

LiveInternet: показано число просмотров за 24 часа, посетителей за 24 часа и за сегодня

← Предыдущая запись

Следующая запись →

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Комментарий *

Имя

Сайт

Полезное

https://vk.com/widget_community.php?app=0&width=162px&_ver=1&gid=78128960&mode=1&color1=FFD000&color2=000000&color3=000000&class_name=&height=200&url=https%3A%2F%2Farheologija.ru%2Fmordva-marijczy-i-udmurty%2F&referrer=https%3A%2F%2Fwww.google.com%2F&title=%D0%9C%D0%BE%D1%80%D0%B4%D0%B2%D0%B0%2C%20%D0%BC%D0%B0%D1%80%D0%B8%D0%B9%D1%86%D1%8B%20%D0%B8%20%D1%83%D0%B4%D0%BC%D1%83%D1%80%D1%82%D1%8B&191b9d0ad4b

Учебники

Книги

Сборники

Периодика

Мерянский язык

Классификация
Мерянский язык
Страны:	Россия
Регионы:	Ярославская область, Ивановская область, Владимирская область, Костромская область,Тверская область
Общее число говорящих:	0
Статус:	мёртвый язык
Вымер:	XI век
Уральская семья Финно-угорские языки Финно-волжские языки
Языковые коды
ISO 639-1:	—
ISO 639-2:	—
ISO 639-3:	—
См. также: Проект:Лингвистика

Меря́нский язы́к (др.-рус. мер(ь)скыи) — мёртвый^[1] финно-угорский язык, на котором говорило племя меря в центральной части России, локализуемое по летописным и археологическим источникам в районе озёр Неро и Плещеево (где находятся соответственно Ростов и Переславль-Залесский). Об этом языке известно очень мало, фактически до нас дошли только данные топонимики (впрочем, неоднозначно трактуемые). Исчез в Средние века после того, как племя меря было ассимилировано славянами (последний раз меря упоминается в летописи в 907, распад племенной структуры мери относят ко временам Ярослава Мудрого).

Исследования и классификация

Существует две основные версии относительно места мерянского языка в финно-угорской семье.

Согласно одной, он был близок к марийскому языку (ср. близость этнонимов мари и меря; её придерживался Макс Фасмер; проводился также анализ мерянской топонимики с опорой на марийские параллели^[2]). Известный этнограф финно-угровед С. К. Кузнецов писал, что при передвижении на восток самоназвание меря (мери) переходит в мари, и что при объяснении хорографических названий мерянской земли он прибегает к черемисскому языку, поскольку больше ни один из известных языков для этого не пригоден^[3].

Согласно другой версии, мерянский язык стоял ближе к прибалтийско-финским языкам. Сторонником этой гипотезы является Е. А. Хелимский, предложивший свой анализ мерянской топонимии и сделавший вывод, что мерянский язык был ближе к финно-угорским языкам «северо-западной» группы (прибалтийско-финским, саамским)^[4]. По его мнению, наличие марийских параллелей не является критерием принадлежности мерянского языка к марийской группе, поскольку хорошо объяснимо былой смежностью территорий. Например, в вепсском языке имеются малое число слов, общих для вепсского и марийского, но отсутствующих в прибалтийско-финских и мордовских.

Cуществует также особое мнение известного финно-угроведа Шаронова А. М., что мерянский язык был диалектом эрзянского языка^[5]. Однако, данное мнение не получило широкой научной поддержки.

Характерной особенностью мерянского языка некоторые исследователи отмечают образование множественного числа прибавлением к основе согласного -k, что сближает его с венгерским. (В отличие от показателя множественности -t во многих финно-угорских языках).

Примечания

↑ Уральские языки — статья из Большой советской энциклопедии
↑ Матвеев А. К. К проблеме расселения летописной мери // Гуманитарные науки. Вып. 1. 1997. № 7.
↑ Кузнецов С. К. Анализ хорографических названий Мерянской земли. Московский Археологический Институт. 1910.
↑ Хелимский Е. А. Наследие северо-западной группы финно-угорских языков в субстратной топонимии и лексике: Реконструкции, историческая фонетика, этимология // Вопросы ономастики 3. Екатеринбург, 2006. С. 38-51.
↑ Александр Шаронов. Народ Эрзя и Русь: в фокусе русского неславянина.

Финно-угорские языки
Финно-пермские языки
Пермские	коми (коми-зырянский • коми-пермяцкий • коми-язьвинский) • удмуртский
Финно-волжские	марийские: лугово-восточный марийский • горномарийский мордовские: мокшанский • эрзянский вымершие: мерянский † • мещерский † • муромский †
Прибалтийско-финские	вепсский • водский (кревинский †) • ижорский • карельский (тверской карельский • ливвиковский диалект • людиковский диалект) • ливский • финский (квенский • меянкиели) • эстонский (южноэстонский • выруский)
Саамские	бабинский † • инари • йоканьгский • кеми † • кильдинский • колтта • луле • пите • северносаамский • уме • южносаамский
Угорские
Венгерские	венгерский
Обско-угорские	мансийский • хантыйский
† — мёртвые языки

Категории:

Языки и диалекты по алфавиту
Меря
Средневековые языки
Финно-волжские языки
Мёртвые языки

Меря

Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Меря
Расселение	Верхнее Поволжье
Археологическая культура	дьяковская культура → мерянская культура
Язык	мерянский, древнерусский
Религия	финно-угорское язычество, православие
Входит в	финно-угорские народы
Родственные народы	мещера, мокша, эрзя, мурома, марийцы, вепсы

Ме́ря, меря́не^[1]^[2] — летописное племя, древний финно-угорский народ, проживавший в Верхнем Поволжье^[3] на территории современных Ярославской, Ивановской, Владимирской, северной и восточной частях Московской и западной части Костромской областей России^[4].

Положение мерянского языка относительно других финно-угорских остаётся предметом споров: одни исследователи считают, что он был близок к марийскому языку,^[5] другие — что к мордовским, или же обладал сходством с прибалтийско-финскими языками^[3].

Меря была ассимилирована славянским населением центральных районов Северо-Восточной Руси. Археологические памятники мери позднее XI века неизвестны. Предположительно, локальные группы меря сохранялись на территории мерских станов позднее, вплоть до XVI—XVIII веков. Отдельные элементы культуры мери сохранились и развивались в рамках древнерусской материальной культуры Северо-Восточной Руси вплоть до XIII века^[3].

Содержание

Этноним

По всей видимости, название народа меря произошло от прафинно-угорского слова мёри, что означало «человек». Очень похоже называют себя и ныне существующие близкие мерянам народы — мари — марийцы, морт-коми — коми, морт-уд — удмурты, морт-ва — мордва^[6]. Существует также умозрительная версия, что слово «меря» и самоназвание проживающих на западе Марий Эл современных горных марийцев, звучащее приблизительно как мяры, представляют собой однокоренные слова.

Ряд учёных (М. Фасмер, Т. С. Семёнов, С. К. Кузнецов, Д. А. Корсаков, Д. К. Зеленин) отождествляют мерю с мари (марийцами)^[7]^[8]. «История о Казанском царстве» упоминает черемисов (устаревшее название марийцев) как коренных жителей Ростова, не пожелавших креститься и поэтому покинувших город.

Другие учёные (А. К. Матвеев, П. Д. Шестаков) не отождествляют мерю с марийцами, но считают их наиболее близким к мере финно-угорским народом. В то же время Матвеев признаёт, что «несмотря на многочисленные попытки отделить этнонимы меря и мари друг от друга, есть всё же намного больше оснований видеть в них фонетические варианты одного слова…»^[9].

На возможную связь этнонимов меря и мари указывал ещё М. А. Кастрен. Долгое время считалось, что марийцы — это отступившие на восток под натиском славян меряне. Между тем, по мнению А. К. Матвеева, фонетически переход e ~ a, произошедший бы при таком развитии событий, из волжско-финских языков необъясним. Б. Коллиндер и П. Хайду считают оба этнонима древними заимствованиями из языка степных индоиранских культур. Фонетическое различие при этом могло произойти уже в языке-источнике: ср.-перс. mērak‎ «молодой человек», др.-инд. máryah «молодой человек, юноша», авест. marya- «юноша»^[10].

Этногенез

Обычно исследователи считают мерю финно-угорским племенем. Традиционно считается, что мерянский язык был близок к мордовским, а также имел сходство с прибалтийско-финскими языками. Особняком стоит построение археолога В. В. Седова, который считал мерю потомками славянских переселенцев середины 1-го тысячелетия из Центральной Европы^[3]. Он использовал этноним меря для общего названия смешанного славянско-финского населения (мерянская культура) второй половины 1-го тысячелетия нашей эры^[11].

Диалекты этой группы не могут быть объяснены как результат вторичного развития какой-либо из известных акцентологических систем, а должны рассматриваться как наиболее раннее ответвление от праславянского; этнос носителей этого диалекта представляет, по-видимому, наиболее ранний восточный колонизационный поток славян. Вышесказанное, по-видимому, ставит под сомнение принятую в науке атрибуцию голяди и мерян^[12].

Тем не менее «исконная» меря сохранялась в окраинных землях в течение ещё некоторого времени^[13].

История

В середине 1-го тысячелетия н. э. в междуречье Оки и Волги сформировались племена марийцев, мерян, мещеры, мокшан, муромы и эрзян. Племена городецкой культуры испытали сильное влияние пьяноборских племён, которые в начале нашей эры продвинулись в Западном Поволжье. К этому времени позднегородецкие племена приобрели устойчивый обряд в грунтовых могильниках. К началу второй половины 1-го тысячелетия н. э. между перечисленными племенами возникли заметные различия.

Карта Окско-Волжского междуречья (приблизительно до 1350 года) с указанием мест обитания мерян и соседних племён^[14]

Археологическая карта Ростовского, Переславского, Юрьевского и Суздальского уездов, изыскания 1851, 1852, 1853 и 1854 годов

Меряне занимали промежуточное географическое положение между местами обитания прибалтийско-финских (весь, вепсы), волжско-финских (мурома, мещера, марийцы) и урало-финских^{[нет в источнике]} (пермь) народностей, проживая на территории современных Тверской, Владимирской, Московской, Костромской, Ярославской, Вологодской и Ивановской областей России до славянской колонизации их земель в X—XI веках.

Меря впервые была упомянута в VI веке готским летописцем Иорданом под названием меренс (merens) как данник короля го́тов Германариха. Исследователи в меренс видят финно-угорское племя меря^[15]^[16]. Сведения о мере можно найти и в более поздних русских летописях. Согласно летописи «Повесть временных лет», меря располагалась в районе озёр Неро («Ростовское озеро») и Плещеево («Клещина»). По предположению А. Е. Леонтьева, в VI веке мерянские племена переместились из района средней Оки (культура рязано-окских могильников) на север. По мнению В. В. Седова, Леонтьев не пытался подкрепить свою догадку фактическими данными. По утверждению Седова, анализ культуры рязанско-окских могильников и древностей Волго–Клязьминского междуречья второй половины 1-го тысячелетия н. э. определённо свидетельствует о невозможности генезиса последних из первого. Отличаются также погребальная обрядность, комплексы женских украшений и керамические материалы^[17].

Согласно «Повести временных лет», в 859 году мерян обложили данью варяги. В 882 году меря принимала участие в военных походах Олега на Смоленск, Любеч, Киев^[18]. Последнее летописное упоминание мери как отдельного народа имеется под 907 годом, когда меряне в составе войска Олега пошли на Царьград^[19]. Тем не менее известны отдельные упоминания и позднее: mirri в «Деяниях архиепископов гамбургской церкви» северогерманского хрониста Адама Бременского (1075), вероятно, пользовавшегося более ранними источниками.

В житиях епископов Феодора, Леонтия, Авраамия, Исайи и в «Повести о водворении христианства в Ростове» упоминается Чудской конец в Ростове Великом, где стоял каменный идол Велеса, которому поклонялись местные язычники вплоть до начала XII века. Они неоднократно изгоняли присылаемых епископов и по некоторым сведениям даже убивали их^[20]. В одном из списков жития епископа Леонтия упоминается, что Леонтий «русский же и мерьский язык добре умяше». В других списках упоминается «чудской язык», под которым в этом случае мог подразумеваться именно мерянский^[21]^[22].

Начало миграции финно-угорских народов на восток в связи с продвижением восточных славян относится к X—XI векам. Эта территория стала основой Владимиро-Суздальского княжества. Меря выходила в число восставших в 1071 и 1088 годах против насаждения христианства и феодальных порядков. В Истории о Казанском царстве упомянут черемисский (марийский) народ, который жил в Ростовской земле. Автор называет их «остяками». Как сообщает летописец, они убежали от русского крещения и поселились в Болгарской земле и Золотой Орде^[23].

В 1237 году в Лаврентьевской и Тверской летописях в связи нашествием на Русь монголо-татар впервые упоминается город Галич-Мерский, который в 1247 году станет одним из центров Галицко-Дмитровского княжества^[24].

В «письме брата Юлиана о монгольской войне» впервые упоминается Меровия (Merowiam), которая, наряду с несколькими языческими царствами, была завоёвана татарами. По мнению С. А. Аннинского, Меровия находилась к северу от реки Волги, между реками Унжа и Ветлуга^[25]. Н. В. Морохин предполагает, что в Меровии есть два этнотопонима, указывающих на проживавшую в этих местах мерю — Маура, Мериново^[26].

Последний раз меря упоминается в «Житии Авраамия Галицкого», написанного в середине XVI века Протасием, игуменом Чухломского монастыря, о событиях второй половины XIV века^[27]. Когда в XIV веке Авраамий Галичский решил поселиться на Галичском озере, там жили «человеци по дубравам некрещении, наричеми меря»^[28].

По данным археологических раскопок и ориентировочно по данным обширной дославянской топонимики этих мест, меря были финно-угорским народом с языком, близким, вероятно, марийскому, вепсскому, мордовским (эрзянскому и мокшанскому) языкам.

Мифология

Исследователи отмечают совпадение исторического мерянского ареала с распространением почитаемых «синих камней»^[29]. Этнограф А. Альквист предположила, что название «синий» у культовых камней мерян связано с именем Укко, верховного божества грозы финской мифологии, имевшем прозвище «Синяя накидка» (Sinivitta), который в мифах часто представал в одежде синего цвета^[30]. Почитание часто встречающихся на «синих камнях» углублений в виде «следов» и «чаш», а также скапливающейся в таких углублениях талой и дождевой воды, вероятно связано с культом предков^[30].

Археологическая культура

См. также: Дьяковская культура

Предметы быта летописной мери, найденные графом А. С. Уваровым при раскопках мерянских курганов во второй половине XIX века^[31]

До эпохи Великого переселения народов районы междуречья Волги и Оки были заселены племенами дьяковской культуры, родственными племенам днепро-двинской культуры^[32]^[33]. Упадок дьяковской культуры в Москворечье датируется VI—VII веками, а памятников позднее VII века не обнаружено^[34]. Поселения VII—IX веков Москворечья и Верхневолжья остаются слабо исследованными, что не позволяет детально проследить направления этногенетических процессов в регионе^[35].

Одним из первых археологов, исследовавших мерянские памятники в середине XIX века, был граф А. С. Уваров. Раскопав значительное количество курганов, содержавших украшения и бытовые предметы, он определил их как мерянские. При раскопках вокруг озера Неро были обнаружены Сарское городище (племенной центр мери) и 19 селищ, принадлежавших мерянам. Указанные поселения располагались на склонах возвышенностей коренного берега озера, занимая берега ручьёв и рек Сара, Устье, Которосль в пределах досягаемости друг от друга. Другое гнездо мерянских селищ расположено вокруг озера Плещеево. Одно из селищ расположено около озера Савельева (южнее — Плещеева озера на 40 км). С меньшей плотностью памятники мери расположены по течению реки Нерли Клязьминской, в окрестностях Ярославля и в Костромской области вплоть до районов позднейшего русского города Галича Мерьского и Галичского озера, где известен круг памятников, датируемых второй половиной 1-го тысячелетия — началом 2-го тысячелетия и торгово-ремесленным центром на городище Унорож.

Процессы, происходившие в третьей четверти 1-го тысячелетия н. э. в междуречье Волги и Клязьмы, исследовались в работах А. Е. Леонтьева. В культуре второй половины 1-го тысячелетия н. э. не прослеживается связей с предшествующими дьяковскими древностями. В третьей четверти 1-го тысячелетия формируется иное культурное образование, связанное с появлением нового населения. Увеличивается численность населения, в хозяйстве ведущую роль занимает земледелие. Леонтьев выдвинул предположение, что пришлым населением являлась финноязычная меря, что стало основанием для названия культуры «мерянской». Вопрос происхождения этого населения Леонтьев оставляет открытым, высказав предположение, что миграция могла происходить из района культуры рязано-окских могильников^[36].

По наблюдению В. В. Седова, особенности культуры Волго-Клязьменского междуречья (погребальная обрядность, комплексы женских украшений и керамика) демонстрируют невозможность их генезиса из древностей рязано-окских могильников^[37]. По мнению исследователя, вопрос сложения новой культуры невозможно решить без анализа распространения предметов «провинциальноримских типов», которые отражают прилив населения из среднеевропейского ареала. По мнению Седова, формирование мерянской культуры связано с взаимодействием среднеевропейских переселенцев с местными финскими племенами, а сама культура родственна тушемлинской и псковских длинных курганов^[38]. По наблюдениям Седова, основными создателями мерянской культуры были не местные финны, а среднеевропейские переселенцы, так как только так могла сложиться новая поселенческая структура, остававшаяся неизменной и в Древнерусский период, а в хозяйстве могло возобладать земледелие. Как и в других регионах лесной полосы, затронутых среднеевропейской миграцией, в составе переселенцев преобладал славянский элемент, о чём свидетельствует распространение браслетообразных височных колец с сомкнутыми или заходящими концами^[11]. Меря, которая участвовала в призвании варягов и походах Олега, была уже не поволжско-финским племенем, а населением из Ростовской земли, сформировавшимся в условиях славянско-мерянского сожительства^[39]. Эволюция культуры, быта и экономики при перерастании мерянской культуры в древнерусскую была поступательной, без резкого слома^[17]. Археологические наблюдения доказывают акцентологические исследования, согласно которым восточно-великорусские говоры междуречья Волги и Оки составляют особую четвёртую акцентную группу праславянского языка^[40]^[41].

Роль в формировании русских

Основная статья: Славянская колонизация Северо-Восточной Руси

Версия о существенном влиянии прибалтийско-финских племён — в частности, мери, — на сложение русского этноса вызывала сомнения у ряда учёных. Русский историк Николай Костомаров пишет, что роль мери в призвании варягов связана в основном с тем, что она находилась под властью славян, то есть находилась в подчинённом и зависимом от них положении. По мнению учёного, на это указывают славянские названия городов, которые были главами этих земель, раннее образование славянских княжеств, что было возможно только при наличии широкого присутствия на этих землях славянского этнического элемента. В пользу немногочисленности мери говорит и раннее её исчезновение из хроник^[42].

С мнением Костомарова соглашается известный русский и советский этнограф Д. К. Зеленин. В своей работе «Принимали ли финны участие в образовании великорусской народности?» он указывает на то, что говорить о массовом обрусении финнов невозможно, так как они существуют и по настоящее время. В частности, он соглашается с мнением М. А. Кастрена о том, что меря была или тождественна марийцам, которые носят самоназвание мари или близкородственна с ними. Разделение же этого народа на меря и черемис, описанных в «Повести временных лет», он объясняет современным разделением марийского народа на горных и луговых марийцев, из которых первые, как и меря, выступали союзниками, а вторые — противниками русских княжеств. Он также указывает, что часть жителей Ростовского княжества, сопротивляющаяся христианизации, переселилась за его пределы, что согласуется с информацией из летописей о языческом фанатизме местных меря, которые доходили до убийства христианских священнослужителей. Зеленин считает, что «мирная» колонизация русскими северо-восточных земель — всего лишь красивая легенда некоторых историков. Столкновения с прибалтийско-финскими племенами время от времени происходили, и им приходилось уступать территории славянам и уходить на новые места жительства. Он отмечает и то, что диалектология и этнография не находят в общевеликорусском говоре и быте сколько-нибудь значительных прибалтийско-финских элементов^[43].

К подобным выводам пришла и русская антропологическая экспедиция под руководством антрополога В. В. Бунака. Он объединил русских, проживающих в Костромской, Вологодской, Кировской и северной части Нижегородский области, в вологдо-вятский антропологический тип, и сделал вывод о том, что этот тип имеет, несмотря на некоторые региональные особенности, ясное отличие от местных восточно-финских народов, и в целом имеет очевидное сходство с другими антропологическими русскими группами — в частности, с ильменским типом. На бывшей территории проживания мери — в Ивановской, Владимирской и западной части Нижегородской областей, находятся ещё два русских антропологических типа. Восточный верхневолжский тип отличается от западного верхневолжского более тёмной пигментацией глаз и волос. Клязьминский русский тип отличается от северо-западного ильменского в основном только более тёмной пигментацией глаз и волос, более сильным ростом бороды и более прямыми контурами носа. С прибалтийско-финскими типами эти типы не сравнивались ввиду незначительного отличия от прочих русских типов^[44].

По мнению антрополога В. П. Алексеева, прибалтийско-финский субстрат, характеризующийся плосколицестью и плосконосостью, оказывал значительное влияние на формирование средневекового восточнославянского населения, в том числе на словен, кривичей и вятичей, но он не был основным компонентом в сложении современного русского народа — на протяжении 2-го тысячелетия он почти полностью растворился. Современное восточнославянское, и особенно русское население по своим антропологическим признакам отличается от средневекового восточнославянского населения и приближается к средневековому западнославянскому и южнославянскому населению. Чтобы объяснить этот парадокс, Алексеев связывает это с тем, что у русского и прибалтийско-финского населения были разные темпы прироста из-за того, что у славян была более высокая культура и более высокий уровень экономического и общественного развития, а также с более поздними славянскими миграциями на территорию проживания восточных славян в первые века 2-го тысячелетия — в основном, с запада и юго-запада; они привели к увеличению славянского населения и растворению в нём прибалтийско-финских этнических элементов^[45].

Предположения о генетической принадлежности

Согласно генетическим исследованиям аутосомных генов современных жителей России, марийцы вместе с чувашами и казанскими татарами формируют отдельный «генетический полюс», который не оказал влияния на генетику русских, что может^[как?] говорить о том, что меря не оставила следа в русском генофонде, в случае её генетического родства с марийцами. Либо генетика мери была схожей с генетикой славян, подобно генетике эрзя и мокши, которые входят в «балто-славянский» генетический полюс^[46].

В ходе проводившихся генетических исследований Y-хромосомы было изучено 4 популяции русских Ярославской области: собственно русские, а также русские этнографические группы — сицкари и мологжане. Русские Ярославской области входят в общий кластер центральных и южных русских, украинцев и белорусов. Близость к финно-угорским популяциям (кроме мордвы), характеризуемая субвариантом N1a1a1a1a2-Z1936 гаплогруппы N-M178, незначительна. Это позволило исследователям выдвинуть гипотезу о заселении этих мест в основном в результате Ростово-Суздальской славянской миграции, а не Новгородской. Генофонд сицкарей отличается генетическим своеобразием. Частоты гаплогрупп сицкарей имеют некоторое отличие как от славянских, так и от финно-угорских популяций, что может говорить о долгом самостоятельном существовании этой группы (60 % гаплогруппы R-M458 и максимально возможная древность её ветвей). При этом результаты исследований сицкарей опровергают гипотезы о происхождении этой популяции от монголо-татар и карел. Исследование мологжан показало, что в их генофонде представлен субвариант N1a1a1a1a2-Z1936 (в тексте статьи приведено устаревшее наименование этой ветви N3a4-Z1936 номенклатуры ISOGG, использовавшееся до 2008 года) гаплогруппы N-M178 с частотой 26 %, который характеризует в основном финно-угорское население, что может говорить о серьёзном финно-угорском пласте в генофонде мологжан — предположительно мерянском. Это позволило исследователям выдвинуть гипотезу о высокой частоте субварианта данной гаплогруппы у мерян^[47]^[48].

В процессе проведения палеогенетических исследований останков различных эпох (железного века, Средневековья, пост-Средневековья), обнаруженных в могильниках Суздальского района, были выделены четыре кластера. Первых два кластера — кластер железного века (представители рязано-окской культуры) и средневековое население, соотносимое, предположительно, с мерей — обнаруживают близость к уралоязычным популяциям и северным русским. Третий кластер — население, соотносимое со славянскими пришельцами в регион — группируется со славянскими популяциями. Четвертый кластер — постсредневековое население региона — моделируется как смесь «славянского» (около 70 % вклада) и «мерянского» кластеров, а так же кластера железного века^[49]^[50].

Следы в лингвистике и топонимике

Основная статья: Мерянский язык

Учёные-лингвисты предполагают, что меря говорили на обособленном от остальных финно-угорских мерянском языке, который был близок к языкам соседних поволжских финно-угорских племён — марийскому, эрзянскому, мокшанскому, а также прибалтийско-финским языкам. Научных данных о существовании собственной мерянской письменности нет; язык мери давно вымер. С XIX века основным источником для его исследования была местная субстратная топонимия, распространённая на территории исторических мерянских земель^[51].

Согласно новейшим достижениям сравнительной лингвистики, восточно-великорусские говоры междуречья Волги и Оки входят в четвёртую акцентную группу: «диалекты этой группы ввиду сугубой архаичности их акцентной системы не могут быть объяснены как результат вторичного развития какой-либо из известных акцентологических систем, а должны рассматриваться как наиболее раннее ответвление от праславянского; этнос, носитель этого диалекта, представляет, по-видимому, наиболее ранний восточный колонизационный поток славян»^[41]. Доказательством весьма раннего расселения славян на «мерянской» территории и достаточно долгого отсутствия здесь двуязычия является фактическое отсутствие в великорусских говорах Волго-Клязьминского междуречья финно-угорских лексических заимствований, в отличие от Севера, где эти заимствования в русских говорах широко распространены^[52].

В популярной литературе бытует мнение, что корень меря (иногда произносившийся и как неря) сохранился до наших дней^[53] в ряде топонимов, таких как озеро Неро и река Нерга в Ярославской области, река Нерль Волжская и река Нерль Клязьменская, река Нерехта и город Нерехта в Костромской области, река Нерехта в Ковровском районе Владимирской области, а также река Нерская на востоке и озеро Нерское на севере Московской области. Река Якша в Костромской области в верхнем течении сохранила второе название «Мерская», а в Московской области сохранилась и река Мерянка с истоком в современной Москве. Название «Миря/Меря» до 1863 года носило село Казанское в Павлово-Посадской волости (ныне — Павлово-Посадский район Московской области)^[54]. Деревня Меры в Истринском районе Московской области упоминалась до XVII—XVIII веков под названием «Меря»^[55]. Существует также множество деревень под названием Неря. В Ивановской области есть Нырское озеро и река Ныра. В древнем Новгороде имелся Неревский конец^[56]^[57], наряду со Славенским (от названия племени ильменские словене).

Советский и российский географ Е. М. Поспелов приводит мнение некоторых лингвистов и историков, что корень нер- не имеет никакого отношения к этнониму меря, а эти топонимы образованы от древней основы нер-/нар-, широко распространённой в гидронимии севера Евразии: Нарев, Нара, Нарочь, Нярис, Нерусса и другие (ср. лит. nara «поток»)^[58]. Вместе с тем, на примере гидронима «Нерская» на востоке Московской области просматривается преемственность изначальному имени «Мерская» / «Мерьская», подкреплённая историческими документами (например, упоминание «мерянского» варианта гидронима в духовных грамотах Ивана Калиты)^[59]^[60]. Город Галич в Костромской области в старину называли «Галич-Мерский» (как и княжество, столицей которого он был), отличая таким образом через соотнесение с окружающим «мерянским» населением^[61], от южного Галича (что на современной Западной Украине). Озеро, на берегу которого находится город Галич, ныне одноимённое ему, в прошлом носило у местного населения название «Нерон», что сохранилось в одном из местных диалектов^[62].

В топонимах определяющими для мери являются следующие форманты:

-бол, -пол или -скол, такие как Шурскол, Пужбол (Пушбол), Большая Брембола, Малая Брембола, Яхробол, Искробол, Шачебол, Пачеболка (Пачебол), Ракоболь (Ракобол), Ружбол, Деболовское (Дебол), Толгоболь (Толгобол), Нушполы, озёра Шачебольское и Яхробольское. Похожие названия (с переходом О в А) сохранились на территории Марий Эл: Ардембал, Отымбал, Яктерлюбал, Шарембал. На территории современной Владимирской области находятся населённые пункты Кинобол, Кибол, Шихобалово (Шихобал)^[63].
-ма или -ома означают «земля», ср. финское maa «местность», «земля». В качестве примера можно привести названия городов — Кострома, Кинешма, Тотьма, Яхрома, Чухлома, Талдом (на старых картах он обозначался как Талдома) и рек — Желема, Кочема, Клязьма, Вельма, Большая Ушма, Тошма, Куйма (приток Дубны), Кильма, Пихтома (приток Дубны), Пахма, Яхрома (приток Сестры), Яхрома (приток Медведицы), Яхрома (приток Колокши), Колдома (приток Волги) , Кисьма, Кострома, Сегема (приток Волги), Улейма, Урдома, Уткома, Ухтома (приток Согожи),Ухтома (приток Нерли), Эдома^[64]^[65]. О прибалтийско-финском происхождении этих названий свидетельствует то, что реки с названиями Куйма и Сегема существуют также и в Карелии.
-ока, -ога, -ика «река», ср. финское joki, вепсское jogi, что значит «река». Реки — Молога, Колога (приток Волги), Нодога^[64]^[65].
-са, -ша или -ча означают «болото», ср. современное финское suo «болото». В пример можно привести реки Мича, Троча (приток Волги), Хотча, Уча (приток Клязьмы), Уча (приток Обноры), несколько рек с названием Шача, Кукса, Парша (приток Малой Нерли), Парша (приток Тезы)^[65]^[66].
-окча, -икча, -окса, -икса, -екса, -икша, -икса, -екша и так далее. Происходят от сложения прибалтийско-финских слов со значениями «река» и «болото», ср. финское joki и suo, что истолковывается как «река с топкими берегами». В качестве примера можно привести названия рек — Молокча (Молокша), Икша, Рокша (приток Яхромы), Рокша (приток Шахи), Малая Колокша, Большая Колокша, Локша (приток Волги), Пекша, Шикша, Вёкса (река, впадает в Сомино), Ширмокша (приток Волги), Юдокса^[64]^[65].
-оть, -ать, -одь, адь. Реки — Елнать, Лать (приток Волги), Соть, Сеготь, Сулоть (приток Дубны), Юхоть, Якоть^[64]^[65].
-хта. Города — Нерехта Реки — Нерехта (приток Клязьмы), Нерехта (приток Солоницы), Самахта (приток Волги), Сонахта (приток Волги)^[64]^[65].

В современной культуре

Меря упоминается в стихотворении Александра Блока «Русь моя, жизнь моя»:Чудь начудила, да Меря намерила / Гатей, дорог, да столбов верстовых…
Жизни «современных мерян» посвящена повесть Дениса Осокина (Аиста Сергеева) «Овсянки» (2008)^[67]. В 2010 году кинорежиссёром Алексеем Федорченко был снят художественный фильм «Овсянки»^[68]^[69], героями которого являются представители древнего народа меря, сохранившиеся, по версии авторов фильма, до наших дней. Нравы и обычаи древнего летописного народа, представленные в фильме, являются художественным вымыслом и не основаны на исторических документах и иных научно установленных фактах.
Мерянам посвящена повесть эрзянского писателя А. А. Авардина «Костромские каникулы».

По итогам всероссийской переписи населения 2020—2021, 109 человек указали свою национальную принадлежность как «меря»^[70]^[71], однако в таблице под номером 1 тома номер 5 это самоназвание входит в группу «марийцы»^[72].

См. также

Примечания

↑ Показать компактно

Меря // Отечественная история. История России с древнейших времен до 1917 года: Энциклопедия / Глав. ред. В. Л. Янин. — М.: Большая российская энциклопедия, 2000. — Т. 3. К—М. — С. 559—560. Матвеев А. К. Субстратная топонимия русского Севера и мерянская проблема // Вопросы языкознания. — 1996. — № 1. — С. 3—23. Леонтьев, 2012, с. 45. Матвеев, 1997, с. 6. Напольских, Савельев, 2023. «Народы России. Живописный альбом.» — СПб. : Типография товарищества «Общественная польза», 1877-1880. Леонтьев А. Е.Археология мери. К предыстории Северо-Восточной Руси. 1996.Архивная копия от 31 января 2008 на Wayback MachineЗеленин Д. К. Восточные славяне. Кто они? — М.: Эксмо, 2012. — С. 14. — 399 с. — 2000 экз. — ISBN 978-5-699-56962-5. Матвеев, 1997, с. 9. Матвеев А. К. Субстратная топонимия Русского Севера. IV. Топонимия мерянского типа. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2015. С. 42-43. Седов, 2002, с. 393. Дыбо В. А., Николаев С. Л., Замятина Г. И. Основы славянской акцентологии. — М., 1990. — С. 157—158. Седов В. В. Конфедерация северно-русских племен в середине IX в. // Древнейшие государства Восточной Европы. 1998 г. Памяти чл.-кор. РАН А.П.Новосельцева. / Т.М. Калинина. — М.: «Восточная литература» РАН, 2000. — С. 245. — 494 с. — ISBN 5-02-018133-1. Виктор Рагозин. «Волга». Атлас, том 2 «От Оки до Камы» : С-Пб, 1880 Мачинский, Кулешов, 2004, с. 51—52. Зиньковская, 2011, с. 60—61. Седов, 2002, с. 145. Повесть временных лет Архивная копия от 6 сентября 2016 на Wayback Machine. Летопись Ярославля: 1010—2010. СПб.: ИД «Морской Петербург», 2007. 360 с.; ил. Мельник А. Г. «Святой Леонтий Ростовский: равноапостольный или мученик?» Дата обращения: 28 августа 2016. Архивировано из оригинала 1 декабря 2017 года. Третьяков П. Н. У истоков древнерусской народности — Ленинград: «Наука», 1970. — с. 139. — 156 с. — 3000 экз. Воронин Н. Н.«Житие Леонтия Ростовского» и византийско-русские отношения X в.Архивная копия от 19 февраля 2015 на Wayback Machine // Византийский временник. Т. XXIII. С. 30. Казанская история Архивная копия от 14 апреля 2015 на Wayback Machine / Подготовка текста и перевод Т. Ф. Волковой — Электронные публикации Института русской литературы (Пушкинского Дома) РАН. Летописные повести о монголо-татарском нашествии Архивная копия от 27 января 2012 на Wayback Machine / Подготовка текста, перевод и комментарии Д. М. Буланина — Электронные публикации Института русской литературы (Пушкинского Дома) РАН. Аннинский С. А. Известия венгерских миссионеров ХШ-XIV вв. о татарах и Восточной Европе // Исторический архив. III. М., 1940. С. 85-86. Морохин Н. В. «Нижегородский топонимический словарь» — Нижний Новгород : КиТиздат, 1997. Протасий, игумен Чухломского Покровского монастыря Архивная копия от 18 марта 2015 на Wayback Machine. Электронные публикации Института русской литературы (Пушкинского Дома) РАН. Дорофеева К. В.Житие преподобного Авраамия Галичского Архивная копия от 8 декабря 2015 на Wayback Machine. Матвеев, 1997. Киселев А. В.Деревенские святыни южных регионов Ярославского Поволжья в XIX-XX вв. Сообщения Ростовского музея — С. 230. Государственный музей-заповедник «Ростовский кремль» (2004). Дата обращения: 3 июля 2014. Архивировано из оригинала 3 июля 2014 года. Атлас к исследованию о мерянах и их быте. СПб., 1872. Третьяков П. Н. К истории племён Верхнего Поволжья в I тысячелетии н. э. Материалы и исследования по археологии СССР №5. — Л.: Академия наук СССР, 1941. Бадер О. Н. Древние городища на Верхней Волге // Материалы и исследования по археологии Верхнего Поволжья. Материалы и исследований по археологии СССР № 13. — М.—Л.: Академия наук СССР, 1950. — С. 90—132. Седов, 2002, с. 389. Седов, 2002, с. 390. Леонтьев А. Е. Археология мери: К предыстории Северо-Восточной Руси. Археология эпохи великого переселения народов и раннего средневековья. — М.: Институт археологии РАН, 1996. Седов, 2002, с. 390-391. Седов, 2002, с. 391. Седов, 2002, с. 397. Седов, 2002, с. 394. Дыбо В. А., Замятина Г. И., Николаев С. Л.Основы славянской акцентологии. — М., 1990. — С. 157—158. Архивировано 14 июля 2015 года.Костомаров Н. И. Русская республика: Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада (История Новгорода, Пскова и Вятки) Зеленин Д. К. Принимали ли финны участие в образовании великорусской народности? Бунак В. В. Происхождение и этническая история русского народа по антропологическим данным. — М.: Наука, 1965. — Т. 88. — (АН СССР. Труды института этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая.) Алексеев В. П. Происхождение народов Восточной Европы: Краниологическое исследование. М.: Наука, 1969 Козлов Сергей. Интерпретация взаимосвязей аутосомных генофондов народов Севера, говорящих на финских и пермских языках, в свете работ В. В. Напольских. Генофонд.рф. Дата обращения: 7 марта 2017. Архивировано 8 марта 2017 года. М. И. Чухряева, Е. С. Павлова, В. В. Напольских и др. Сохранились ли следы финно-угорского влияния в генофонде русского населения Ярославской области? Свидетельства Y-хромосомы //Генетика. 2017, том 53, № 3, с. 1-12. Дата обращения: 13 апреля 2017. Архивировано 27 января 2021 года. Сохранился ли след дославянского населения в генофонде русских Ярославской области? Генофонд.рф. Дата обращения: 13 апреля 2017. Архивировано 14 апреля 2017 года. Надежда Маркина.Популяционная динамика Волго-Окского междуречья периода славянизации (RU) // генофонд.рф : Статья. — 2022. Архивировано 6 августа 2023 года. Sanni Peltola, Kerttu Majander, Nikolaj Makarov.Genetic admixture and language shift in the medieval Volga-Oka interfluve (ENG) // Current Biology. — 2022. Архивировано 18 декабря 2022 года. Матвеев, 1997, с. 5. Николаев С. Л.«Раннее диалектное членение и внешние связи восточнославянских диалектов» (3. Великорусские говоры «литературного типа»)Архивная копия от 5 марта 2016 на Wayback Machine // «Вопросы языкознания» 1994, № 3. С. 23—49. Смирнов Ю. М.Ещё более загадочная нерева // Домовой. 1992. № 1. С. 34-36.(недоступная ссылка)Е. М. Поспелов Топонимический словарь Московской области. — М. : Инфомационно-издательский дом «Профиздат», 2000. — С. 111 Е. М. Поспелов Топонимический словарь Московской области. — М. : Инфомационно-издательский дом «Профиздат», 2000. — С. 168 Янин В. Л., Алешковский М. X.Происхождение Новгорода (к постановке проблемы) // История СССР. 1971. № 2. C. 32-61.Архивная копия от 31 декабря 2007 на Wayback Machine Пёусти О. Столицы финно-угорского мира. Неиллюстрированная интернет-версия, Osmo Pöysti, 2001—2004 года, Куру, Финляндия. Дата обращения: 28 декабря 2007. Архивировано 12 февраля 2008 года. Поспелов Е. М. Географические названия мира: Топонимический словарь / Отв. ред. Р. А. Агеева. — 2-е. — М.: Русские словари: Астрель: АСТ, 2002. — С. 283, 287, 304. — 512 с. — 5000 экз. — ISBN 5-17-001389-2. Любавский М. К. Заселение Верхневолжского и Окского бассейнов // Образование основной государственной территории великорусской народности. — Ленинград: Акад. наук СССР, Археогр. комиссия, 1929. Георгиевская церковь в честь воина Христова Георгия (c. Ванилово, Московская обл.) // Благовестник. — Коломна, 2009. — Вып. 4. Новиков А.В., Баранов В.С., Новикова О.В. Археологические исследования исторических городов Костромского края. Вып. 1. Галич-2009, Кострома-2011.. — Кострома: Костромская археологическая экспедиция, 2014. — С. 9—19. Свиньин П.П. часть I, глава «Галич» // Картины России и быт разноплеменных её народов из путешествий П.П.Свиньина. — С-Петербург, 1839. — С. 170-171. Поспелов Е. М. Географические названия Московской области: Топонимический словарь. — М.: АСТ, 2008. — С. 596. — 600 с. — 3000 экз. — ISBN 978-5-17-042560-0. Виктор Рагозин «Волга». Атлас, том 1 «От истока до Оки» — С-Пб, 1880 Здановский И. А. «Гидрографическая карта Московской Губернии» — Москва, 1926 Виктор Рагозин «Волга». Атлас, том 1 «От истока до окОки» — С-Пб, 1880 Аист Сергеев. Овсянки Архивная копия от 17 августа 2011 на Wayback Machine. Опубликовано в журнале Октябрь, номер 10, 2008. Скрыльников П. А.Неоязычество сегодня : движение Merjamaa в региональном и общероссийском контексте // Ойкумена. Регионоведческие исследования. 2016. № 2 (37). Каунов Д. А.Идеалы международного финно-угорского этнополитического движения и современный «мерянский ренессанс» в областях бассейна Верхней Волги // Studia Culturae : Simposium. — 2017. — Вып. 2 (32). — С. 81—94. Итоги ВПН-2020. Том 5 Национальный состав и владение языками. Дата обращения: 6 марта 2024. Архивировано 6 августа 2023 года. Варианты ответов населения на вопрос «Ваша национальная принадлежность»

Том 5. «Национальный состав и владение языками». Таблица 1. Национальный состав населения. Дата обращения: 31 декабря 2022. Архивировано 30 декабря 2022 года.

Литература

Меря : [арх. 21 февраля 2023] / Леонтьев А. Е. // Меотская археологическая культура — Монголо-татарское нашествие [Электронный ресурс]. — 2012. — С. 45. — (Большая российская энциклопедия : [в 35 т.] / гл. ред. Ю. С. Осипов ; 2004—2017, т. 20). — ISBN 978-5-85270-354-5.
Хомяков М.М. Этнологическая история Поволжья по новейшим литературным данным. — Казань: Типо-литография императорского университета, 1911.
Леонтьев А. Е. Археология мери: к предыстории Северо-Восточной Руси. — М.: Геоэкто, 1996. — 340 с.
Матвеев А. К. К проблеме расселения летописной мери // Известия Уральского государственного университета. — 1997. — № 7. — С. 5—17.
Седов В. В. Славяне: Историко-археологическое исследование. — М.: Языки славянской культуры, 2002. — 624 с. — ISBN 5-94457-065-2.
Мачинский Д. А., Кулешов В. С. Северные народы середины IV — первой половины VI в. в «Getica» Иордана // Ладога и Глеб Лебедев. Восьмые чтения памяти Анны Мачинской. — 2004. — Вып. 8. — С. 26—72.
Зиньковская И. В. К вопросу об историко-археологической идентификации одного из «северных народов» у Иордана (Get., 116) // Известия Саратовского университета. — 2011. — Т. 11. — С. 56—63.
Напольских В. В. «Список народов Германариха» — готский путь от Ладоги до Кубани // Уральский исторический вестник. — 2012. — № 2 (35). — С. 20—30.
Напольских В. В., Савельев А. В. Мари, меря, мурома — история этнонимов и реконструкция языков субстратной топонимии // Вопросы ономастики. — 2023. — Т. 20, № 3. — С. 9—30.

Ссылки

	В Викисловаре есть статья «меря»

Карта расселения народов Европы в IX веке. УНПК Орловский Государственный технический университет

Мерянский язык

Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Мерянский язык
Страны	Россия
Регионы	Верхнее Поволжье
Общее число говорящих	0
Статус	мёртвый язык
Вымер	XVIII век
Классификация
Категория	Языки Евразии
Уральская семья Финно-угорские языки Финно-волжские языки
Письменность	бесписьменный
LINGUIST List	0tw

Меря́нский язы́к (др.-рус. мєр(ь)скъıї) — мёртвый^[1] финно-угорский язык, на котором говорило племя меря в центральной части России, проживающее, по летописным и археологическим источникам, в районе озёр Неро и Плещеево (где находятся, соответственно, Ростов и Переславль-Залесский).

Об этом языке известно очень мало: фактически до нас дошли только данные топонимики (впрочем, неоднозначно трактуемые). Язык исчез в Средние века после того, как племя меря было ассимилировано славянами (последний раз меря упоминается в летописи в записи 907 года, распад племенной структуры мери относят ко временам Ярослава Мудрого).

Исследования и классификация

Существует две основные версии относительно места мерянского языка в финно-угорской семье.

Согласно одной, он был близок к марийскому языку (из-за близости этнонимов мари и меря; её придерживался Макс Фасмер; проводился также анализ мерянской топонимики с опорой на марийские параллели^[2]^[3]). Известный этнограф финно-угровед С. К. Кузнецов писал, что при передвижении на восток самоназвание меря (мере) переходит в мари, и что при объяснении хорографических названий мерянской земли он прибегает к марийскому языку, поскольку больше ни один из известных языков для этого не пригоден^[4].

Согласно другой версии, мерянский язык стоял ближе к прибалтийско-финским языкам. Сторонником этой гипотезы является Е. А. Хелимский, предложивший свой анализ мерянской топонимии и сделавший вывод, что мерянский язык был ближе к финно-угорским языкам «северо-западной» группы (прибалтийско-финским, саамским)^[5]. По его мнению, наличие марийских параллелей не является критерием принадлежности мерянского языка к марийской группе, поскольку это хорошо объяснимо былой смежностью территорий. Например, в вепсском языке имеются малое число слов, общих для вепсского и марийского, но отсутствующих в прибалтийско-финских и мордовских.

Существует также особое мнение известного финно-угроведа А. М. Шаронова, что мерянский язык был диалектом эрзянского языка^[6]. Однако данное мнение не получило широкой научной поддержки.

Из-за наличия древних саамских топонимов глубоко — на юг к реке Волге — не отрицается также пограничное саамское/прибалтийско-финское положение мерянского языка.

Характерной особенностью мерянского языка некоторые исследователи отмечают образование множественного числа прибавлением к основе согласного -k, что сближает его с венгерским^[7], — в отличие от показателя множественности -t (-d) во многих других финно-угорских языках.

Примечания

[bse.sci-lib.com/article114382.html Уральские языки] — статья из Большой советской энциклопедииМатвеев А. К.К проблеме расселения летописной мери Архивная копия от 24 сентября 2014 на Wayback Machine / А. К. Матвеев // Известия Уральского государственного университета. — 1997. — № 7. — С. 5-17. https://t.me/merja_mem/150 Архивная копия от 17 декабря 2023 на Wayback Machine “После работ А. К. Матвеева представления об особой близости реконструируемого по данным субстратной топонимии мерянского языка с марийским отрицать, по-видимому, не приходится. Попытки выразить скептическое отношение к этой гипотезе по сути бессодержательны и сводятся к общим словам и отсылке к расхождениям национальных научных школ, ср.: «российские исследователи связывают мерянский с марийским, а финские подчеркивают схождения мерянского с финским» с характерным завершением: «many details are unclear» <многие детали остаются неясными>, — и с симптоматической ссылкой на сочинения О. Б. Ткаченко. Возможно, финским авторам и правда проще сближать мерянский с финским, но мерянско-марийская гипотеза базируется на фактах, а не на мнимой тенденциозности российской науки, да и российские ученые в сущности только оформили и развили старую точку зрения [Castrén, Vasmer, 1935; Фасмер. Лингвист, финноугровед. Член-кор. РАН В. В. Напольских. 2023. Кузнецов С. К. Анализ хорографических названий Мерянской земли. Московский Археологический Институт. 1910. Хелимский Е. А.Наследие северо-западной группы финно-угорских языков в субстратной топонимии и лексике: Реконструкции, историческая фонетика, этимология Архивная копия от 30 мая 2016 на Wayback Machine // Вопросы ономастики 3. Екатеринбург, 2006. С. 38-51. Александр Шаронов. Народ Эрзя и Русь: в фокусе русского неславянина. Дата обращения: 31 октября 2010. Архивировано 11 февраля 2011 года.

О.Ткаченко; Исследования по мерянскому языку; Грамматика Архивная копия от 21 января 2022 на Wayback Machine, с. 70.

Литература

Ткаченко О. Б. Мерянский язык / Ин-т языковедения им. А. А. Потебни АН УССР. — Киев: Наукова думка, 1985. — 208 с. (обл.)
Ткаченко О. Б. Исследования по мерянскому языку. — Кострома: Инфопресс, 2007. — 357 с.
Напольских В. В., Савельев А. В. Мари, меря, мурома — история этнонимов и реконструкция языков субстратной топонимии // Вопросы ономастики. — 2023. — Т. 20, № 3. — С. 9—30.

Финно-угорские языки

Некоторые внешние ссылки в этой статье ведут на сайты, занесённые в спам-лист Эти сайты могут нарушать авторские права, быть признаны неавторитетными источниками или по другим причинам быть запрещены в Википедии. Редакторам следует заменить такие ссылки ссылками на соответствующие правилам сайты или библиографическими ссылками на печатные источники либо удалить их (возможно, вместе с подтверждаемым ими содержимым). Список проблемных ссылок

Категории:

СТАТЬИ
DOI 10.15826/vopr_onom.2023.20.3.029
УДК 811.511.1’373.21 + 811.511.1’282 +

81:39 + 811.511.11 + 811.511.151
В. В. Напольских
1 Уральский федеральный университет
Екатеринбург, Россия
2 Российская академия народного хозяйства
и государственной службы
при Президенте РФ
Москва, Россия
А. В. Савельев
1 Уральский федеральный университет
Екатеринбург, Россия
2 Институт языкознания РАН
3 Национальный исследовательский
университет «Высшая школа экономики»
Москва, Россия
МАРИ, МЕРЯ, МУРОМА — ИСТОРИЯ ЭТНОНИМОВ
И РЕКОНСТРУКЦИЯ ЯЗЫКОВ
СУБСТРАТНОЙ ТОПОНИМИИ
В работах А. К. Матвеева, О. В. Смирнова и др. надежно обоснована старая гипотеза
о родстве мерянских языков (сегодня представляется возможным говорить о целой группе
языков или диалектов, реконструируемых на базе субстратной топонимии Центральной
России: ростовском мерянском, костромском мерянском и муромском, или «нижнеклязь-
минском») с марийским. В статье рассматривается дискуссия, ведущаяся в данной области;
отмечается, что современная реконструкция прамарийского вокализма, базирующаяся,
в частности, на учете истории марийско-тюркских контактов, безусловно, подкрепляет эту
гипотезу. Авторы предлагают вариант схемы родословного древа финно-пермских языков
с включением марийско-мерянской группы и других реконструированных по данным
Вопросы ономастики. 2023. Т. 20. № 3. С. 9–30
© Напольских В. В., Савельев А. В., 2023
10 В. В. Напольских, А. В. Савельев
субстратной топонимии мертвых финно-пермских языков. Однако, поскольку результаты
анализа субстратного топонимического материала, на которых базируется реконструкция
мерянских языков, всегда по природе своей остаются в известной мере дискуссионными,
авторы предлагают обратиться к анализу этнонимии. В статье рассматривается давно
(М. А. Кастрен) отмеченное сходство этнонимов мари и меря, а также мурома, исходя
из того, что во всех случаях отражены самоназвания. С привлечением данных по исто-
рическому вокализму марийского и тех особенностей вокализма мерянского и муром-
ского языков, которые можно извлечь из топонимического материала, реконструируются
праформы мар. *märə, ме р. *märə, мур ом. *mürə, возводимые к общей мар. -мер. *märə,
которую, как это уже принято в финно-угроведении, предлагается возводить к какому-то
рефлексу арийского *marya- ‘юноша, молодой воин, член молодежного воинского союза’
(авторы намерены рассмотреть проблемы арийского источника данного этнонима в от-
дельной статье). Реконструкция общего для марийцев, мери и муромы этнонима *märə
служит сильнейшим аргументом не только в пользу близости языков марийско-мерянской
группы, но и указывает на тесные этнические связи носителей этих языков и их общее
происхождение.
К л ю ч е в ы е с л о в а: субстратная топонимия; этнонимия; мерянский язык; марий-
ский язык; меря; мари; мурома; финно-пермские языки
Благодарности
Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда № 23-18-
00439 «Ономастикон и лингвокультурная история Европейской России», https://rscf.ru/
project/23-18-00439/
После работ А. К. Матвеева [2001а; 2015а; 2015б] представления об особой
близости реконструируемого по данным субстратной топонимии мерянского языка
(точнее языков) с марийским отрицать, по-видимому, не приходится [Смирнов,
2015; Напольских, 2016]. Попытки выразить скептическое отношение к этой
гипотезе по сути бессодержательны и сводятся к общим словам и отсылке к рас-
хождениям национальных научных школ, ср.: «российские исследователи связы-
вают мерянский с марийским, а финские подчеркивают схождения мерянского
с финским» [Saarikivi, 2022, 32] с характерным завершением: «many details are
unclear» <многие детали остаются неясными>, — и с симптоматической ссылкой
на сочинения О. Б. Ткаченко (см. прим. 1 ниже) [Там же]). Возможно, финским
авторам и правда проще сближать мерянский с финским (начиная, видимо, с возра-
жений П. Равилы М. Фасмеру — отчасти, впрочем, вполне основательных [Ravila,
1940]), но мерянско-марийская гипотеза базируется на фактах, а не на мнимой
тенденциозности российской науки, да и российские ученые в сущности только
оформили и развили старую точку зрения [Castrén, 1856, 16; Vasmer, 1935; Фасмер,
2, 606; Zsirai, 1937/1994, 275].
Из скептических оценок возможностей мерянской реконструкции на базе
топонимических материалов наибольший интерес представляет обсуждение
этой темы в работах А. Альквист, дискуссия которой с А. К. Матвеевым была
11Мари, меря, мурома — история этнонимов и реконструкция языков
предметной и чрезвычайно содержательной. Основное общее положение, отстаи-
ваемое А. Альквист, состоит в том, что границы исторических мерянских земель
(далее — ИМЗ) весьма неопределенны, менялись со временем, а привязка тех или
иных топоформантов к мерянскому языку только на основании распространения
их на ИМЗ недостаточно обоснована прежде всего потому, что нет никаких осно-
ваний отрицать существование домерянских (скорее всего, в основном финно-
угорских, но, возможно, и иных, например балтских) субсубстратных топони-
мических пластов на ИМЗ. Сложность дифференциации собственно мерянского
и домерянских пластов усугубляется еще и тем, что субсубстратная топонимия
прошла через «мерянский фильтр». Поэтому исследовательница утверждала, что,
прежде чем решать проблему выявления именно мерянских данных, нужно прове-
сти тщательнейший сбор самого топонимического материала, и видела основную
проблему именно в недостаточном объеме и качестве первичных топонимических
данных, находящихся в нашем распоряжении [Альквист, 1997, 22–23; 2000]. Оба
положения — и о наличии субсубстратных домерянских пластов топонимии,
и об эмбриональном состоянии не только изучения, но и сбора топонимического
материала в Европейской (да и Азиатской) России за пределами зоны Русского
Севера, охваченной экспедиционной работой, которая велась А. К. Матвеевым
и его школой, — совершенно справедливы. Однако означает ли это, что возможен
только сверхосторожный, а точнее скептический, подход ко всяким попыткам
реконструкции мерянского языка на основе топонимики?
По мнению А. Альквист, критерий для первичного выделения мерянских
основ, предлагаемый А. К. Матвеевым, — встречаемость форманта на ИМЗ
(и на Русском Севере) и отсутствие на других территориях — ненадежен,
потому что, «позволяя себе отождествление топонимии Мерянской земли лишь
с топонимией Русского Севера, мы по какой-то непонятной причине оставляем
в стороне остальную часть Средней России, не говоря уже о других (бывших)
финно-угорских территориях» [Альквист, 1997, 24]. Возражение очень странное,
свидетельствующее скорее о каком-то непонимании аргументации оппонента:
А. К. Матвеев вовсе не отказывался от рассмотрения других финно-угорских
территорий, а именно предлагал опираться на характерные для ИМЗ топофор-
манты, отсутствующие на этих других территориях. В самом деле, если зоны
распространения таких специфических топоформантов, как -бол ‘селение’ или яхр- ‘озеро’, практически совпадают с ИМЗ (это признает с некоторыми оговор-
ками и А. Альквист [2000, 18]) и действительно нигде более за пределами этого
ареала (за исключением отдельных островков на Русском Севере, объяснимых
поздним переносом) в массовом порядке не встречаются, то каковы могут быть
доводы против того, чтобы считать их мерянскими? И далее — почему нельзя
расширять состав мерянских формантов за счет тех, которые системно сочетаются
с -бол и яхр- и т. д., как это делал А. К. Матвеев? Теоретически, конечно, мыслима
ситуация, когда вся территория ИМЗ (и странным образом только она) содержит
12 В. В. Напольских, А. В. Савельев
субсубстратный (домерянский) пласт, который был хорошо сохранен в мерянской
топонимии, но восходит не собственно к мерянскому, а к другому, более древнему,
языку. Однако исходя хотя бы из общего принципа методологического редукци-
онизма, обсуждение такой гипотезы следует признать целесообразным только
в случае наличия каких-то специальных аргументов против мерянской принад-
лежности дорусской топонимии ИМЗ. Если же таких аргументов нет (или пока
их не представлено), в качестве рабочей гипотезы следует иметь в виду именно
мерянскую аттестацию этих данных. Таким образом, проблема состоит не в невоз-
можности развертывания исследования в связи с ограниченностью материала, а в
том, стремимся ли мы или осмеливаемся ли мы анализировать уже имеющийся
материал и делать возможные на данный момент выводы, ведь отсылка к недо-
статочности материала всегда будет иметь право на существование, а выводы,
если они неверны, с накоплением материала могут быть скорректированы.
Для иллюстрации этих теоретических положений хочется вернуться к примеру,
когда один из авторов данной статьи склонен поддержать версию А. Альквист
в ее споре с А. К. Матвеевым. Происхождение названий крупнейших озер ИМЗ
Неро А. К. Матвеев выводит из мер. *ner- < *mer- ~ фин. meri ‘море’ [Матвеев, 2015а, 139–142], отвергая предлагаемую А. Альквист субсубстратную этимо- логию из *(i) ń-jer(o) ‘большое озеро’ (с опорой скорее на мордовские языки: эрз. ińe ‘большой’, eŕke ‘озеро’ ~ мар. jer ‘озеро’ при мер. *jäχr / jäγr ‘озеро’ >
яхр-/ ягр- в русской передаче) [Альквист, 2000, 20]. Почему в данном случае суб-
субстратная версия имеет право на существование? Потому что в пользу ее есть
существенные аргументы. Во-первых, предлагаемое А. К. Матвеевым развитие
*m- > *n- не имеет никаких причин и возможность его не подтверждается другими
мерянскими данными. Во-вторых, названия Неро принадлежат крупнейшим озе-
рам, и именно в названиях крупных географических объектов чаще сохраняются
древние формы. В-третьих, наконец, название оз. Неро (ростовского) нельзя рас-
сматривать отдельно от названий рек Нерль (р. Большая Нерль, приток р. Волга,
и р. Малая Нерль, приток р. Клязьма), связанных с этим озером и с водными путями
от него, которые также могут этимологизироваться на основе мордовских парал-
лелей: (i) ń-jer(o)- ľe(j) ‘река большого озера’ (эрз. ľej ‘река’). Ареал гидронимов на -лей/-ляй лежит за пределами ИМЗ, на территориях былого проживания мордвы, поэтому гидроним Нерль на мерянском фоне выглядит как инвазивный, не имеет там хороших параллелей, и это дает основания предполагать, что до мерянского на ИМЗ был распространен язык, входящий, возможно, в мордовскую группу. В данной статье мы, таким образом, исходим из принципиальной возможно- сти реконструкции мерянских данных на уже имеющемся на сегодня материале, основы чего, на наш взгляд, заложены в последней монографии А. К. Матвеева [2015а]. Сделанные им и в принципе подкрепляемые последующими иссле- дованиями О. В. Смирнова [2015] выводы позволяют, как представляется, в качестве основы для дальнейшего продвижения работы — хотя бы на уровне 13Мари, меря, мурома — история этнонимов и реконструкция языков предварительной декларации, которая, безусловно, прежде всего должна служить поводом для дискуссии, — сформулировать наши представления о конкретном месте мерянского на генетическом дереве уральской семьи. Если он составлял собственную особую ветвь, как нередко утверждалось ранее1, то необъяснимым выглядит большое число разительных сходств именно с марийским материалом — причем не только лексических, но и указывающих на ряд специфических фоне- тических изоглосс, сепаратно объединяющих марийский и мерянский. Если же принимать положение о специфической близости мерянского и марийского языков (что, на наш взгляд, выглядит очень правдоподобно), то необходимо адекватно интерпретировать либо опровергнуть некоторые сепаратные лексические парал- лели, которые, исключая марийский, объединяют мерянский с географическими отдаленными от него ветвями, в частности с прибалтийско-финской и саамской. В некоторых таких случаях речь может идти об ошибочном приписывании мерянскому языку топонимического материала прибалтийско-финского типа (что вполне возможно при работе с северной периферией мерянского ареала). Принимать же такие параллели допустимо лишь в том случае, если сепаратные лексические схождения мерянского языка и отдаленной ветви принципиально интерпретируемы как сохранение прауральского архаизма, замещенного в марий- ском в результате позднейших контактов. Исходя из этого, полагаем возможным предложить схему родословного древа финно-пермских языков, включающую мерянские, а также другие субстратные языки, реконструированные А. К. Матвеевым на основании топонимии Русского Севера (см. рис. 1). Для географической репрезентации мерянских языков, включенных в данную схему, приводим карту из ранней статьи А. К. Матвеева, в которой уже был доста- точно ясно определен ареал «нижнеклязьминцев» (соответствующий, видимо, летописной муроме), а также наметились ареалы ростовской и костромской мери (рис. 2); карту наиболее показательных топоформантов ИМЗ, позволяющих дифференцировать нижнеклязьминский (муромской), ростовский мерянский и костромской мерянский ареалы (рис. 3)2 ; итоговую схему примерной локали- зации трех мерянских языков (рис. 4). 1 Точка зрения, эксплицитно яснее всего выраженная, видимо, в работах О. Б. Ткаченко [2007, 12, 123–125], где она, однако, базировалась на материалах, извлеченных в значительной степени из русских диалектов и арготических языков, интерпретация которых почти всегда небесспорна. 2 Упоминаемая в разных работах и отмечаемая как отдельный народ на картах в школьных учебниках Мещера представляет собой название области в правобережье Нижней Оки, топоним, за которым нет оснований видеть какую-нибудь этническую общность — начиная с первого упоминания его у Иордана (Mordens in Miscaris ‘мордов в Мискарах’ [Getica, 116]) и заканчивая
позднейшими русскими источниками. Единственное возможное этнонимическое приложение
этого топонима — название татар-мишарей (mišär), сформировавшихся в позднем Средневековье
на территории исторической Мещеры [см.: Яковлева, 1999; Напольских, 2018, 15–20].
14 В. В. Напольских, А. В. Савельев
саамский
финно-угорский
праязык
прото-
саамский
субстрат прибалтийско-
финский
праязык
прибалтийско-финско-саамско-мордовская
общность
финно-пермская общность
мордовский
праязык
марийско-
мерянская
общность
пермский
праязыккоми-язьвинский
коми-пермяцкий
коми
удмуртский
кильдинский, терский
инари, сколтский
лулео, северный
южный, умео, пите
марийский
горномарийский
мокшанский
эрзянский
вепсский
людиковский
ливвиковский
севернокарельский
финский
водский
северноэстонский
южноэстонский
ливский
*язык гидронимов на -юг
*юго-восточный
*костромской мерянский
*муромской
*ростовский мерянский
*«севернофинский»
до начала
I тыс. н. э.
до середины
I тыс. н. э.
до начала
II тыс. н. э.
до второй половины
II тыс. н. э.
до середины
III тыс. н. э.
финно-угорский
праязык
угорский
праязык
Рис. 1. Родословное древо финно-пермских языков с учетом мерянской группы
и некоторых других языков, реконструированных по данным субстратной топонимии
Восточной Европы [по: Матвеев, 2001б; 2004; 2007а; 2007б; 2015а]
Мертвые языки обозначены астериском. Угорские языки на схеме не показаны.
Протосаамский субстрат — палеоевропейский(е) язык(и) древнего населения
Фенноскандии, ассимилированного носителями финно-угорского саамского праязыка,
принадлежавшего саамско-прибалтийско-финско-мордовской общности.
Юго-восточный саамский — мертвые языки юга Финляндии и Карелии, Приладожья,
Прионежья и Русского Севера, родственные саамским, но не испытавшие влияния
протосаамского субстрата.
Севернофинский — языки дорусского населения междуречья Ваги, Сухоны и Северной
Двины, принадлежавшие (по А. К. Матвееву) саамско-прибалтийско-финско-мордовской
общности, но не входившие ни в одну из исторически известных ее групп.
Марийско-мерянская общность и ее составляющие — см. текст статьи.
Язык гидронимов на -юг (южанский) — языки дорусского населения восточных районов
Вологодской и Костромской областей, бассейна р. Юг и северо-западных районов
Кировской области, которые авторы, дискутируя с А. К. Матвеевым, склонны сближать
с пермскими языками.
15Мари, меря, мурома — история этнонимов и реконструкция языков
Этнотопонимы, производные от меря
Топонимы с основой яхр
Ойконимы на бал, бол
Гидронимы на Vх
Гидронимы с формантом (V)хр(V) в нижнем
и среднем течении Клязьмы
Лимнонимы с основой юхр
Рис. 2. Основные топонимические ареалы ИМЗ
по А. К. Матвееву [2001а, 57]
Определив, таким образом, нашу позицию по мерянской проблеме в целом,
хотелось бы сделать еще несколько предварительных замечаний относительно
состояния мерянских исследований и их возможностей. Сегодня для понимания
мерянского материала очень слабо используются достижения марийской истори-
ческой грамматики (хотя бы фонетической реконструкции Г. Берецки [Bereczki,
2013] — при всех серьезных нареканиях к качеству ее проработки). Между
тем уже можно предварительно сказать, что новые исследования по марийской
16 В. В. Напольских, А. В. Савельев
Рис. 3. Основные дифференцирующие топоформанты мерянских языков
по А. К. Матвееву [2015а]
Рис. 4. Схема трех основных мерянских языковых ареалов
(на базе данных, отраженных на рис. 3)
Топонимы
с детерми-
нантом
-(V) дом
17Мари, меря, мурома — история этнонимов и реконструкция языков
исторической фонетике только усиливают, а не подрывают тезис о близком родстве
мерянского и марийского языков3
. Аналогичным образом остаются неучтенными
достижения последних 20 лет в области фонетической реконструкции уральского
праязыка (прежде всего в работах А. Айкио и М. А. Живлова). Наконец, практи-
чески не инкорпорированы в данную область достижения сравнительно-истори-
ческой тюркологии, в частности чувашеведения. При этом огромное количество
чувашизмов в марийской лексике служит отличным ограничителем для фантазии
исследователя при отождествлении мерянских и марийских лексем. В текущем
состоянии мерянистики одной из наиболее проблемных точек остается широ-
кое распространение анахроничных этимологий, привлекающих к объяснению
мерянского материала марийские слова, относительно поздно заимствованные
из чувашского.
На текущем этапе исследований едва ли решаем вопрос об истоках фоне-
тической вариативности в мерянском топонимическом материале. В принципе
она может отражать как диалектное разнообразие языка (языков)-источника, так
и своеобразие фонетической адаптации в разных зонах русского заселения. Кроме
того, фонетически близкие варианты топонимов могут в части случаев иметь
разные этимоны, но выявить такие случаи очень сложно. Множественность воз-
можных объяснений при рассмотрении параллельных фонетических вариантов
должна учитываться при анализе топонимического материала, поскольку и в ито-
говые интерпретации, и в выводы она вносит значительную долю сомнительности.
Топонимические исследования в принципе оставляют огромное пространство
для произвольных толкований, поскольку приписывание основам топонимов
определенной семантики неизбежно носит в той или иной мере спекулятивный
характер. В связи с этим в работе топонимиста необходимы суровые методологи-
ческие самоограничения. И все же всегда остается открытым вопрос о том, можно
ли объяснить конкретный субстратный материал достаточно правдоподобным
3 Приведем в качестве иллюстрации лишь некоторые из основ, вид которых в марийском и на-
дежно интерпретируемом мерянском материале оказывается достаточно своеобразным на фоне
прауральского источника и, как правило, значительно отличается от облика тех же основ в других
уральских ветвях: ПУ *päšnä (традиционно *päkšnä) > ПМар. *pȋštə, мер. пестV, пистV = *pestə ~
*pistə; ПУ *lämpi ‘теплый’ > ПМар. *lệ(j)βə, мер. лебV, левV = *leβə; ПУ *ćilmä (традиционно *śilmä)
‘глаз’ > ПМар. *šɪn-ćä ‘глаз; родник’, мер. синча, синжа- = *śin-ä и т. д. Здесь и далее прамарийские
формы даются в обновленной реконструкции, результаты работы над которой были предварительно
доложены одним из авторов на Ностратическом семинаре в ноябре 2022 г. [Savelyev, 2022], а также
на XVIII Старостинских чтениях в марте 2023 г. [Savelyev, 2023]. В настоящее время эта рекон-
струкция готовится к публикации в журнальном формате. Основное отличие от традиционного
взгляда на историческую фонетику марийского языка заключается в том, что для прамарийской
системы гласных первого слога реконструируется оппозиция между напряженными (*û, *, *î, *ệ,
ô) и расслабленными (ʊ, *ʏ, *ɪ, *e, *ɔ) гласными. Напряженные гласные появляются чаще всего
(но не исключительно) в позиции перед историческими глайдами *w, *j, являющимися рефлексами
целого ряда прауральских медиальных согласных, для которых традиционная реконструкция по-
стулирует полное исчезновение в марийской ветви.
18 В. В. Напольских, А. В. Савельев
образом даже после наложения указанных ограничений. Прежде всего, нельзя
относиться к мерянскому лексическому корпусу как к равномерному множеству
с точки зрения надежности идентификации его элементов и, соответственно,
их роли в реконструкции языка-субстрата. Общее число корневых морфем, ото-
ждествляемых с мерянским языком по данным свода [Матвеев, 2015а], может быть
оценено примерно в 250 единиц, из них больше сотни встречаются в доступном
для анализа материале лишь один-два раза. В этих случаях зачастую нельзя быть
уверенным даже в правильности сегментации топонима.
В целом исследование субстратного материала должно быть, видимо, сосре-
доточено вокруг конкретных групп лексем, которые позволяют выйти за пределы
области чистых спекуляций. Представляется, что одной из важнейших таких
групп является этнотопонимика (и, соответственно, этнонимия), поскольку она
напрямую позволяет соотнести некоторую территорию с ареалом исторического
народа и таким образом ограничивает произвольность толкований семантики.
В свете предлагаемой связи мерянских языков с марийским, а также их
территориального соседства4 имеет смысл попытаться выйти за пределы исклю-
чительно топонимического материала и рассмотреть давно замеченное сход-
ство этнонимов меря, мурома (связывая это название с «нижнеклязьминцами»
А. К. Матвеева) и мари на предмет возможности их общего происхождения.
Предпринимая попытку интерпретировать фрагмент мерянского и муромского
лексикона на основе предположения о специфической близости этих языков
к марийскому, мы считаем, что все еще бытующий в мерянистике подход — апел-
лирование к данным разных уральских ветвей сразу — во многом обессмысливает
интерпретацию, поскольку резко снижает надежность любых сравнений. Если
предполагается, что мерянский и муромской были специфически близки марий-
скому, то мерянская (муромская) форма должна быть принципиально возводима
к общему прамарийско-мерянскому предковому состоянию.
Впервые сопоставил этнонимы меря и мари, видимо, еще М. А. Кастрен,
который объяснял форму меря как результат славянского искажения само-
названия марийцев [Castrén, 1856, 16]. Позже эти этнонимы сближал — уже без
отсылки к славянской передаче, но, к сожалению, и без какого-либо комментария
расхождений в вокализме — М. Фасмер [2, 606]. Объяснение М. А. Кастрена,
конечно, неприемлемо, как это показал О. Б. Ткаченко [2007, 11], который при-
вел ранние (до- или неславянские) фиксации названия мери у Иордана (VI в.,
4 Вообще проблема разграничения марийской и мерянской топонимики еще не вполне решена.
Так, в [Матвеев, 2015а] явно ошибочно даются среди мерянских марийские топонимы Кировской
области (что, впрочем, нельзя ставить в вину автору, поскольку речь идет о сугубо черновых мате-
риалах). Находится в процессе решения и проблема локализации марийско-мерянского пограничья,
проходившего, вероятно, по востоку Костромского края и Нижегородчины, где по данным топони-
мии предварительно восстанавливается ареал своего рода языковой / диалектной непрерывности
с промежуточными идиомами, оставившими топонимику бассейна р. Унжа [Смирнов, 2015].
19Мари, меря, мурома — история этнонимов и реконструкция языков
Merens — готская форма Acc. Pl. на -ens) и у Адама Бременского (XI в., Mirri —
латинизированная форма Nom. Pl. на -i, попавшая в Западную Европу, по мнению
О. Б. Ткаченко, через арабское посредство) и реконструировал *merä. О. Б. Тка-
ченко при этом отметил одно очень важное обстоятельство, требующее особого
внимания: «… до сих пор не ясно, является ли этноним “меря” самоназванием
мерян (в целом или одного из мерянских племен) или так они были названы одним
из соседних народов» [Ткаченко, 2007, 11].
Сомнения О. Б. Ткаченко имеют право на существование, однако реальных
аргументов в пользу того, чтобы предполагать в меря именно экзоэтноним, мы
не видим. О том, что слово меря было самоназванием, возможно, свидетельствует
замеченный А. К. Матвеевым параллелизм в образовании ойконимов с использо-
ванием этого онима в мерянской (типа Локсомерь, д.) и онима мари в марийской
(Кукмарь, Лумарь, дд. и др.) традиции, не имеющий хороших аналогов у других
финно-угров [Матвеев, 2015а, 44] (см. также ниже). Кроме того, следует иметь
в виду системность употребления имени меря в русских источниках, его одно-
значное этнонимическое значение и привязку к ИМЗ, равно как использование
именно этого этнонима для обозначения населения ИМЗ в других письменных
источниках начиная с Иордана. Эти аргументы, на наш взгляд, дают достаточные
основания видеть в меря самоназвание. В дальнейшем изложении мы исходим
из этой версии, и, думается, наши выводы также подтверждают ее.
Анализ этнонимии, в особенности основных этнонимов, которых по опреде-
лению не может быть много, представляет собой непростую задачу; обоснован-
ность любых толкований всегда будет оставаться достаточно низкой (в сравнении
с результатами изучения хорошо собранной топонимии). Здесь исследователь
вынужден балансировать между необходимостью системного подтверждения
своих предположений и неизбежной единичностью анализируемых явлений.
Думается, однако, что по аналогии с топонимией системность в исследовании
этнонимии также необходима и возможна: этимология и версия о происхожде-
нии этнонима становятся более фундированными, когда он вписан в некоторую
систему, где перестает быть единичным явлением, а оказывается во взаимодей-
ствии с другими. Какова может быть природа такой системности?
Во-первых, это включенность этнонима в определенную языковую (морфо-
логическую) модель: ср. морфологическое оформление славянских племенных
названий на -ичи и -яне (вятичи, дреговичи, поляне, древляне и др.) или удмурт-
ские воршудные имена на -Са (Пурга, Эгра, Какся, Венья и др.). Во-вторых,
возможна географическая модель номинации — типологическая (многочис-
ленные «окраинные» народы: украинцы; персы ~ ав. pərəsu- ‘бок’; анты ~ осет.
ændæ ‘край, конец’; lappi ~ фин. la ppea ‘сторона, край’; и др.) или ареальная,
отражающая в этнонимии привязку к определенным географическим объек-
там, традиционную для данного культурного ареала: ср. большинство названий
русских этнотерриториальных групп по городским центрам (тверичи, вятчане,
20 В. В. Напольских, А. В. Савельев
вологодцы, архангелогородцы и др.); названия групп коми или хантов по рекам
(изьватас, удораса, вах-ях, ас-ях и т. д.) и др. В-третьих, наконец, возможна
и этноисторическая система, отражающая этноязыковые связи и взаимодействия,
в ходе которых складывалась этнонимия той или иной территории (ср.: про-
исхождение названий Русь (> русский), фин. Ruotsi ‘Швеция’, коми роч ~ удм.
ӟуч в конечном счете из древнешведского; взаимодополняющие праславянские
*словѣне и *нѣмьцы; саамско-финско-балтская система *sāme ~ häme ~ zemgaļi ~
žemaitē < балт. *žeme ‘земля; низменность, прибрежные земли’, обнаруживающая общий древний (прото)балтский субстрат на прибрежных территориях от Литвы до Финляндии, и т. п.). Применительно к первой из названных моделей системности этнонимов О. Б. Ткаченко предлагал видеть в сходных окончаниях этнонимов вадья (само- название вожан), эрзя, мокша и меря некий «архаический <финно-угорский. — В. Н., А. С.> структурный тип» [Ткаченко, 2007, 12]. Однако нельзя не заметить,
что речь идет в общем-то об отдельных, довольно произвольно вырванных
из историко-географического контекста и имеющих разные этимологии этно-
нимах (вадья — самоназвание, заимствованное в конечном счете из балтского;
эрзя — самоназвание иранского происхождения; мокша — изначально гидроним
неясного происхождения, давший название народу). Следует иметь в виду, что
названия меря и мурома входят в круг (древне)русских экзоэтнонимов на -а,
которые первоначально также могли быть очень разными по происхождению
(корѣла — заимствование из самоназвания karjala; литва — заимствованное
балтское (?) название территории; югра — заимствованный из пермского экзо-
этноним; мордва — русское новообразование от основы *mord-, зафиксированной
у Иордана и Константина Багрянородного и др.). Наличие целой серии таких
старых этнонимов привело к выработке модели именования соседних народов
с суффиксоидом -а по крайней мере с XII в. (зимѣгола, лѣтьгола) и вплоть
до XV–XVI вв. (черемиса, чуваша) — нельзя исключать, что такая модель влияла
уже на оформление этнонима меря в древнерусском. Поэтому предположение
О. Б. Ткаченко вряд ли имеет основания, и говорить в этом смысле о системности
онимов меря и мурома в плане их этимологии за пределами (древне)русского
языка не приходится.
Географическая система в толковании этнонимов меря и мурома также
вряд ли может помочь, поскольку неясны их этимологии и нет оснований при-
вязывать их к каким-либо географическим объектам5. Остается, таким образом,
возможность только третьей — этноисторической — системной интерпретации
данных этнонимов: можно ли связать их с какими-то этническими и языковыми
5 Чисто историографический интерес представляет версия А. Л. Погодина о связи меря
с фин. meri ‘море’, поскольку меряне жили по берегам больших озер [см.: Фасмер, 2, 660; Ткаченко,
2007, 11]. Название города Муром, очевидно, вторично по отношению к мурома.
21Мари, меря, мурома — история этнонимов и реконструкция языков
контактами, в которые в древности были вовлечены соответствующие группы?
Если они могут быть сведены к одному прототипу, то, соответственно, могут
иметь общую этимологию, которая давно предложена для мари ‘мариец; муж’:
из ар. (возможно, ср.-иран.) *marya- (> др.-инд. márya- ‘юноша, молодой человек,
жених’ и др.) [Munkácsi, 1901, 456; Jok i, 1973, 280] 6 — и, таким образом, ложится
в ряд иранских по происхождению финно-угорских эндоэтнонимов бассейна
Волги (сюда еще эрзя, удмурт, а также экзоэтноним мордва).
Самоназвание марийцев (мар. л. marij, г. mar, с.-з. marĕ ‘мариец; муж’, ср.
также в наречном употреблении мар. л., г., с.-з. mar-la ‘по-марийски’) при прямо-
линейном подходе к реконструкции должно быть восстановлено как ПМар. *mar,
что само по себе чрезвычайно проблематично. Дело в том, что соответствие a ~ a
в первом слоге между восточными и западными (горным и северо-западным)
марийскими наречиями отражает предковый *a лишь в лексике очень позднего
происхождения. Прежде всего речь идет о кыпчакских заимствованиях, которые
попадали к марийцам в послемонгольский период. Согласно новой реконструкции
марийского вокализма (см. прим. 3 выше), в подсистеме прамарийских гласных
первого слога *a вовсе отсутствовал, а упомянутые заимствования проникали
уже в общемарийский диалектный континуум после распада праязыка.
В свете сказанного до сих пор не имел решения вопрос об очевидно старой
лексике в марийском, демонстрирующей на поверхностном уровне то же меж-
диалектное соответствие a ~ a (ср. недавний обзор проблемы в [Holopainen,
2019, 135–137]). Естественно предположить, что в этих случаях а развивается
из какой-то другой фонемы в особых фонетических условиях (учитывая диа-
хронические тенденции в марийской фонетике, это, как правило, консонантный
контекст). По своему качеству ближайшими к *a прамарийскими фонемами
были *ɔ (= *å в традиционной нотации) и *ä. ПМар. *ɔ является базовым (не
обусловленным контекстом) продолжением ПУ *a, *o, а в особых контекстах
также * [Savelyev, 2022, 32]. Фонема *ä в первом слоге исконных источников
не имеет, но она была достаточно рано интродуцирована в язык-предок марий-
ского — по-видимому, вместе с заимствованиями прежде всего из среднеиранского
источника [ср.: Culver, 2022].
Ввиду отсутствия среднерядного *a в подсистеме прамарийского вокализма
первого слога ранние заимствования, вероятно, демонстрировали субституцию
«иноязычный *a > ПМар. *ä». Об этом свидетельствуют, в частности, булгар-
ские заимствования домонгольского периода типа мар. л. kaβa ‘небо, небо-
свод’. Поскольку мар. л. a регулярно восходит к предковому *ä, то неизбежна
6 К такому выводу относительно меря и мари склонялся и А. К. Матвеев, отмечавший не только
сходство языков, но и исторические связи между обоими народами, хотя этимологически обосно-
вать близость этнонимов ему не удалось [Матвеев, 2015а, 42–44]. [Там же] см. о предположениях
некоторых других авторов по поводу параллели меря ~ мари.
22 В. В. Напольских, А. В. Савельев
реконструкция ПМар. *käβä, что, в свою очередь, является адаптацией раннего
булг. *χap-a ‘покрытие’ < ПТюрк. *qap-aq (имя по продуктивной модели от *qap- ‘покрывать’). Аналогичная закономерность отмечается и в наиболее ранних кыпчакских заимствованиях в марийском, ср. случаи типа мар. л. ašlam ‘прибыль, барыш’, г. äšläm ‘общественные работы, по́мочи’, что указывает на ПМар. *äsläm с передней огласовкой при заднерядном вокализме в языке-источнике (тат. aslam). При экстраполяции этих наблюдений на еще более ранний уровень можно предпо- лагать, что источник типа *marya- был бы заимствован в прамарийский (а скорее даже в общий язык-предок марийского, мерянского и муромского) как *märə7. Но как совместить реконструкцию предковой переднерядной формы *märə и без исключений заднерядную огласовку данного этнонима в марийских наречиях? Ведь, как известно, в общем случае ПМар. *ä сохраняется в горном и северо-западном марийском. Текущий пересмотр марийской исторической фонетики показывает, что соответствие a ~ a между луговым и горным марийским в части случаев берется из ПМар. *ɔ в палатализующем окружении, а также (!) из ПМар. *ä в веляризующих контекстах 8. С другой стороны, обращает на себя внимание то обстоятельство, что сочетание mär- западномарийским наречиям вовсе неизвестно 9. Есть лишь еще один пример, где можно было бы ожидать появление mär-, но в нем опять же находим mar- повсеместно: мар. л., г. (!), с.-з. marδež ‘ветер’. Этимология данного слова неясна, но новым заимствованием — ввиду отсутствия возможного источника в соседних языках — оно быть не может; следовательно, оказывается неизбежной реконструкция ПМар. *märδež. Таким образом, можно предполагать западномарийское развитие *ä > a в позиции между
m и r (веляризующее действие обоих согласных вполне ожидаемо с типологи-
ческой точки зрения). Развитие рассматриваемого этнонима в марийском можно
7 Вероятно, впервые обоснование реконструкции первоначальной формы самоназвания
марийцев (и мери) с *ä было предложено М. Жираи, который обратил внимание на появление ä
в западных диалектах марийского (прежде всего в горном) при а в лугово-восточных в словах, где
есть основание реконструировать древнее *ä, и высказал идею о том, что мерянский, как самая
западная ветвь марийско-мерянской общности, сохранил *ä в этнониме [Zsirai, 1937/1994, 275].
По сути дела, М. Жираи предвосхитил предлагаемую здесь реконструкцию прамарийского (и пра-
марийско-мерянского) вокализма.
8 Ср., в частности, случаи перед ретрофлексным *č: в горномарийском сочетание -äč- вообще
не встречается, зато рекуррентно соответствие мар. л. a ~ г. a в позиции перед ПМар. *č. Это по-
зволяет реконструировать исторически передний вокализм и предполагать развитие ПМар. *ä >
мар. г. a (в отличие от стандартного рефлекса — мар. г. ä) для основ типа ПМар. *päč-äš ‘ряд,
слой’ > мар. л., г. pačaš (но ср. мар. с.-з. päcäš с архаичным передним вокализмом); ПМар. *jäčə-
‘тянуть, вытягивать’ > мар. л. jač-a ‘тягучий’, jač-lγ- ‘вытягиваться’, г. jač-aka ‘тягучий’; ПМар.
*läčə ‘сизоворонка, ракша’ > мар. л. lačĕ, г. lač.
9 В северо-западном наречии исключение составляют случаи перед j: märäjə- ‘марать’ (< рус- ская императивная основа марай-), märjä-škä ‘гриб обабок’ (видимо, из рус. марля в связи с харак- терным трубчатым гименофором; ср. мар. л. marĺa=papka, marĺa=poŋgŏ ‘сыроежка’, образованное по той же модели). 23Мари, меря, мурома — история этнонимов и реконструкция языков обобщить следующим образом: *märə в марийско-мерянском праязыке10 > ПМар.
*märə > мар. повсем. marV с переходом *ä > a, происходившим в лугово-восточном
наречии по умолчанию, а в горном и северо-западном — в результате позиционно
обусловленной веляризации.
По-видимому, прототип *märə практически напрямую отражается в этнониме
меря. На переднюю огласовку в нем указывают и наиболее ранний задокумен-
тированный вариант Merens (Иордан, VI в.) < гот. Acc. Pl. *merjans < Nom. Sg. *merja / *meri, и варианты из русских источников — мерьский язык (Житие св. Леонтия), меряны (Устюжский летоп исный свод) и т. д. [Матвеев, 2015а, 40, 49–50]. Фонетически более точным способом передачи мер. *märə в русском могло бы быть **мяря, но закрепление варианта меря объяснимо диссимиляцией в слове с двумя я и артикуляционно сложными даже для русского языка мягкими м’ и р’ 11 . Наконец остановимся на этнониме мурома. Как и этноним мари, традиционно он восстанавливался в заднерядной огласовке, однако исторически переднерядные соответствия в мерянском и, как теперь показано, в марийском, несомненно, требуют учета. Теоретически реконструкция заднерядной формы типа *murma все же не может быть исключена, однако она не очень вероятна с точки зрения типологии фонетических изменений — при *märə в близкородственных язы- ках. В связи с этим необходимо рассмотреть возможность реконструкции вида *mürəmä. Адаптация этого этнонима как мурома на русской почве могла бы быть обусловлена нехарактерностью сочетания #мю- для русской фонотактики. Данное решение предполагает развитие мар.-мер. *märə > муром. *mürə, что
находит почти точную параллель в развитии мар.-мер. *jäγr / *jeγr ‘озеро’ (мар. jer,
мер. *jäχr / *jäγr > яхр-/ягр- в русской топонимии) > муром. *jüxr (> юхр- в рус-
ской топонимии нижнеклязьминского региона, см. рис. 2, 3) и отражает ту же
тенденцию к переходу переднего широкого неогубленного гласного в узкий огу-
бленный. Таким образом, можно сформулировать закон о развитии мар.-мер. *ä,
*e > муром. *ü, по крайней мере в части контекстов.
Остается объяснить сегмент -ма в мурома. Он очень распространен в топони-
мике Центральной России, но имеет, по-видимому, неоднородное происхождение.
В гидронимике исторических мерянских земель -(V)ма в большинстве случаев,
по-видимому, отражает рефлекс уральского проприетивного аффикса (‘имеющий
10 Название марийско-мерянский представляется наиболее уместным: оно достаточно кратко,
а муромской язык можно пока объединять с мерянским(и) если не лингвистически (мы слишком
мало о нем знаем), то хотя бы по историческим судьбам.
11 Ср., однако, гидроним и ойконим Мяря в районе г. Выкса. Здесь речь может идти о мерянском
названии на нижнеклязьминской (муромской) территории, а отличающуюся от типичной — и точнее
отражающую мерянскую фонетику — адаптацию этнотопонима, образованного от названия мери,
можно объяснить как раз периферийным, даже островным, расположением объектов с данным
названием по отношению к основному мерянскому ареалу, что обеспечило отсутствие влияния
письменной формы меря и сохранение диалектной, более близкой к мерянскому оригиналу огла-
совки.
24 В. В. Напольских, А. В. Савельев
X’) *-ŋA [Aikio, 2022, 19] 12. Однако применительно к этнониму мурома пропри-
етивная интерпретация вряд ли имеет смысл.
Вместо этого можно предполагать хоронимическое происхождение этнонима
*mürə-mä / *mürə-ma, усматривая здесь сложение с рефлексом ПУ *mxi ‘земля’
(в традиционной реконструкции *maγe), имеющее значение типа ‘мюрьская
земля’ [ср.: Напольских, 2018, 12]. В марийском эта основа продолжается как
*mw. Она не сохранилась в чистом виде, но известна в глагольных производных
*mw-δə-, *mw-lə- ‘закапывать, зарывать’, а также как первый элемент сложения
mw-lɔnd ‘земля’ (lɔnd ‘низменность, долина’). При этом по крайней мере
единожды ПМар. *mw встречается и как второй элемент композита, и в этой
позиции наблюдается выпадение глайда и раскрытие гласного в -а: л., г., с.-з. ošma
‘песок’ < *ô(w)šma — явно сложение *ô (w)š ‘белый’ и *mw ‘земля’13 . Если это старое развитие, то аналогичное расширение гласного в слове ‘земля’, выступаю- щем в качестве второго элемента сложения, можно предполагать и в муромском *mürə-mä или даже *mürə-ma (поскольку предполагать систему сингармонизма для муромского языка необязательно). Таким образом, можно реконструировать общее самоназвание марийцев, мери и муромы: мар. *märə, мер. *märə, муром. *mürə < *märə, которое, как уже было сказано, принято возводить к рефлексу ар. *marya- ‘юноша, молодой воин, член молодежного воинского союза’ 14. Здесь вновь следует вспомнить подмеченную А. К. Матвеевым (см. выше) параллель между нетривиальными употреблени- ями этнонимов меря и мари в качестве детерминантов топонимов (-мер/-мерь и -мар/- мор соответственно). Топонимы на -мер(ь) распространены на истори- ческих мерянских землях, а на -мар/-мор — помимо современной марийской территории [Матвеев, 2015а, 44], по крайней мере также в Чувашии [Федотов, 1990, 12–13] и на севере Татарстана (в частности, ср. название города Кукмор). 12 По-видимому, мерянские данные указывают на вариант с консонантным исходом (как в марийском проприетивном *-An), поскольку именно в ауслаутной позиции типологически более ожидаемым было бы развитие типа *-Vŋ > *-Vm (возможно, диалектное, поскольку на мерянской
территории встречаются и гидронимы на -нга, -ньга). В таком случае конечный гласный в -(V) ма —
результат выравнивания речных названий по грамматическому роду русского слова река. Ср. такие
показательные случаи, как многочисленные названия рек Яхрома < мер. *jäχr-əm, букв. «Озерная», а также Пистома < мер. *pist-əm, букв. «Липовая», и т. п. 13 Не имея возможности детально обсуждать здесь историческую систему количества звука и счета мор в марийском, тем более что используемые формулировки предварительны, а детали ее еще нуждаются в уточнении, отметим, что данное слово — лишь один из множества случаев, иллю- стрирующих тенденцию к раскрытию гласного в третьей море трехморных основ. Ср. случаи типа ПУ *jä.n.ti.ŋi > ПМар. *jɪ..δä.ŋ ‘струна’, ПУ *ku.m.ta > ПМар. *kʊ.m.δa ‘широкий’ и т. д. В общем
же случае в непервых слогах прамарийских основ уральского происхождения наблюдается шва,
а не гласный полного образования.
14 В финно-угроведческой литературе арийская этимология самоназвания марийцев известна
давно (см. выше), но рассмотрена весьма поверхностно. На самом деле имеет место проблема
конкретного арийского источника данного этнонима, связанная с оценкой времени и обстоятельств
его заимствования, которую мы намерены обсудить в специальной статье.
25Мари, меря, мурома — история этнонимов и реконструкция языков
Реконструкция общего для марийцев, мери и муромы этнонима *märə служит
сильнейшим аргументом в пользу близости языков марийско-мерянской группы,
более того, указывает на тесные этнические связи носителей этих языков и их
общее происхождение.
Источники
Getica — Иордан. О происхождении и деяниях гетов. Getica / вступ. ст., пер., комм.
Е. Ч. Скржинской. 2-е изд., испр. и доп. СПб. : Алетейя, 1997.
Исследования
Альквист А. Мерянская проблема на фоне многослойности топонимии // Вопросы языкозна-
ния. 1997. № 6. С. 22–36.
Альквист А. Меряне, не меряне… (I) // Вопросы языкознания. 2000. № 2. С. 15–34.
Матвеев А. К. Мерянская проблема и лингвистической картографирование // Вопросы язы-
кознания. 2001а. № 5. С. 32–59.
Матвеев А. К. Субстратная топонимия Русского Севера. Ч. 1. Екатеринбург : Изд-во Урал.
ун-та, 2001б ; Ч. 2. Екатеринбург : Изд-во Урал. ун-та, 2004 ; Ч. 3. Екатеринбург : Изд-во
Урал. ун-та, 2007а ; Ч. 4 : Топонимия мерянского типа / сост., науч. ред. О. В. Смирнов.
Екатеринбург : Изд-во Урал. ун-та, 2015а.
Матвеев А. К. К проблеме классификации языков субстратной топонимии Русского Севера //
Вопросы ономастики. 2007б. № 3. С. 14–27.
Матвеев А. К. Меря и мерянский язык / подгот. текста Т. Н. Дмитриевой // Не просто прожи-
тая жизнь. Биография А. К. Матвеева в документах и воспоминаниях / сост. и отв. ред.
Т. В. Матвеева. Екатеринбург : Изд-во Урал. ун-та, 2015б. С. 157–169.
Напольских В. В. Прорыв в исследовании мерянской проблемы // Вопросы ономастики. 2016.
Т. 13, № 2. С. 177–189. https://doi.org/10.15826/vopr_onom.2016.13.2.024
Напольских В. В. Этнолингвистическая ситуация в лесной зоне Восточной Европы в первые
века нашей эры и данные «Гетики» Иордана // Вопросы ономастики. 2018. Т. 15, № 1.
С. 7–29. https://doi.org/10.15826/vopr_onom.2018.15.1.001
Смирнов О. В. «Марийская» гипотеза в исследовании топонимии Оки и Унжи и западные
границы древнемарийской топонимии // Вопросы ономастики. 2015. № 2 (19). С. 7–61.
Ткаченко О. Б. Исследования по мерянскому языку. Кострома : Инфопресс, 2007.
Фасмер М. Этимологический словарь русского языка : в 4 т. / пер. и доп. О. Н. Трубачева.
2-е изд. М. : Прогресс, 1986.
Федотов М. Р. Чувашско-марийские языковые взаимосвязи. Саранск : Изд-во Сарат. ун-та :
Саран. фил., 1990.
Яковлева В. К проблеме мещеры // Финно-угроведение. 1999. № 4. C. 34–44.
Aikio, 2022 — Luobbal Sámmol Sámmol Ánte (Aikio A.). Proto-Uralic // The Oxford Guide to the
Uralic Languages / ed. by M. Bakró-Nagy, J. Laakso, E. Skribnik. Oxford, UK : Oxford Univ.
Press, 2022. P. 3–27.
Bereczki G. Etymologisches Wörterbuch des Tscheremissischen (Mari). Der einheimische Wort-
schatz // Zusammenarbeit mit K. Agyagási / Hrsg. von K. Agyagási, E. Winkler. Wiesbaden :
Harrasowitz Verl., 2013. (Veröffentlichungen der Societas Uralo-Altaica. Bd. 86).
Castrén M. A. Nordische Reisen und Forschungen. Bd. 2 : Reiseberichte und Briefe aus den Jahren
1845–1849 / Hrsg. von A. Schiefner. St Petersburg : Akademie der Wissenschaften, 1856.
26 В. В. Напольских, А. В. Савельев
Culver C. Iranian evidence for the reintroduction of *ä to the pre-Proto-Mari vowel system
(Presentation given at Congressus XIII Internationalis Fenno-Ugristarum, 23 August 2022).
URL: https://www.academia.edu/85515362/Iranian_evidence_for_the_reintroduction_
of_%C3%A4_to_the_pre_Proto_Mari_vowel_system (date of access: 21.08.2023).
Holopainen S. Indo-Iranian borrowings in Uralic: Critical overview of sound substitutions and
distribution criterion (Doctoral dissertation). Helsinki : University of Helsinki, 2019.
Joki A. J. Uralier und Indogermanen. Helsinki : Suomalais-ugrilainen Seura, 1973. (Mémoires de la
Société Finno-Ougrienne ; vol. 151).
Munkácsi B. Árja és kaukázusi elemek a finn-magyar nyelvekben. Köt. 1. Budapest : Magyar Tu-
dományos Akadémia, 1901.
Ravila P. Besprechung von [Vasmer, 1935] // Finnisch-ugrische Forschungen. 1940. Bd. 26, Ht. 1.
Anzeiger. S. 19–26.
Saarikivi J. The divergence of Proto-Uralic and its offspring. A descendent reconstruction //
The Oxford guide to the Uralic languages / ed. by M. Bakró -Nagy et al. Oxford : Oxford Univ.
Press, 2022. P. 28–58.
Savelyev A. Mari historical phonology and the areal factor in linguistic reconstruction (Presentation
given at the Nostratic Seminar, 24 November 2022, Moscow). URL: https://www.academia.
edu/92083940/Mari_historical_phonology_and_the_areal_factor_in_linguistic_reconstruction
(date of access: 19.08.2023).
Savelyev A. On the fate of Proto-Uralic medial consonants in Mari (Presentation given at the 18th Sergei
Starostin Memorial Conference on Comparative-Historical Linguistics, 23 March 2023). URL:
https://www.academia.edu/99234367/On_the_fate_of_Proto_Uralic_medial_consonants_in_
Mari (date of access: 19.08.2023).
Vasmer M. Beiträge zur historische Völkerkunde Osteuropas. III. Merja und Tscheremissen // Sit-
zungsberichte der Preußischen Akademie der Wissenschaften. Philosophisch-historische Klasse.

Bd. 19. S. 507–594.
Zsirai M. Finnugor rokonságunk. 2ik kiadás. Budapest : Trezor kiadó, 1994.
Рукопись поступила в редакцию 03.09.2023
Рукопись принята к печати 15.09.2023
СОКРАЩЕНИЯ
В названиях языков и диалектов
ав. авестийский
ар. арийский (индо-иранский)
булг. булгарский
гот. готский
мар. г. марийский горный
мар. л. марийский луговой
мар. с.-з. марийский северо-западный
мар.-мер. (пра)мар ийско-мерянский
мер. мерянский
муром. муромской
ПМар. прамарийский
ПТюрк. пратюркский
ПУ прауральский
ср.-иран. среднеиранский
эрз. эрзянский
Прочие
повсем. повсеместный
27Мари, меря, мурома — история этнонимов и реконструкция языков

Напольских Владимир Владимирович
доктор исторических наук, член-
корреспондент РАН,
1 ведущий научный сотрудник
топонимической лаборатории
Уральский федеральный университет
620000, Екатеринбург, пр. Ленина, 51;
2 ведущий научный сотрудник Школы
актуальных гуманитарных исследований
Российская академия народного
хозяйства и государственной службы при
Президенте РФ
119606, Москва, пр. Вернадского, 82
E-mail: vovia.nap@ya.ru
Napolskikh, Vladimir Vladimirovich
DrHab, Corresponding Member of the Russian
Academy of Sciences,
1 Leading Research Fellow, Toponymic
Laboratory
Ural Federal University
51, Lenin Ave., 620000 Ekaterinburg, Russia;
2 Leading Research Fellow, School
of Contemporary Humanities Studies
Russian Academy of National Economy and
Public Administration under the President
of the Russian Federation
82, Vernadsky Ave., 119606 Moscow, Russia
E-mail: vovia.nap@ya.ru
https://orcid.org/0000-0002-1549-9639
Савельев Александр Владиславович
кандидат филологических наук,
1 старший научный сотрудник
топонимической лаборатории
Уральский федеральный университет
620000, Екатеринбург, пр. Ленина, 51;
2 научный сотрудник
Институт языкознания РАН
125009 Москва, Б. Кисловский пер., 1,
стр. 1;
3 старший научный сотрудник Института
классического Востока и античности
Национальный исследовательский
университет «Высшая школа экономики»
105066, Москва, ул. Старая Басманная, 21/4,
стр. 3, корпус «Л»
E-mail: a.savelyev@iling-ran.ru
Savelyev, Alexander Vladislavovich
PhD,
1 Senior Research Fellow, Toponymic
Laboratory
Ural Federal University
51, Lenin Ave., 620000 Ekaterinburg, Russia;
2 Research Fellow
Institute of Linguistics of the RAS
1/1, B. Kislovsky Lane, 125009 Moscow,
Russia;
3 Senior Research Fellow, Institute of Classical
Oriental and Antiquity
National Research University Higher School
of Economics
21/4, Staraya Basmannaya Str., Build. 3, block
“L”, 105066 Moscow, Russia
E-mail: a.savelyev@iling-ran.ru
https://orcid.org/0000-0002-8343-2057
28 В. В. Напольских, А. В. Савельев
Vladimir V. Napolskikh
1 Ural Federal University
Ekaterinburg, Russia
2 Russian Academy of National Economy and Public Administration
under the President of the Russian Federation
Moscow, Russia
Alexander V. Savelyev
1 Ural Federal University
Ekaterinburg, Russia
2 Institute of Linguistics of the RAS
3 National Research University Higher School of Economics
Moscow, Russia
MARI, MERYA, MUROMA — HISTORY OF THE ETHNONYMS
AND RECONSTRUCTION OF THE SUBSTRATE TOPONYMY LANGUAGES
The old hypothesis on the relatedness of Merya languages (today we can speak about
a group of languages or dialects reconstructed on the basis of substrate toponymy of Central
Russia: Merya of Rostov, Merya of Kostroma, and Merya of Murom also known as “Lower
Klyazma” Merya) with the Mari (Cheremis) language has been reliably proven in the works
of A. K. Matveyev, O. V. Smirnov and others. The authors contribute to the ongoing discussion
in this area and argue that the new reconstruction of Proto-Mari vocalism based on the history
of Mari-Turkic contacts undoubtedly supports this hypothesis. The article suggests a version
of the Stammbaum of Finno-Permian languages, including the Mari-Merya group and some
other extinct Finno-Permian languages, reconstructed on the basis of substrate toponymic
data. However, since the results of the analysis of substrate toponymy are naturally debatable
to a certain extent, the authors propose to turn to the analysis of ethnonymy. The long-noted
(by M. A. Castrén) similarity of the ethnonyms Mari, Merya, and Muroma is considered,
suggesting them to be self-names of the respective ethnic groups. The reconstruction of the Mari
historical vocalism (as well as features of the vocalism of the Merya and Muromian languages
that can be extracted from toponymic materials) delivers the proto-forms Mari *märə, Merya
*märə, Muromian *mürə, going back to the proto-form *märə. The latter is proposed to regard
(as it is now common in the Finno-Ugric studies) as some reflex of Aryan *marya- ‘young man,
warrior, member of youth war community’ (the authors are going to devote a special article
to the problem of the Aryan source of this ethnonym). The reconstruction of the common Mari–
Meryan–Muromian auto-ethnonym *märə is not only a strong argument for the relatedness
of these languages, but also indicates to close relations between the respective ethnic groups
and their common origin.
K e y w o r d s: substrate toponymy; ethnonymy; Merya language; Mari (Cheremis)
language; Merya; Mari; Muroma; Finno-Permian languages
29Мари, меря, мурома — история этнонимов и реконструкция языков
Acknowledgements
The grant of Russian Science Foundation No. 23-18-00439 Onomasticon and Linguo-
cultural History of the European Russia (https://rscf.ru/project/23-18-00439/) is gratefully
acknowledged.
Ahlqvist, A. (1997). Merianskaia problema na fone mnogosloinosti toponimii [The Merya Problem
Against the Background of Multi-layered Toponymy]. Voprosy jazykoznanija, 6, 22–36.
Ahlqvist, A. (2000). Meriane, ne meriane… (I) [Merya, non-Merya. 1]. Voprosy jazykoznanija, 2,
15–34.
Bereczki, G. (2013). Etymologisches Wörterbuch des Tscheremissischen (Mari). Der einheimische
Wortschatz. Wiesbaden: Harrasowitz Verlag.
Castrén, M. A. (1856). Nordische Reisen und Forschungen (Vol. 2). St Petersburg: Akademie der
Wissenschaften.
Culver, C. (2022). Iranian Evidence for the Reintroduction of *ä to the Pre-Proto-Mari Vowel System
(Presentation given at Congressus XIII Internationalis Fenno-Ugristarum, 23 August 2022).
Retrieved from https://www.academia.edu/85515362/Iranian_evidence_for_the_reintroduction_
of_äto_the_pre_Proto_Mari_vowel_system (accessed on 21 August 2023). Fedotov, M. R. (1990). Chuvashsko-mariiskie iazykovye vzaimosviazi [Chuvash-Mari Language Relations]. Saransk: Saratov University Press. Holopainen, S. (2019). Indo-Iranian Borrowings in Uralic: Critical Overview of Sound Substitutions and Distribution Criterion (Doctoral dissertation). Helsinki: University of Helsinki. Joki, A. J. (1973). Uralier und Indogermanen. Helsinki: Suomalais-ugrilainen Seura. Luobbal Sámmol Sámmol, Ánte (Aikio, A.). (2022). Proto-Uralic. In M. Bakró-Nagy, J. Laakso, & E. Skribnik (Eds.), The Oxford Guide to the Uralic Languages (pp. 3–27). Oxford, UK: Oxford University Press. Matveyev, A. K. (2001a). Merianskaia problema i lingvisticheskoi kartografirovanie [The Merya Problem and Linguistic Mapping]. Voprosy jazykoznanija, 5, 32–59. Matveyev, A. K. (2001b, 2004, 2007a, 2015a). Substratnaia toponimiia Russkogo Severa [Substrate Toponymy of the Russian North] (Vols. 1–4). Ekaterinburg: Ural University Press. Matveyev, A. K. (2007b). K probleme klassifikatsii iazykov substratnoi toponimii Russkogo Severa [On the Problem of Classification of Languages of Substrate Toponymy of the Russian North]. Voprosy onomastiki, 3, 14–27. Matveyev, A. K. (2015b). Meria i merianskii iazyk [Merya and the Meryan Language]. In T. V. Matveyeva (Ed.), Ne prosto prozhitaia zhizn’. Biografiia A. K. Matveeva v dokumentakh i vospominaniiakh [A Life Full of Hardships: A. K. Matveyev’s Biography in Documents and Memoirs] (pp. 157–169). Ekaterinburg: Ural University Press. Munkácsi, B. (1901). Árja és kaukázusi elemek a finn-magyar nyelvekben (Vol. 1). Budapest: Magyar Tudományos Akadémia. Napolskikh, V. V. (2016). Proryv v issledovanii merianskoi problem [Breakthrough in the Research of the Merya Problem]. Voprosy onomastiki, 2(13), 177–189. https://doi.org/10.15826/vopr
onom.2016.13.2.024
Napolskikh, V. V. (2018). Etnolingvisticheskaia situatsiia v lesnoi zone Vostochnoi Evropy v pervye
veka nashei ery i dannye “Getiki” Iordana [Ethno-Linguistic Situation in the Forest Zone
of Eastern Europe in the First Centuries AD and the Data of Jordanes’ Getica]. Voprosy ono-
mastiki, 1(15), 7–29. https://doi.org/10.15826/vopr_onom.2018.15.1.001
Ravila, P. (1940). Besprechung von [Vasmer, 1935]. Finnisch-ugrische Forschungen, 26(1), An-
zeiger, 19–26.
30 В. В. Напольских, А. В. Савельев
Saarikivi, J. (2022). The Divergence of Proto-Uralic and its Offspring. A Descendent Reconstruction.
In M. Bakró-Nagy et al. (Eds.), The Oxford Guide to the Uralic languages (pp. 28–58). Oxford:
Oxford University Press.
Savelyev, A. (2022). Mari Historical Phonology and the Areal Factor in Linguistic Reconstruction
(Presentation given at the Nostratic Seminar, 24 November 2022, Moscow). Retrieved from
https://www.academia.edu/92083940/Mari_historical_phonology_and_the_areal_factor_in_
linguistic_reconstruction (accessed on 19 August 2023).
Savelyev, A. (2023). On the Fate of Proto-Uralic Medial Consonants in Mari (Presentation given
at the 18 th Sergei Starostin Memorial Conference on Comparative-Historical Linguistics,
23 March 2023). Retrieved from https://www.academia.edu/99234367/On_the_fate_of_Proto_
Uralic_medial_consonants_in_Mari (accessed on 19 August 2023).
Smirnov, O. V. (2015). “Mariiskaia” gipoteza v issledovanii toponimii Oki i Unzhi i zapadnye
granitsy drevnemariiskoi toponimii [The “Mari” Hypothesis in the Study of the Toponymy
of the Oka and Unzha Rivers and the Western Borders of the Old Mari Toponymic Area].
Voprosy onomastiki, 2(19), 7–61.
Tkachenko, O. B. (2007). Issledovaniia po merianskomu iazyku [Studies in the Meryan Language].
Kostroma: Infopress.
Vasmer, M. (1935). Beiträge zur historische Völkerkunde Osteuropas. III. Merja und Tscheremissen.
Sitzungsberichte der Preußischen Akademie der Wissenschaften. Philosophisch-historische
Klasse, 19, 507–594.
Vasmer, M. (1986). Etimologicheskii slovar’ russkogo iazyka [Etymological Dictionary of Russian
Language] (Vols. 1–4). 2nd ed. Moscow: Progress.
Yakovleva, V. (1999). K probleme meshchery [On the Problem of Meshchera]. Finno-ugrovedenie,
4, 34–44.
Zsirai, M. (1994). Finnugor rokonságunk (2nd ed.). Budapest: Trezor kiadó.
Received on 3 September 2023
Accepted on 15 September 2023

Перейти к содержанию

Войти

Править

Инструменты

Текущая версия страницы пока не проверялась опытными участниками и может значительно отличаться от версии, проверенной 28 апреля 2024 года; проверки требуют 3 правки.

Меря

История

Этноним

Мифология

Археологическая культура

Роль в формировании русских

Предположения о генетической принадлежности

Следы в лингвистике и топонимике

В современной культуре

См. также

Примечания

Литература

Ссылки

Меря

β Послушать

Ме́ря, меря́не^[1]^[2] — летописное племя, проживавшее в Верхнем Поволжье на территории современных Ярославской, Ивановской, Владимирской, северной и восточной частях Московской и западной части Костромской областей России^[3]. Одни исследователи считают мерю финно-угорским племенем, другие используют этноним «меря» для общего названия смешанного славянско-финского населения (мерянская культура), проживавшего на этой территории во второй половине 1-го тысячелетия нашей эры^[4]^[5].

Меря была ассимилирована славянским населением центральных районов Северо-Восточной Руси. Археологические памятники мери позднее XI века неизвестны. Предположительно, локальные группы меря сохранялись на территории мерянских станов позднее, вплоть до XVI—XVIII веков. Отдельные элементы культуры мери сохранились и развивались в рамках древнерусской материальной культуры Северо-Восточной Руси вплоть до XIII века^[6].

История

В середине 1-го тысячелетия н. э. в междуречье Оки и Волги сформировались племена марийцев, мерян, мещеры, мокшан, муромы и эрзян. Племена городецкой культуры испытывают сильное влияние пьяноборских племён, которые в начале нашей эры продвинулись в Западном Поволжье. К этому времени позднегородецкие племена приобретают устойчивый обряд в грунтовых могильниках. К началу второй половины 1-го тысячелетия н. э. между перечисленными племенами возникают заметные различия.

Карта Окско-Волжского междуречья (приблизительно до 1350 года) с указанием мест обитания мерян и соседних племён^[7]

Археологическая карта Ростовского, Переславского, Юрьевского и Суздальского уездов, изыскания 1851, 1852, 1853 и 1854 годов

Меря впервые была упомянута в VI веке готским летописцем Иорданом под названием меренс (merens) как данник короля готов Германариха. Исследователи в меренс видят финно-угорское племя меря^[8]^[9]. Позднее сведения о мере можно найти и в русских летописях. Согласно летописи «Повесть временных лет», меря располагалась в районе озёр Неро («Ростовское озеро») и Плещеево («Клещина»). По предположению А. Е. Леонтьева, в VI веке мерянские племена переместились из района средней Оки (культура рязано-окских могильников) на север. По мнению В. В. Седова, Леонтьев не пытался подкрепить свою догадку фактическими данными. По утверждению Седова, анализ культуры рязанско-окских могильников и древностей Волго–Клязьминского междуречья второй половины 1-го тысячелетия н. э. определённо демонстрирует невозможность их генезиса последних из первого. Отличаются также погребальная обрядность, комплексы женских украшений и керамические материалы^[10].

Согласно «Повести временных лет», в 859 году мерян обложили данью варяги. В 882 году меря принимала участие в военных походах Олега на Смоленск, Любеч, Киев^[11]. Последнее летописное упоминание мери как отдельного народа имеется под 907 годом, когда меряне в составе войска Олега пошли на Царьград^[12]. Тем не менее известны отдельные упоминания и позднее: «mirri» в «Деяниях архиепископов гамбургской церкви» северогерманского хрониста Адама Бременского (1075), вероятно, пользовавшегося более ранними источниками.

В житиях епископов Феодора, Леонтия, Авраамия, Исайи и в «Повести о водворении христианства в Ростове» упоминается Чудской конец в Ростове Великом, где стоял каменный идол Велеса, которому поклонялись местные язычники вплоть до начала XII века. Они неоднократно изгоняли присылаемых епископов и по некоторым сведениям даже убивали их^[13]. В одном из списков жития епископа Леонтия упоминается, что Леонтий «русский же и мерьский язык добре умяше». В других списках упоминается чудской язык, под которым в данном случае мог подразумеваться именно мерянский^[14]^[15].

Начало миграции финно-угорской группы на восток в связи с продвижением восточных славян относится к X—XI векам. Эта территория стала основой Владимиро-Суздальского княжества. Меря выходила в число восставших в 1071 и 1088 годах против насаждения христианства и феодальных порядков. В Истории о Казанском царстве упомянут черемисский (марийский) народ, который жил в Ростовской земле. Автор называет их остяками. Как сообщает летописец, они убежали от русского крещения и поселились в Болгарской земле и Золотой Орде^[16].

В «письме брата Юлиана о монгольской войне» впервые упоминается Меровия (Merowiam), которая наряду с несколькими языческими царствами была завоёвана татарами. По мнению С. А. Аннинского, Меровия находилась к северу от реки Волги, между реками Унжа и Ветлуга^[18]. Н. В. Морохин предполагает, что в Меровии есть два этнотопонима, указывающих на проживавшую в этих местах мерю — Маура, Мериново^[19].

Последний раз меря упоминается в «Житии Авраамия Галицкого», написанного в середине XVI века Протасием, игуменом Чухломского монастыря, о событиях второй половины XIV века^[20]. Когда в XIV веке Авраамий Галичский решил поселиться на Галичском озере, там жили «человеци по дубравам некрещении, наричеми меря»^[21].

В настоящее время этнических потомков мери, по-видимому, не существует; представители этого народа полностью ассимилировались русскими, марийцами и мордвой.

Этноним

По всей видимости, название народа меря произошло от пра-финно-угорского слова «мёри», что означало «человек». Очень похоже называют себя и ныне существующие близкие мерянам народы — «мари» — марийцы, «морт-коми» — коми (зыряне), «морт-уд» — удмурты (вотяки), «морт-ва» — мордва^[22]. Существует также умозрительная версия, что слово «меря» и самоназвание проживающих на западе Марий Эл современных горных марийцев, звучащее приблизительно как «мяры», представляют собой однокоренные слова.

Ряд учёных (М. Фасмер, Т. С. Семёнов, С. К. Кузнецов, Д. А. Корсаков, Д. К. Зеленин) отождествляют мерю с мари^[23]^[24]. Луговые марийцы воспринимают слово меря как русифицированное самоназвание западной ветви мари — Мäрӹ^{[источник не указан 2513 дней]}. «История о Казанском царстве» упоминает черемисов (устаревшее название марийцев) как коренных жителей Ростова, не пожелавших креститься и поэтому покинувших город.

Другие учёные (П. Д. Шестаков, А. К. Матвеев) не отождествляют мерю с мари, но считают марийцев наиболее близким к мере финно-угорским народом. В то же время Матвеев признаёт, что «несмотря на многочисленные попытки отделить этнонимы меря и мари друг от друга, есть всё же намного больше оснований видеть в них фонетические варианты одного слова…»^[25].

На возможную связь этнонимов меря и мари указывал ещё М. А. Кастрен. Долгое время считалось, что марийцы — это отступившие на восток под натиском славян меряне. Между тем, по мнению А. К. Матвеева, фонетически переход e ~ a, произошедший бы при таком развитии событий, из волжско-финских языков необъясним. Б. Коллиндер и П. Хайду считают оба этнонима древними заимствованиями из языка степных индоиранских культур. Фонетическое различие при этом могло произойти уже в языке-источнике: ср.-перс. mērak‎ ‘молодой человек’, др.-инд. máryah ‘молодой человек, юноша’, авест. marya- ‘юноша’^[26].

Мифология

Исследователи отмечают совпадение исторического мерянского ареала с распространением почитаемых «синих камней»^[27]. Этнограф А. Альквист предположила, что название «синий» у культовых камней мерян связано с именем Укко, верховного божества грозы финской мифологии, имевшем прозвище «Синяя накидка» (Sinivitta), который в мифах часто представал в одежде синего цвета^[28]. Почитание часто встречающихся на «синих камнях» углублений в виде «следов» и «чаш», а также скапливающейся в таких углублениях талой и дождевой воды, вероятно связано с культом предков^[28].

Археологическая культура

См. также: Дьяковская культура

Предметы быта летописной мери, найденные графом А. С. Уваровым при раскопках мерянских курганов во второй половине XIX века^[29]

До эпохи Великого переселения народов районы междуречья Волги и Оки были заселены племенами дьяковской культуры, родственными племенам днепро-двинской культуры^[30]^[31]. Упадок дьяковской культуры в Москворечье датируется VI—VII веками, а памятников позднее VII века не обнаружено^[32]. Поселения VII—IX веков Москворечья и Верхневолжья остаются слабо исследованными, что не позволяет детально проследить направления этногенетических процессов в регионе^[33].

Одним из первых археологов, исследовавших мерянские памятники в середине XIX века, был граф А. С. Уваров. Раскопав значительное количество курганов, содержавших украшения и бытовые предметы, он определил их как мерянские. При раскопках вокруг озера Неро были обнаружены Сарское городище (племенной центр мери) и 19 селищ, принадлежавших мерянам. Указанные поселения располагались на склонах возвышенностей коренного берега озера, занимая берега ручьёв и рек Сара, Устье, Которосль в пределах досягаемости друг от друга. Другое гнездо мерянских селищ расположено вокруг озера Плещеево. Одно из селищ расположено около озера Савельева (южнее Плещеева озера на 40 км). С меньшей плотностью памятники мери расположены по течению реки Нерли Клязьминской, в окрестностях Ярославля и в Костромской области вплоть до районов позднейшего русского города Галича Мерьского и Галичского озера, где известен круг памятников, датируемых второй половиной 1-го тысячелетия — началом 2-го тысячелетия и торгово-ремесленным центром на городище Унорож.

Как замечает Седов, меря, которая участвовала в призвании варягов и походах Олега, была уже не поволжско-финским племенем, а населением из Ростовской земли, сформировавшимся в условиях славянско-мерянского симбиоза^[37]. Эволюция культуры, быта и экономики при перерастании мерянской культуры в древнерусскую была поступательной, без резкого слома^[10].

Археологические наблюдения, по замечанию Седова, доказывают акцентологические исследования, согласно которым восточно-великорусские говоры междуречья Волги и Оки составляют особую четвёртую акцентную группу праславянского языка^[38]^[39].

Роль в формировании русских

Основная статья: Славянская колонизация Северо-Восточной Руси

Версия о существенном влиянии финских племён, в частности мери, на складывание русского этноса вызывала сомнения у ряда учёных. Русский историк Николай Костомаров пишет, что роль мери в призвании варягов связана в основном с тем, что она находилась под властью славян, то есть находилась в подчинённом и зависимом от них положении. По мнению Костомарова, на это указывают славянские названия городов, которые были главами этих земель, раннее образование славянских княжеств, что было возможно только при наличии широкого присутствия на этих землях славянского этнического элемента. Также в пользу немногочисленности мери говорит раннее её исчезновение из хроник^[40].

С мнением Костомарова соглашается известный русский и советский этнограф Д. К. Зеленин. В своей работе «Принимали ли финны участие в образовании великорусской народности?» он указывает на тот факт, что говорить о массовом обрусении финнов невозможно, так как они существуют и по настоящее время. В частности он соглашается с мнением М. А. Кастрена о том, что меря была или тождественна марийцам, которые носят самоназвание мари или близкородственна с ними. А разделение этого народа на меря и черемис, описанных в «Повести временных лет» он объясняет современным разделением марийского народа на горных и луговых марийцев, из которых первые, как и меря, выступали союзниками, а вторые противниками русских княжеств. Он также указывает, что часть жителей Ростовского княжества, несогласная с христианизацией, переселилась за его пределы, что согласуется с информацией из летописей о языческом фанатизме местных меря, которые доходили до убийства христианских священнослужителей. Зеленин считает, что «мирная» колонизация русскими северо-восточных земель — всего лишь красивая легенда некоторых историков. Столкновения с финскими племенами периодически происходили, и им приходилось уступать территории славянам и уходить на новые места жительства. Он отмечает и тот факт, что диалектология и этнография не находят в общевеликорусском говоре и быте сколько-нибудь значительных финских элементов^[41].

К подобным выводам пришла и русская антропологическая экспедиция под руководством антрополога В. В. Бунака. Бунак объединил русских, проживающих в Костромской, Вологодской, Кировской и северной части Нижегородский области, в вологдо-вятский антропологический тип, и сделал вывод о том, что этот тип имеет, несмотря на некоторые региональные особенности, ясное отличие от местных восточно-финских народов, и в целом имеет очевидное сходство с другими антропологическими русскими группами, в частности с ильменским типом. На бывшей территории проживания мери — в Ивановской, Владимирской и западной части Нижегородской областей, находятся ещё два русских антропологических типа. Восточный верхневолжский тип отличается от западного верхневолжского более тёмной пигментацией глаз и волос. Клязьминский русский тип отличается от северо-западного ильменского в основном только более тёмной пигментацией глаз и волос, более сильным ростом бороды и более прямыми контурами носа. С финскими типами эти типы не сравнивались ввиду незначительного отличия от прочих русских типов^[42].

По мнению антрополога В. П. Алексеева, финский субстрат, характеризующийся плосколицестью и плосконосостью, оказывал серьёзное влияние на формирование средневекового восточнославянского населения, в том числе на словен, кривичей и вятичей, но он не был основным компонентом в сложении современного русского народа — на протяжении 2-го тысячелетия он практически полностью растворился. Современное восточнославянское, и особенно русское население по своим антропологическим признакам отличается от средневекового восточнославянского населения и приближается к средневековому западнославянскому и южнославянскому населению. Чтобы объяснить этот парадоксальный факт, Алексеев связывает это с тем, что у русского и финского населения были разные темпы прироста, из-за того, что у славян была более высокая культура и более высокий уровень экономического и общественного развития, а также с более поздними славянскими миграциями на территорию проживания восточных славян в первые века 2-го тысячелетия, в основном с запада и юго-запада, которые привели к увеличению славянского населения и растворению в нём финских этнических элементов^[43].

Предположения о генетической принадлежности

Согласно генетическим исследованиям аутосомных генов современных жителей России, марийцы вместе с чувашами и казанскими татарами формируют отдельный «генетический полюс», который не оказал влияния на генетику русских, что может говорить о том, что меря не оставила следа в русском генофонде, в случае её генетического родства с марийцами. Либо генетика мери была схожей с генетикой славян, подобно генетике эрзя и мокши, которые входят в балто-славянский генетический полюс^[44].

Следы в лингвистике и топонимике

Основная статья: Мерянский язык

Учёные-лингвисты предполагают, что меря говорили на собственном мерянском языке, который был близок к языкам соседних поволжских финно-угорских племён — марийскому, эрзянскому, мокшанскому, а также прибалтийско-финским языкам. Научных данных о существовании собственной мерянской письменности нет. Язык мери вымер. С XIX века основным источником для его исследования была местная субстратная топонимия, распространённая на территории исторических мерянских земель^[49].

Согласно новейшим достижениям сравнительной лингвистики, восточно-великорусские говоры междуречья Волги и Оки входят в четвёртую акцентную группу: «диалекты этой группы ввиду сугубой архаичности их акцентной системы не могут быть объяснены как результат вторичного развития какой-либо из известных акцентологических систем, а должны рассматриваться как наиболее раннее ответвление от праславянского; этнос, носитель этого диалекта, представляет, по-видимому, наиболее ранний восточный колонизационный поток славян»^[39]. Доказательством весьма раннего расселения славян на «мерянской» территории и достаточно долгого отсутствия здесь двуязычия является фактическое отсутствие в великорусских говорах Волго-Клязьминского междуречья финно-угорских лексических заимствований, в отличие от Севера, где эти заимствования в русских говорах широко распространены^[50].

В популярной литературе бытует мнение, что имя меря (иногда произносившееся и как неря) сохранилось до наших дней^[51] в ряде топонимов, таких как озеро Неро и река Нерга в Ярославской области, река Нерль Волжская и река Нерль Клязьменская, река Нерехта и город Нерехта в Костромской области, река Нерехта в Ковровском районе Владимирской области, а также река Нерская на востоке и озеро Нерское на севере Московской области. Река Якша в Костромской области в верхнем течении сохранила второе название «Мерская», а в Московской области сохранилась и река Мерянка с истоком в современной Москве. Название «Миря/Меря» до 1863 года носило село Казанское в Павлово-Посадской волости (ныне Павлово-Посадский район Московской области)^[52]. Деревня Меры в Истринском районе Московской области упоминалась до XVII—XVIII веков под названием «Меря»^[53]. Существует также множество деревень под названием Неря. В Ивановской области есть Нырское озеро и река Ныра. В древнем Новгороде имелся Неревский конец^[54]^[55], наряду со Славенским (от названия племени ильменские словене).

Советский и российский географ Е. М. Поспелов приводит мнение некоторых лингвистов и историков, что корень нер- не имеет никакого отношения к этнониму меря, а данные топонимы образованы от древней основы нер-/нар-, широко распространённой в гидронимии севера Евразии: Нарев, Нара, Нарочь, Нярис, Нерусса и другие (сравни лит. nara «поток»)^[56]. Вместе с тем, на примере гидронима «Нерская» на востоке Московской области просматривается преемственность изначальному имени «Мерская» / «Мерьская», подкреплённая историческими документами (например, упоминание «мерянского» варианта гидронима в духовных грамотах Ивана Калиты)^[57]^[58]. Город Галич в Костромской области в старину называли «Галич-Мерский» (как и княжество, столицей которого он был), отличая таким образом через соотнесение с окружающим «мерянским» населением^[59], от южного Галича (что на современной Западной Украине). Озеро, на берегу которого находится город Галич, ныне одноимённое ему, в прошлом носило у местного населения название «Нерон», что сохранилось в одном из местных диалектов^[60].

На протяжении последних двух столетий разными исследователями предпринимались попытки обнаружить остатки мерянского языка в говорах местного русского населения. Особый интерес представляли тайные языки местных торговцев. Например, историк Н. Н. Виноградов в своей работе «Галивонские Алеманы. Условный язык галичан (Костромской губернии)», исследовав этот говор, соглашается с мнением Владимира Даля, что этот язык является ни чем иным, как местным вариантом офенского языка купцов и торговцев, широко распространённого по всей России, и не имеет никакого отношения к мерянскому языку^[61].

В конце XX века киевский лингвист О. Б. Ткаченко опубликовал ряд работ, в которых пытается доказать, что кацкари — также прямые потомки летописного народа меря^[62]. Он предпринял попытку реконструировать некоторые особенности исчезнувшего языка и выдвинул гипотезу, что кацкий говор сложился под влиянием местного финно-угорского субстрата, также несёт в себе несколько десятков слов, происходящих из мерянского языка. Оппоненты Ткаченко указывают на крайнюю затруднительность каких-либо реконструкций, учитывая почти полное отсутствие фактического материала и оттого безнадёжность поставленной задачи, умозрительность и шаткость всех теоретических построений.

В современной культуре

Меря упоминается в стихотворении Александра Блока «Русь моя, жизнь моя»:Чудь начудила, да Меря намерила / Гатей, дорог, да столбов верстовых…
Жизни «современных мерян» посвящена повесть Дениса Осокина (Аиста Сергеева) «Овсянки» (2008)^[63]. В 2010 году кинорежиссёром Алексеем Федорченко был снят художественный фильм «Овсянки»^[64]^[65], героями которого являются представители древнего народа меря, сохранившиеся, по версии авторов фильма, до наших дней. Нравы и обычаи древнего летописного народа, представленные в фильме, являются художественным вымыслом и не основаны на исторических документах и иных научно установленных фактах.
Мерянам посвящена повесть эрзянского писателя А. А. Авардина «Костромские каникулы».
По данным всероссийской переписи населения 2021 года, к меря себя отнесли 109 человек и 509 эльфам, гномам. Мери море в вепском языке^[66]

См. также

Примечания

Меря // Отечественная история. История России с древнейших времен до 1917 года: Энциклопедия / Глав. ред. В. Л. Янин. — М.: Большая российская энциклопедия, 2000. — Т. 3. К—М. — С. 559—560. Матвеев А. К. Субстратная топонимия русского Севера и мерянская проблема // Вопросы языкознания. — 1996. — № 1. — С. 3—23. Матвеев, 1997, с. 6. Седов, 2002, с. 393. Восточная Европа и славяне в I тысячелетии ” Восточная Европа и славяне в V—VIII вв. — Национальный атлас России. Дата обращения: 1 мая 2015.Архивировано из оригинала 18 мая 2015 года.Леонтьев, 2012, с. 45. Виктор Рагозин. «Волга». Атлас, том 2 «От Оки до Камы» : С-Пб, 1880 Мачинский, Кулешов, 2004, с. 51—52. Зиньковская, 2011, с. 60—61. Седов, 2002, с. 145. Повесть временных лет Архивная копия от 6 сентября 2016 на Wayback Machine. Летопись Ярославля: 1010—2010. СПб.: ИД «Морской Петербург», 2007. 360 с.; ил. Мельник А. Г. «Святой Леонтий Ростовский: равноапостольный или мученик?»Дата обращения: 28 августа 2016.Архивировано из оригинала 1 декабря 2017 года.Третьяков П. Н. У истоков древнерусской народности — Ленинград: «Наука», 1970. — с. 139. — 156 с. — 3000 экз. Воронин Н. Н.«Житие Леонтия Ростовского» и византийско-русские отношения X в.Архивная копия от 19 февраля 2015 на Wayback Machine // Византийский временник. Т. XXIII. С. 30. Казанская история Архивная копия от 14 апреля 2015 на Wayback Machine / Подготовка текста и перевод Т. Ф. Волковой — Электронные публикации Института русской литературы (Пушкинского Дома) РАН. Летописные повести о монголо-татарском нашествии Архивная копия от 27 января 2012 на Wayback Machine / Подготовка текста, перевод и комментарии Д. М. Буланина — Электронные публикации Института русской литературы (Пушкинского Дома) РАН. Аннинский С. А. Известия венгерских миссионеров ХШ-XIV вв. о татарах и Восточной Европе // Исторический архив. III. М., 1940. С. 85-86. Морохин Н. В. «Нижегородский топонимический словарь» — Нижний Новгород : КиТиздат, 1997. Протасий, игумен Чухломского Покровского монастыря Архивная копия от 18 марта 2015 на Wayback Machine. Электронные публикации Института русской литературы (Пушкинского Дома) РАН. Дорофеева К. В.Житие преподобного Авраамия Галичского Архивная копия от 8 декабря 2015 на Wayback Machine. «Народы России. Живописный альбом.» — СПб. : Типография товарищества «Общественная польза», 1877-1880. Леонтьев А. Е.Археология мери. К предыстории Северо-Восточной Руси. 1996.Архивная копия от 31 января 2008 на Wayback MachineЗеленин Д. К. Восточные славяне. Кто они? — М.: Эксмо, 2012. — С. 14. — 399 с. — 2000 экз. — ISBN 978-5-699-56962-5. Матвеев, 1997, с. 9. Матвеев А. К. Субстратная топонимия Русского Севера. IV. Топонимия мерянского типа. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2015. С. 42-43. Матвеев, 1997. Киселев А. В.Деревенские святыни южных регионов Ярославского Поволжья в XIX-XX вв. Сообщения Ростовского музея — С. 230. Государственный музей-заповедник «Ростовский кремль» (2004). Дата обращения: 3 июля 2014.Архивировано из оригинала 3 июля 2014 года. Атлас к исследованию о мерянах и их быте. СПб., 1872. Третьяков П. Н. К истории племён Верхнего Поволжья в I тысячелетии н. э. Материалы и исследования по археологии СССР №5. — Л.: Академия наук СССР, 1941. Бадер О. Н. Древние городища на Верхней Волге // Материалы и исследования по археологии Верхнего Поволжья. Материалы и исследований по археологии СССР № 13. — М.—Л.: Академия наук СССР, 1950. — С. 90—132. Седов, 2002, с. 389. Седов, 2002, с. 390. Леонтьев А. Е. Археология мери: К предыстории Северо-Восточной Руси. Археология эпохи великого переселения народов и раннего средневековья. — М.: Институт археологии РАН, 1996. Седов, 2002, с. 390-391. Седов, 2002, с. 391. Седов, 2002, с. 397. Седов, 2002, с. 394. Дыбо В. А., Замятина Г. И., Николаев С. Л.Основы славянской акцентологии. — М., 1990. — С. 157—158. Костомаров Н. И. Русская республика: Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада (История Новгорода, Пскова и Вятки) Зеленин Д. К. Принимали ли финны участие в образовании великорусской народности? Бунак В. В. Происхождение и этническая история русского народа по антропологическим данным. — М.: Наука, 1965. — Т. 88. — (АН СССР. Труды института этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая.) Алексеев В. П. Происхождение народов Восточной Европы: Краниологическое исследование. М.: Наука, 1969 Козлов Сергей. Интерпретация взаимосвязей аутосомных генофондов народов Севера, говорящих на финских и пермских языках, в свете работ В. В. Напольских. Генофонд.рф. Дата обращения: 7 марта 2017.Архивировано 8 марта 2017 года.М. И. Чухряева, Е. С. Павлова, В. В. Напольских и др. Сохранились ли следы финно-угорского влияния в генофонде русского населения Ярославской области? Свидетельства Y-хромосомы //Генетика. 2017, том 53, № 3, с. 1-12.Дата обращения: 13 апреля 2017.Архивировано 27 января 2021 года.Сохранился ли след дославянского населения в генофонде русских Ярославской области? Генофонд.рф. Дата обращения: 13 апреля 2017.Архивировано 14 апреля 2017 года.Надежда Маркина.Популяционная динамика Волго-Окского междуречья периода славянизации (RU) // генофонд.рф : Статья. — 2022. Sanni Peltola, Kerttu Majander, Nikolaj Makarov.Genetic admixture and language shift in the medieval Volga-Oka interfluve (ENG) // Current Biology. — 2022. Матвеев, 1997, с. 5. Николаев С. Л.«Раннее диалектное членение и внешние связи восточнославянских диалектов» (3. Великорусские говоры «литературного типа»)Архивная копия от 5 марта 2016 на Wayback Machine // «Вопросы языкознания» 1994, № 3. С. 23—49. Смирнов Ю. М.Ещё более загадочная нерева // Домовой. 1992. № 1. С. 34-36.(недоступная ссылка)Е. М. Поспелов Топонимический словарь Московской области. — М. : Инфомационно-издательский дом «Профиздат», 2000. — С. 111 Е. М. Поспелов Топонимический словарь Московской области. — М. : Инфомационно-издательский дом «Профиздат», 2000. — С. 168 Янин В. Л., Алешковский М. X.Происхождение Новгорода (к постановке проблемы) // История СССР. 1971. № 2. C. 32-61.Архивная копия от 31 декабря 2007 на Wayback Machine Пёусти О. Столицы финно-угорского мира. Неиллюстрированная интернет-версия, Osmo Pöysti, 2001—2004 года, Куру, Финляндия. Дата обращения: 28 декабря 2007.Архивировано 12 февраля 2008 года.Поспелов Е. М. Географические названия мира: Топонимический словарь / Отв. ред. Р. А. Агеева. — 2-е. — М.: Русские словари: Астрель: АСТ, 2002. — С. 283, 287, 304. — 512 с. — 5000 экз. — ISBN 5-17-001389-2. Любавский М. К. Заселение Верхневолжского и Окского бассейнов // Образование основной государственной территории великорусской народности. — Ленинград: Акад. наук СССР, Археогр. комиссия, 1929. Георгиевская церковь в честь воина Христова Георгия (c. Ванилово, Московская обл.) // Благовестник. — Коломна, 2009. — Вып. 4. Новиков А.В., Баранов В.С., Новикова О.В. Археологические исследования исторических городов Костромского края. Вып. 1. Галич-2009, Кострома-2011.. — Кострома: Костромская археологическая экспедиция, 2014. — С. 9—19. Свиньин П.П. часть I, глава «Галич» // Картины России и быт разноплеменных её народов из путешествий П.П.Свиньина. — С-Петербург, 1839. — С. 170-171. Виноградов Н. Н.Галивонские Алеманы. Условный язык галичан (Костромской губернии)Архивная копия от 26 сентября 2014 на Wayback Machine. Ткаченко О. Б.Сопоставительно-историческая фразеология славянских и финно-угорских языков Архивная копия от 26 сентября 2011 на Wayback Machine. Киев: Наукова думка, 1979. Аист Сергеев. Овсянки. Опубликовано в журнале Октябрь, номер 10, 2008. Скрыльников П. А.Неоязычество сегодня : движение Merjamaa в региональном и общероссийском контексте // Ойкумена. Регионоведческие исследования. 2016. № 2 (37). Каунов Д. А.Идеалы международного финно-угорского этнополитического движения и современный «мерянский ренессанс» в областях бассейна Верхней Волги // Studia Culturae : Simposium. — 2017. — Вып. 2 (32). — С. 81—94.

Насон – История города Вологды – Озера

Литература

Меря / Леонтьев А. Е. // Меотская археологическая культура — Монголо-татарское нашествие [Электронный ресурс]. — 2012. — С. 45. — (Большая российская энциклопедия : [в 35 т.] / гл. ред. Ю. С. Осипов ; 2004—2017, т. 20). — ISBN 978-5-85270-354-5.
Зиньковская И. В. К вопросу об историко-археологической идентификации одного из «северных народов» у Иордана (Get., 116) // Известия Саратовского университета. — 2011. — Т. 11. — С. 56—63.
Седов В. В. Славяне: Историко-археологическое исследование. — М.: Языки славянской культуры, 2002. — 624 с. — ISBN 5-94457-065-2.
Мачинский Д. А., Кулешов В. С. Северные народы середины IV — первой половины VI в. в «Getica» Иордана // Ладога и Глеб Лебедев. Восьмые чтения памяти Анны Мачинской. — 2004. — Вып. 8. — С. 26—72.
Напольских В. В. «Список народов Германариха» — готский путь от Ладоги до Кубани // Уральский исторический вестник. — 2012. — № 2 (35). — С. 20—30.
Матвеев А. К. К проблеме расселения летописной мери // Известия Уральского государственного университета. — 1997. — № 7. — С. 5—17.
Хомяков М.М. Этнологическая история Поволжья по новейшим литературным данным. — Казань: Типо-литография императорского университета, 1911.

Ссылки

Словари и энциклопедии	Большая российская (старая версия)

[показать] Киевская Русь

[показать] Финно-угорские племена и народы

Категории:

Начало

Меря
Расселение	Верхнее Поволжье
Археологическая культура	дьяковская культура
Язык	мерянский, древнерусский
Религия	финно-угорское язычество, православие
Входит в	финно-угорские народы
Родственные народы	мещера, мокша, эрзя, мурома, марийцы, вепсы

Смотрите также

Камская культура

Ка́мская культу́ра (волго-камская, хуторская — по месту находок близ населённого пункта Хуторское) — восточноевропейская субнеолитическая археологическая культура V—IV тыс. до н. э. Ареал охватывает Прикамье, Камско-Вятское и Икско-Бельское междуречья (Пермский край, Кировская область, Удмуртия, Татарстан, Башкортостан).

Срубная культурно-историческая общность

Сру́бная культу́рно-истори́ческая о́бщность — этнокультурное объединение эпохи поздней бронзы (XVIII—XII века до нашей эры, по другим оценкам — XVI—XII века до н. э.), распространённое в степной и лесостепной полосах Восточной Европы между Днепром и Уралом, с отдельными памятниками на Северном Кавказе и в Западной Сибири. Была изначально выделена как культура в 1901—1903 годах российским археологом В. А. Городцовым, но в 1970-х годах Н. Я. Мерперт и Е. Н. Черных обратили внимание на локальные различия внутри культуры и ввели в научный оборот понятие «срубная культурно-историческая общность». Представлена памятниками покровской (XVIII—XV века до нашей эры) и бережновско-маёвской (XVII—XII века до нашей эры) срубных культур, представляющими собой поселения, некрополи, мастерские, рудники, клады и единичные находки. Жилища — землянки, полуземлянки и наземные. Некрополи представлены курганными и грунтовыми могильниками. В курганной стратиграфии срубные погребения занимают верхнее положение по отношению к могилам ямной и катакомбной общностей. Обряд предусматривал захоронение умершего в ямах или деревянных срубах в согнутом положении, на левом боку, кисти рук перед лицом. Известны также случаи кремации. Погребальный инвентарь представлен острорёберными и баночными сосудами, реже — изделиями из металла. Изменение климатических условий, истощение природных ресурсов и перенаселение привели к резкому сокращению численности населения и культурной трансформации племён срубной общности.

Мирмекийский клад (2003)

Мирмеки́йский клад кизики́нов — монетный клад, найденный в 2003 году археологической экспедицией Государственного Эрмитажа под руководством А. М. Бутягина на античном городище Мирмекий в черте города Керчь (Керченский полуостров, Крым)[⇨]. Представляет собой собрание из 99 статеров, отчеканенных из электра в малоазийском городе Кизик в V и, вероятно, в начале IV века до нашей эры[⇨] — так называемых «кизикинов», которые в указанный период являлись основной денежной единицей побережья Чёрного моря[⇨]. Кизикины в целом и экземпляры из Мирмекийского клада в частности отличаются большим разнообразием изображений, помещённых на аверс монет[⇨]. Клад был найден в бронзовой ольпе[⇨] в кладке стен алтарного помещения сооружения IV века до нашей эры, предположительно — святилища Деметры[⇨], что позволяет видеть в нём часть храмовой или городской казны Мирмекия. Сокровище было сокрыто, по всей видимости, во второй четверти IV века до нашей эры. Обстоятельства закладки клада связывают с периодом войн в истории Боспорского царства, в которое входил Мирмекий, в эпоху правления Левкона I[⇨]. Данный клад — наиболее крупная находка кизикинов на территории бывшего Боспорского царства, Северного Причерноморья и бывшего СССР в целом, вторая по величине находка кизикинов в мире[⇨]. Кроме того, он является одним из наиболее выдающихся артефактов, обнаруженных в Мирмекии[⇨]. Уникальность собрания заключается в наличии монет только из одного центра чеканки (Кизика), а также в том, что клад не был разграблен, в отличие от многих других монетных кладов региона. На сегодняшний день предметы из клада экспонируются в Золотой кладовой Восточно-Крымского историко-культурного музея-заповедника в Керчи[⇨].

Chrono Cross

Chrono Cross (яп. クロノ・クロス Куроно Куросу) — японская компьютерная ролевая игра, разработанная компанией Square и вышедшая на приставке Sony PlayStation 18 ноября 1999 года в Японии и 15 августа 2000 года в США. Игра не является непосредственным продолжением всемирно известной Chrono Trigger, но связь между этими играми очевидна. Chrono Cross была разработана, в основном, сценаристом и директором Масато Като и программистами, работавшими над Chrono Trigger, включая художественного директора Ясуюки Хоннэ и звукорежиссёра Минору Акао. Композитор Ясунори Мицуда написал саундтрек для Chrono Cross, а Нобутэру Юки создал персонажей.

Действие игры разворачивается в вымышленном мире на архипелаге Эль Нидо (англ. El Nido, яп. エルニド, Элнидэ), к западу от материка, где происходили события Chrono Trigger. На этот раз главное действующее лицо — юноша из небольшого рыбацкого посёлка по имени Серж (англ. Serge, яп. セルジュ, Сэрудзю), который попал в параллельный мир, где события развивались иначе, чем в его мире. Здесь и начинаются приключения Сержа. Таким образом, в игре фигурируют два мира — Родной, откуда родом Серж, и Иной. Главному герою предстоит долгое путешествие, пока он, наконец, не узнает всю правду о своём прошлом и о том, почему он оказался в другом измерении.

Chrono Cross получила высокие оценки критиков. Game Rankings, основываясь на мнении 39 обозревателей, присвоил игре общую оценку в 92,22 %. Продажи игры составили более 1,5 миллионов копий по всему миру, а в Японии она была включена в издание Ultimate Hits. Кроме того, было выпущено подарочное издание «Millennium Edition», включающее в себя календарь, часы и диск с музыкой из игры. В июле 2011 года в Японии Chrono Cross был переиздан для PlayStation Network; в США переизданная версия вышла через четыре месяца.

Фарадей, Майкл

Майкл Фараде́й (англ. Michael Faraday [ˈfærədeɪ], 22 сентября 1791, Лондон — 25 августа 1867, Лондон) — английский физик-экспериментатор и химик.

Член Лондонского королевского общества (1824) и множества других научных организаций, в том числе иностранный почётный член Петербургской академии наук (1830).

Открыл электромагнитную индукцию, лежащую в основе современного промышленного производства электричества и многих его применений. Создал первую модель электродвигателя. Среди других его открытий — первый трансформатор, химическое действие тока, законы электролиза, действие магнитного поля на свет, диамагнетизм. Первым предсказал электромагнитные волны. Фарадей ввёл в научный обиход термины ион, катод, анод, электролит, диэлектрик, диамагнетизм, парамагнетизм и другие.

Фарадей — основоположник учения об электромагнитном поле, которое затем математически оформил и развил Максвелл. Основной идейный вклад Фарадея в физику электромагнитных явлений заключался в отказе от ньютонова принципа дальнодействия и во введении понятия физического поля — непрерывной области пространства, сплошь заполненной силовыми линиями и взаимодействующей с веществом.

Сарматская культура

Сарматская культура (Прохоровская культура) — археологическая культура степей Евразии IV—II веков до н. э., для которой характерен комплекс курганов у села Прохоровка Шарлыкского района Оренбургской области, раскопанных С. И. Руденко.

М. И. Ростовцев датировал прохоровские курганы IV—III веками до н. э. и связал с восточными соседями скифов — сарматами (савромато-сарматская общность). В 1927—1929 годах Б. Н. Граков объединил археологические памятники Нижнего Поволжья и Южного Приуралья, аналогичные прохоровским, в прохоровскую (савромато-сарматскую) ступень и датировал её IV—II веками до н. э.

Курганы сарматской культуры имеют охранный статус: Темясовские, Старокиешкинские, Переволочанские, Бишунгаровские курганы в Башкортостане включены в список объектов культурного наследия России.

Карельская культура

Каре́льская культура — археологическая культура племён охотников и рыболовов побережья Онежского озера в эпоху среднего неолита.

В период неолита для неё характерны грубые орудия из сланца и кварца, местная толстостенная керамика типа «сперрингс» и ямочно-гребенчатая керамика волго-окского типа.

Считается, что культура возникла в начале оптимума голоцена в результате миграции носителей ямочно-гребенчатой керамики из центра Русской равнины.

С карельской культурой связывают Онежские и Беломорские петроглифы, хотя часть из них относится уже к бронзовому веку.

Гром: Трудное детство

«Гром: Тру́дное де́тство» — российский полнометражный супергеройский детективный художественный фильм 2023 года режиссёра Олега Трофима, снятый кинокомпанией Bubble Studios совместно с «Плюс Студией» и основанный на серии комиксов «Майор Гром» российского издательства Bubble Comics. Сценаристами фильма выступили Артём Габрелянов и Евгений Федотов, авторы оригинальных комиксов о майоре Громе, а также Екатерина Краснер, которая прославилась своей короткометражкой «Магия превыше всего». Является третьей картиной в серии экранизаций комиксов Bubble, приквелом фильма «Майор Гром: Чумной Доктор», а также вторым фильмом в «Киновселенной Bubble». Главные роли в фильме исполнили актёры Сергей Марин, Кай Гетц, Владимир Яганов, Алексей Ведёрников, Даниил Воробьёв, Ирина Розанова, Олег Ягодин и Антон Адасинский. Кроме того, участвовали Тихон Жизневский, Любовь Аксёнова, Сергей Горошко, Константин Хабенский и Александра Черкасова, повторившие свои роли из «Чумного Доктора». Действие разворачивается в 90-е годы, за 20 лет до событий фильма «Майор Гром: Чумной Доктор». Согласно сюжету картины, майор Константин Гром, отец Игоря Грома, вместе со своим напарником Фёдором Прокопенко охотится за боссом криминального мира Санкт-Петербурга, известным как Анубис, который облачён в соответствующий костюм, а свои преступления совершает с помощью тёмной магии. Параллельно двенадцатилетний Игорь со своим лучшим другом Игнатом по прозвищу «Бустер» ищут способ быстро заработать много денег, из-за чего дети ввязываются в сомнительные авантюры. «Гром: Трудное детство» характерен тем, что напрямую не базируется ни на одном из сюжетов о майоре Громе из комиксов, и вместо этого рассказывает оригинальную историю, позаимствовав лишь некоторые элементы из арки «Загадка Сфинкса». Проект был анонсирован в декабре 2021 года на фестивале Bubble Comics Con. Съёмки проходили с марта по апрель 2022 года в Санкт-Петербурге. Премьера фильма «Гром: Трудное детство» состоялась 20 декабря 2022 года в кинотеатре «Октябрь» в Москве, а также 22 декабря в кинотеатре «Аврора» в Санкт-Петербурге. Цифровой и основной релиз картины состоялся 1 января 2023 года на стриминговом сервисе «Кинопоиск». В отличие от фильма «Майор Гром: Чумной Доктор», «Трудное детство» не планировалось к выпуску в широкий прокат, вместо этого компания провела ограниченный показ в течение одного дня, 30 декабря, в нескольких городах России. Премьера для массового зрителя состоялась сразу на стриминге. В основном реакция критиков на фильм была умеренно-положительной. Профильные журналисты отмечали хорошую актёрскую игру, спецэффекты, сценарий и удачное раскрытие предыстории протагониста франшизы Игоря Грома. Споры вызвал антураж 90-х, по мнению некоторых рецензентов показанный сильно гипертрофированно, недостаточно большой для раскрытия всех киноперсонажей хронометраж и чрезмерное количество фансервиса и отсылок к атрибутам 90-х.

Тесей

Тесе́й или Тезе́й (др.-греч. Θησεύς, лат. Theseus) — персонаж греческой мифологии, центральная фигура аттического мифологического цикла. Трезенская царевна Эфра из рода Пелопидов родила Тесея сразу от двух отцов — земного (царя Афин Эгея) и божественного (морского бога Посейдона). С детства этот герой отличался храбростью и силой. Возмужав, Тесей проделал путь до Афин, в пути победив множество чудовищ и злодеев (в том числе разбойника Прокруста). Узнанный земным отцом, он отправился на Крит, где благодаря помощи царевны Ариадны убил чудовище по имени Минотавр, жившее в Кносском лабиринте. На обратном пути Тесей оставил Ариадну на одном из островов. Подплывая к Аттике, он забыл поменять чёрный парус на своём корабле на белый; из-за этого Эгей покончил с собой от горя, и Тесей стал царём Афин. В этом качестве он организовал синойкизм — разрозненные аттические общины объединились под его властью в рамках афинского полиса. По данным разных авторов, Тесей участвовал в калидонской охоте, кентавромахии, походе аргонавтов, войне с амазонками. Одна из амазонок стала его женой и родила сына Ипполита. Позже Тесей женился во второй раз — на сестре Ариадны Федре. Та влюбилась в своего пасынка и, не найдя взаимности, оклеветала его, после чего покончила с собой. Тесей проклял Ипполита, и тот погиб.

Когда Тесею было уже 50 лет, он совместно с другом Пирифоем похитил юную Елену, чтобы сделать её своей женой. Потом друзья отправились в царство мёртвых за Персефоной для Пирифоя, но там оказались прикованы к скалам. Через несколько лет Тесея освободил Геракл. Тесей не смог вернуться к власти в Афинах и оказался на Скиросе, царь которого Ликомед столкнул его со скалы.

В историческую эпоху Тесей стал одним из самых популярных мифологических персонажей Эллады и символом афинской государственности. В Афинах по крайней мере с 470-х годов до н. э. существовал его культ. Мифы о Тесее стали источником сюжета для множества произведений изобразительного искусства Греции и Рима, для ряда трагедий (в том числе Эсхила, Софокла, Еврипида, Сенеки). Наибольшую популярность обрели легенды об Ариадне и особенно о Федре и Ипполите, в которых Тесей был героем второго плана. Они использовались и в эпоху Нового времени в драматургии (самый известный пример — «Федра» Жана Расина), в музыке и живописи. В XX веке Тесей стал главным героем романов Андре Жида и Мэри Рено.

Галич-Мерское княжество

Галич-Мерское княжество(Галицко-Дмитровское) или Галицкое княжество — удельное княжество во Владимиро-Суздальской Руси. Столица — город Галич, современный районный центр Костромской области России на берегу Галичского озера.

Галицкое княжество образовалось в ходе распада Галицко-Дмитровского княжества в 30-е годы XIV века.

Дуаньфан

Дуаньфан (кит. 端方, пиньинь Duānfāng, в транскрипции Уэйда-Джайлза Tuan-fang; 20 апреля 1861 — 27 ноября 1911) — политик и реформатор позднего периода Цин. Известен также как коллекционер китайского и древнеегипетского искусства. Из рода сановников Белого знамени китайского происхождения (ханьцзюнь), его дядя был наставником императора Тунчжи. С 1882 года Дуаньфан состоял на государственной службе, преимущественно в Министерстве общественных работ (с перерывом в 1885—1889 годах). Во время «Ста дней реформ» 1898 года оказался в стане сторонников Кан Ювэя и Лян Цичао, был назначен главой правительственного Бюро промышленности, торговли и сельского хозяйства. После переворота императрицы Цыси Бюро было ликвидировано, а Дуаньфан был переведён в Шэньси финансовым комиссаром, далее исполнял обязанности губернатора. Осуществлял эвакуацию императрицы Цыси и императора Гуансюй в Сиань, обеспечивал их размещение и охрану. В 1901—1904 годах служил губернатором Хубэя, в первой половине 1905 года — Хунани; параллельно исполнял обязанности генерал-губернатора Хугуана (1902—1904) и Лянцзяна (1904). В 1905 году включён в состав миссии по изучению опыта конституционного правления, посетил Японию, США, Великобританию, Францию, Италию, Германию и Россию. После возвращения служил генерал-губернатором Лянцзяна, в 1909 году назначен генерал-губернатором столичной провинции Чжили, но быстро был снят с должности. В 1910 году организовал первую промышленную выставку в Нанкине. Весной 1911 года назначен управляющим строящейся железной дороги Гуанчжоу — Ханькоу — Чэнду. Интриги вокруг строительства сыграли большую роль в подготовке Синьхайской революции. После начала революции Дуаньфан был назначен командующим императорской армией в Сычуани, и был убит своими подчинёнными. После смерти был возведён в достоинство гуна с титулами «Верный и Способный». Дуаньфан был одним из немногих маньчжурских сановников, осознавших необходимость модернизации. Основал Цзинаньский университет[en], создал первые в Хубэе и Хунани публичные библиотеки, основал первый в Китае детский сад и стоял у истоков женского образования. Один из первых организаторов промышленных выставок в Китае. Покровительствовал Кан Ювэю и Лян Цичао, Лю Шипэй и Цзэн Пу одно время служили его секретарями. Дуаньфан был известен как коллекционер антиквариата. Одним из первых он осознал значимость древних гадательных надписей и археологических древностей. Интересовался также Древним Египтом, и был первым китайцем, приобретавшим египетские древности. В 1909 году издал каталог своей коллекции, в том числе описание 430 древних бронзовых изделий. Издавались также каталоги нефритовых изделий и печатей, создаваемых ведущими антикварами Китая своего времени. Основная часть коллекций Дуаньфана была его наследниками продана в Метрополитен-музей. Оставшееся рукописное и эпистолярное наследие князя хранится в Первом историческом архиве КНР в Пекине, в Тайбэе в 1967 году издавалось 4-томное собрание его меморандумов трону.

Кавказская пленница, или Новые приключения Шурика

«Кавка́зская пле́нница, или Но́вые приключе́ния Шу́рика» — советский художественный фильм, снятый Леонидом Гайдаем. Сценарий к картине написан Яковом Костюковским и Морисом Слободским при участии самого режиссёра. Съёмки проходили в 1966 году в павильонах «Мосфильма», а также в Крыму — на базе Ялтинской киностудии, на Кавказе — в районе Красной Поляны и в Абхазии — в долине озера Рица. Главные роли исполняли Александр Демьяненко, Наталья Варлей, Владимир Этуш, Фрунзик Мкртчян, Руслан Ахметов, Юрий Никулин, Георгий Вицин, Евгений Моргунов и другие. Действие фильма происходит на Кавказе. В основе сюжета — приключения собирателя фольклора Шурика, который, находясь в южном городе, оказывается втянутым в историю с похищением девушки Нины. Инициатор похищения — номенклатурный работник районного масштаба товарищ Саахов; в роли его кунаков выступают персонажи комедийной троицы — Трус, Балбес и Бывалый.

Картина, жанр которой определён как эксцентрическая комедия, наполнена трюками, гэгами, элементами клоунады. По мнению исследователей, режиссёр использовал в ленте опыт представителей немого кинематографа — в частности, Чарли Чаплина и Гарольда Ллойда. Музыку к фильму написал композитор Александр Зацепин, автор песенных текстов — Леонид Дербенёв. После сдачи картине была присвоена первая прокатная категория. На экраны кинотеатров СССР «Кавказская пленница» вышла 3 апреля 1967 года.

Дело Сухово-Кобылина

Дело Сухово-Кобылина — дело об убийстве парижской модистки и московской купчихи Луизы Симон-Деманш (фр. Louise Simon-Dimanche) 7 ноября 1850 года, одним из фигурантов которого был драматург Александр Васильевич Сухово-Кобылин. Расследование длилось с 1850 по 1857 год. За эти годы Сухово-Кобылин дважды подвергался аресту; во время пребывания на гауптвахте он завершил работу над своей первой пьесой «Свадьба Кречинского». В число подозреваемых входили и слуги Симон-Деманш. Следствие также интересовалось представительницей высшего московского света Надеждой Ивановной Нарышкиной, которая после вызова на допрос покинула Россию и уехала во Францию. Дело, расследованием и изучением которого занимались московский обер-полицмейстер Иван Дмитриевич Лужин, генерал-губернатор Москвы Арсений Андреевич Закревский, министр юстиции Российской империи Виктор Никитич Панин, члены Правительствующего сената и Государственного совета, завершилось оправданием как Сухово-Кобылина, так и крепостных крестьян. Приговор, вынесенный Государственным советом, так и не дал ответа на вопрос о том, кто убил Луизу Симон-Деманш. Процесс вызвал большой общественный резонанс и наложил отпечаток на творчество драматурга.

Робертс-Смит, Бенджамин

Бенджамин Робертс-Смит (англ. Benjamin Roberts-Smith; род. 1 ноября 1978, Перт, Западная Австралия, Австралия) — австралийский военнослужащий, капрал Армии Австралии. Кавалер креста Виктории для Австралии. Родился в 1978 году в Перте, штат Западная Австралия. Из семьи военного. После окончания школы, где успешно занимался спортом, в 1996 году записался в Армию Австралии. В составе Королевского Австралийского полка[en] служил в Малайзии и Восточном Тиморе, в том числе в миротворческих миссиях. В 2003 году перевёлся в австралийский спецназ[en] — Полк Особой воздушной службы[en]. Служил на Фиджи, в Ираке, а в 2006 году был в первый раз командирован в Афганистан. 31 мая 2006 года в составе австралийского патруля высадился в гористой местности возле перевала Хора[en] (вилаят Урузган), где занимался координацией авиаподдержки союзных сил в столкновениях с талибами. Ввиду непрерывных попыток обнаружения патруля со стороны боевиков, 2 июня фактически возглавил оборону наблюдательного пункта австралийцев и отбил атаку до прибытия поддержки с воздуха. За эти действия 22 ноября того же года был награжден медалью «За храбрость»[en]. 11 июня 2010 года участвовал в штурме селения Тизак[en] (вилаят Кандагар), с целью убийства или захвата одного из командиров талибов. Под вражеским огнём привёл патруль в укрытие, которое вскоре покинул и отвлёк огонь противника на себя, позволив своим сослуживцам вернуть инициативу в бою. Лично подавил две пулемётные точки боевиков из трёх, а затем на пару с товарищем взял штурмом вражеские укрепления. За эти действия 23 января 2011 года был удостоен креста Виктории, высшей боевой награды Австралии. В общей сложности, шесть раз был в командировках в Афганистане. В 2013 году вышел в отставку в звании капрала. Как итог военной службы, 26 января 2014 года награждён благодарностью «За выдающиеся заслуги»[en] за ряд действий в боях с талибами в Афганистане. После отставки занялся бизнесом, сделал карьеру в телекорпорации «Seven West Media[en]», став генеральным менеджером её отделений «Seven Queensland[en]» и «Seven Brisbane[en]». В 2016 году окончил Квинслендский университет. На протяжении долгого времени пользовался неизменным уважением общества, считался самым известным солдатом Австралии, будучи одним из четырёх ныне живущих австралийских кавалеров креста Виктории. В 2017—2018 годах стал объектом ряда журналистских расследований на тему совершения военных преступлений австралийскими военнослужащими в Афганистане. Как утверждалось в СМИ, Робертс-Смит может быть причастен к семи убийствам афганцев. В 2018 году подал несколько исков к новостным агентствам о защите репутации в Федеральный суд Австралии[en]. По следам журналистских публикаций было возбуждено расследование генерального инспектора Сил обороны Австралии[en], который в 2020 году заключил, что несколько австралийских солдат причастны к незаконным расправам над афганцами. Имени Робертс-Смита в отчёте не содержится, однако он сам назвал себя фигурантом расследования. Официальной информации о совершении Робертс-Смитом военных преступлений и ведении в отношении него следственных действий не имеется.

Norman Fucking Rockwell!

Norman Fucking Rockwell! (с англ. — «Норман, мать его, Роквелл!») — шестой студийный альбом американской певицы и автора песен Ланы Дель Рей, изданный 30 августа 2019 года на лейблах Interscope и Polydor. После выпуска Lust for Life и последовавшего за ним творческого кризиса Дель Рей пробовала себя в поэзии. В конце января 2018 года она пересеклась с продюсером Джеком Антоноффом; пара решила поработать вместе, и хотя у певицы не имелось конкретного плана относительно альбома, но со временем они пришли к задумке NFR![⇨]. Рик Ноуэлс, сделавший с Ланой прошлые три записи, практически не участвовал в создании новой. Запись проходила по большей части в Лос-Анджелесе и завершилась к концу года[⇨]. Название альбома — дань уважения американскому художнику и иллюстратору Норману Роквеллу[⇨]. Песни диска выдержаны в таких стилях, как софт-рок, сёрф-рок, психоделический рок, фолк-рок, кантри, поп- и рок-музыка, и заимствуют элементы барокко-попа, трэпа, трип-хопа и дезерт-рока прошлых работ. В записи широко использовались пианино, гитара, струнные и медные духовые; ударные встречаются редко[⇨]. NFR! исследует как новые, так и затронутые Ланой в прошлых работах темы: ностальгия, патриотизм, упадок культуры, политика, надежда, эскапизм и другие. Лонгплей прозвали «справочником» по Калифорнии и США в целом благодаря множеству отсылок к географическим объектам и массовой культуре[⇨]. Альбом получил восторженные отзывы от критиков, высоко оценивших прежде всего писательский стиль, вокал певицы и минималистичный продакшн Антоноффа[⇨]; его признали не только личным magnum opus Дель Рей[⇨], но и лучшей записью года, а также одной из самых значимых в десятилетии. NFR! принёс Дель Рей две номинации на «Грэмми» в главных категориях — «Альбом года» и «Песня года» (за заглавный трек)[⇨] — и был включён Rolling Stone в свой список «500 величайших альбомов всех времён». Пластинка оказала влияние на поп-музыку, а Брюс Спрингстин неоднократно восхищался писательским талантом Ланы[⇨]. Альбом добился коммерческого успеха и возглавил чарты семи стран, в том числе Великобритании, Шотландии и Швейцарии. В американском Billboard 200 он дебютировал на третьей строчке. К концу года диск разошёлся тиражом в более полмиллиона копий, а позднее получил золотые сертификации в ряде стран, включая США[⇨]. Дата выхода пластинки неоднократно переносилась и в итоге сдвинулась на год вперёд после выпуска первых двух синглов, «Mariners Apartment Complex» и «Venice Bitch». В течение года Лана делилась с поклонниками отрывками песен и добавила в альбом кавер-версию «Doin’ Time» группы Sublime, также изданную синглом. Кроме того, певица дала несколько печатных и видеоинтервью, а осенью отправилась в турне, состоявшее из четырёх ветвей с концертами преимущественно в Северной Америке и Европе (две из них в итоге отменили). Последним синглом выпустили заглавную композицию[⇨].

Милюков, Александр Петрович

Алекса́ндр Петро́вич Милюко́в (30 июля [11 августа] 1816, Козлов, Тамбовская губерния — 6 [18] февраля 1897, Санкт-Петербург) — русский писатель, литературный критик, журналист, главный идеолог и фактический руководитель журнала «Светоч», мемуарист. Педагог, историк литературы, путешественник, библиограф, профессор. Друг М. М. Достоевского и Ф. М. Достоевского, принимавший активное участие в литературной жизни России 1840—1880-х гг.; прототип С. В. Липутина, персонажа романа «Бесы». Петрашевец-фурьерист, примыкавший к умеренному крылу движения (С. Ф. Дуров, А. Н. Плещеев). Многочисленные работы Милюкова отличаются самостоятельностью, глубиной и убедительностью аргументации, имеют много ценных наблюдений и выдержали испытание временем. Самая крупная критическая работа, «Очерк истории русской поэзии», в середине XIX столетия выдержала три издания и в течение полувека служила пособием по курсу русской критики для студентов филологических факультетов.

Кушнаренковская культура

Кушнаренковская культура — археологическая культура железного века в Южном Приуралье. Впервые описана В. Ф. Генингом на основании раскопок, проводившихся в 1955—1959 годах на могильнике в Кушнаренково (Башкортостан).

Существовала в VI — VIII веках на территории Закамья, в бассейнах рек Белая, Кама и Ик. Предполагается, что культура пришла в середине VI века из лесостепных регионов Зауралья и Западной Сибири (саргатская культура). В V—VI веках потомки насельников Нижнего Приобья в составе лесостепных бакальских и потчевашских групп продвигаются за Уральский хребет, формируя очаги культурогенеза кушнаренковской культуры. В VIII веке к западу от Урала из других угорских групп возникла караякуповская культура.

Археологам удалось установить, что изучаемые племена на раннем этапе (в VI—VIII веках) хоронили сородичей под курганами головами на север. Черепа погребенных — со следами искусственной деформации. Позднее, умерших уже ориентировали головой на запад. В погребениях найдены остатки оружия, конского снаряжения, разнообразных украшений и керамики. Значительное количество керамики найдено и на поселениях. Вся посуда лепная, круглодонная, горшковидная или бомбовидная по форме. Обращает внимание её тонкостенность и изящность орнаментации.

Носителей кушнаренковской культуры большинство исследователей связывают с кочевыми уграми. Е. А. Халикова, А. Х. Халиков, В. А. Иванов считали их мадьярами. Н. А. Мажитов считает носителями кушнаренковской культуры древних предков башкир.

Палеогенетиками выявлены длительные генетические связи представителей кушнаренковской и чияликской культур с венграми Карпатского бассейна и подтверждена уральская трансмиссия нескольких восточно-евразийских монородительских линий в их генофонде. Кушнаренковская культура (популяция зауральской стоянки Уелги на озере Уелги) и популяции, связанные с ломоватовской и неволинской культурами Предуралья (Баяново (поздняя ломоватовская культура), Броды (ранняя неволинская культура), Бартым (неволинская культура, фаза II), Сухой Лог (поздняя неволинская культура)), обнаруживают обширные генетические связи с венграми-завоевателями Прикарпатья. Материнские линии венгров завоевателей аналогичны линиям современных татар со значительным восточно-евразийским компонентом.

Руководители Костромской губернии и области

Данный список включает себя всех руководителей Костромского наместничества, Костромской губернии и Костромской области.

Каргопольская культура

Каргопольская культура — археологическая культура эпохи неолита, имеющая распространение на юго-западе Архангельской области и севере Вологодской области, в районе озёр Лача, Воже, Кенозеро и, отчасти, Белого озера. Относится к кругу культур ямочно-гребенчатой керамики.

Была выделена в 1947—1952 годах, когда М. Е. Фосс включила в неё все известные тогда памятники, вплоть до эпохи раннего металла. Теперь памятники неолита в Восточном Прионежье объединены в одну культуру, сохранившую название каргопольской по месту основных находок на территории Каргопольского района Архангельской области РСФСР, а памятники позднего неолита—энеолита выделены в особую группу, названную памятниками типа Модлона.

Ареал каргопольской культуры имеет сравнительно четкие границы на севере до истока реки Онеги, на востоке и юго-востоке до верхнего течения реки Сухоны. На западе разграничение с карельской культурой довольно неопределенно. Общее число поселений, стоянок и могильников — около 90 (Кубенино, Андозеро 2, Андозеро 5, Сухое, Ольский Мыс, Яглобойская, Тихманга, Против Гостиного берега, Мыс Бревенный, Кубенино, Селище, Погостище, Караваевская, Верхнее Веретье, Устье Шолы-1 и др.).

Поселения каргопольской культуры расположены на повышенных участках берегов озёр и рек, в устьях рек, около озёрных лагун. Сейчас многие из них подтоплены, но во время их существования уровень воды ниже. Поселения постоянного типа удалены от озёрных открытых берегов, их площадь достигает иногда 3000 м², мощность культурного слоя — до 50—60 см. Временные стоянки имеют малую площадь, слабо насыщенный остатками и тонкий культурный слой, они расположены нередко на дюнных всхолмлениях у больших озёр. Возможно, это были промысловые стойбища.

Керамика каргопольской культуры сделана из грубого теста с примесью дресвы и песка, иногда содержит примесь слюды или мелкого кварца. Сосуды круглодонные, с прямыми стенками, венчик срезан прямо и оформлен гребенчатым штампом. В позднем периоде появились очень большие сосуды с массивным гранёным венчиком, также оформленным гребёнкой. Посуда разных размеров, от сосудов высотой 50-55 см и диаметром 40-45 см, до миниатюрных, диаметром 3-5 см. Крупные могли служить для хранения запасов, поскольку слишком велики для варки и не имеют внутри нагара. Преобладает посуда средних размеров, круглодонная, полусферической или слегка прикрытой формы. В основе орнаментации керамики горизонтальная зональность и небольшое число штампов — круглая ямка, оттиски гребёнки, римская единица и др. Обычно вся поверхность сосуда покрыта узором из глубоких круглых ямок в шахматном порядке, разделённых рядами косой гребёнки или прочерченными линиями, свободными зонами, где размещены розетки или фестоны из ямок. Эти узоры составляют около 90% всей орнаментации.

Каменные орудия сделаны из сланца, пёстрого валунного кремня, кварцита, изредка из кварца высокого качества. Техника обработки достигала высокого уровня, было освоено пиление, сверление, раскалывание и оббивка, ретуширование, шлифовка и полировка готовых изделий.

Среди орудий для обработки камня были найдены кварцевые пилы, ретушёры, шлифовальные плитки, наковальни, среди рубящих орудий — топоры (прямоугольные в плане и сечении, с узким обухом и овальным сечением, валикообразные, двулезвийные, с намеченными плечиками), кирки (в основном из кристаллической породы), тёсла, долота (прямоугольные, с вытянутым обухом, мелкие когтевидной формы или круммайсели, с поперечным желобком под лезвием), стамески. Все они сделаны из сланца, в исключительных случаях — из твёрдых пород. На стоянках каргопольской культуры долота-круммайсели появились примерно в одно время с редкими янтарными украшениями в III тысячелетии до н. э.

Орудия охоты представлены наконечниками стрел (листовидные, ромбические, с намеченным черешком), дротиков и копий из кремня с двусторонней обработкой всей поверхности.

Из орудий рыболовства найдены составные крючки из сланца, от которых чаще сохраняются стержни, а на поселении Сухое на реке Ковжа кроме стержней было найдено и остриё рыболовного крючка из сланца, что позволило реконструировать орудие — крючки делали из кости и кварца, причём для укрепления острия иногда протачивалась вертикальная канавка, как у экземпляра из белого кварца со стоянки Сухое. Жители стоянок должны были пользоваться заколами, сетями, ловушками, не сохранившимися на поселениях, но широко известными в лесном неолите.

Среди орудий хозяйственного назначения больше всего найдено скребков, а также ножи из тонких изогнутых отщепов с двусторонней ретушью, скобели, ложкари, проколки, долотовидные, комбинированные изделия на кремнёвых отщепах.

Костяной инвентарь беден, особенно в сравнении с мезолитическими стоянками культуры Веретье, существовавшими ранее на этой территории. Из кости в неолите делали примитивные по форме тупые наконечники, мелкие гарпуны, проколки и острия, рыболовные крючки и стержни к ним, редкие кинжалы и наконечники копий.

Украшения из кости, сланца и янтаря встречены на многих стоянках. Подвески круглой формы, плоские, с односторонним отверстием. Из янтарных поделок известны подвески, пуговицы (Против Гостиного Берега на правом берегу Модлоны), шайбы (Мыс Бревенный у западного берега озера Воже). Сланцевые кольца найдены на стоянках и в погребениях, в Андозере 2 на Андозере и в Караваевском могильнике на правом берегу Еломы, где кольцо найдено на груди погребённого. Об особом значении этих украшений говорят находки сломанных пополам колец, вновь просверлённых для дальнейшего использования. К этой же категории украшений относятся сланцевые диски с отверстием в центре и кольцо с двумя отверстиями из Караваевской стоянки. Аналогичные изделия известны в неолите Восточной Прибалтики, Финляндии и Карелии. Так, в могильнике Кыльяла на острове Сааремаа на груди погребённого лежало 7 сланцевых колец.

На территории каргопольской культуры известно несколько небольших могильников, в некоторых сохранились антропологические остатки, имеющие важное значение для изучения древнего населения лесной зоны. Первые погребения открыты в 1928 году на поселении Кубенино. В 1937 году был открыт Караваевский могильник, где затем вскрыли 38 погребений. Одно захоронение найдено в Верхнем Веретье на Кинеме, 8 погребений в могильнике Мыс Бревенный, 4 в Нефедьево (бассейн Кубенского озера), 3 на стоянке Сухое на Ковже. Коллективные захоронения выявлены на поселении Вёкса II в верховьях Сухоны. Погребения и могильники расположены обычно на окраинах стоянок, связаны с культурным слоем. Их глубина и ориентация различны, встречается засыпка красной охрой (Кубенино, Караваевский), но она не обязательна. Характерной особенностью погребального обряда является обычай прикрывать умершего камнями. Камни помещались на голову, поясницу или ноги. Умерших хоронили в вытянутом положении на спине, животе (Кубенино, Караваевский), иногда на боку (Мыс Бревенный). Обычно никаких сооружений над могилой не было. Исключение составляет погребение женщины из Караваевского могильника, где над могилой был сделан небольшой очаг из камней, около которого нашли угли и разрозненные кости медведя, лося и бобра. Вещи в погребениях встречаются редко. Если установлено, что они связаны с погребением, это оказываются подвески из сланца или янтаря, а также из зубов животных.

Кремнёвые фигурки найдены на стоянках или при случайных сборах. Несмотря на непластичность материала, они вполне динамичны, что отличает именно каргопольскую скульптуру. Изображения человека обычно даны в фас, только случайная находка со стоянки Ольский Мыс на восточном берегу озера Лача представляет изображение в профиль. Выдвинутыми вперёд ногами и козырьком надо лбом оно напоминает глиняных «идолов». Фигурки из глины, именуемые «идолами», найдены в Кубенино, Устье Кинемы, Илексе, Сухом. Их характеризует согнутая поза, неразделённые и выдвинутые вперёд ноги, отсутствие рук, проработка только верхней части лица, у некоторых защипами показан гребень на спине. Вероятно, традиция этих изображений уходит в более глубокую древность, к населению ямочно-гребенчатой керамики Русской равнины, поскольку на этих поселениях найдены отдельные подобные фигурки. Предполагается, что «идолы» являлись покровителями домашнего очага, поскольку они неоднократно встречены в жилищах.

Среди мелких кремнёвых фигурок представлены изображения птиц, зверей, рыб, есть рептилии, изредка хищники. Кремнёвую скульптуру часто связывают с волосовской культурой эпохи энеолита в лесной полосе. В Восточном Прионежье памятников этой культуры нет, а фигурки из кремня достаточно распространены в позднем неолите.

Рисунки на керамике известны только в Кубенино, где найдены обломки сосуда обычного типа, украшенного фризом из плывущих влево птиц, нанесённых гребенчатыми штампами разного размера. Графическая реконструкция сосуда опубликована В. И. Смирновым. Вероятно, были распространены рисунки в цвете, выполненные кусочками охры и других красителей. Специальные «мелки» красной и жёлтой охры найдены в Андозере 2, а на стоянке Сухое обнаружен заточенный чёрный «мелок». Кроме рисунков на дереве или кости, ими могли выполнять татуировку, ведущую начало из глубокой древности и имевшую магическое значение, как это показывают этнографические наблюдения.

Древнейшие памятники каргопольской культуры относятся к концу мезолита и характеризуются грубыми кремнёвыми орудиями, костяными наконечниками стрел. В IV тысячелетии до н. э. появляется керамика с орнаментом из крупных ямок, постепенно сменяющаяся керамикой с ямочно-гребенчатым орнаментом. Кремнёвые орудия приобретают чисто неолитический облик, появляются кремнёвые фигурки животных, глиняные изображения человека. В конце II тысячелетия до н. э. среди керамики преобладает гладкая и сетчатая, кремень почти выходит из употребления.

Хронология каргопольской культуры недостаточно разработана. Сложение каргопольской культуры происходило в начале IV тысячелетию до н. э. К этому же времени относятся поселения карельской культуры (восточный вариант), во многих отношениях близкие ранним каргопольским стоянкам. Для поселения Сухое (II горизонт) получена дата 4940 ±110 лет, что соответствует началу III тысячелетия до н. э. и относится к среднему периоду каргопольской культуры. В развитии каргопольской культуры намечаются три хронологических периода. Ранний (первая половина IV тыс. до н. э.), к которому относятся нижние слои поселений, затопленные или уходящие под торфяные отложения (Васькин Бор I и Васькин Бор II на озере Азатское, Против Гостиного Берега, нижний слой Караваевской стоянки, могильник Кубенино). Средний период (вторая половина IV — начало III тыс. до н. э.) время существования большинства поселений, высокого уровня в обработке камня и производстве керамики, расцвета искусства. К этому периоду относятся Андозеро 2, Андозеро 5 (верхний слой), Кубенино, Сухое, Тихманга на реке Тихманьга и др. Для позднего периода (III тыс. до н. э.) характерно большое разнообразие в орнаментации керамики, появление новых узоров, в том числе ромбо-ямочного. В отдельных случаях усложняется форма посуды, в Сухом найден профилированный сосуд с выступом на плечиках и ромбическим узором. В каменном инвентаре наблюдается ухудшение техники обработки, распространяются мелкие сланцевые орудия и наконечники с расширенным основанием и черешком, исчезают древние формы. В это время ощущается влияние культуры населения, оставившего памятники типа Модлона, а до этого — населения гребенчато-ямочной керамики.

У образца KAR001 (6457–6258 лет до н. э.) с могильника Караваиха 1 определена митохондриальная гаплогруппа T2.

Луман, Никлас

Ни́клас Лу́ман (нем. Niklas Luhmann; 8 декабря 1927, Люнебург — 6 ноября 1998, Эрлингхаузен) — немецкий социолог, создатель оригинальной теории общества, классик социологии XX века.

На протяжении всей научной карьеры Луман работал над созданием общей социологической теории. Ему удалось пересмотреть основания социологии, сместив акцент в социальной теории от действия к коммуникации, и обновить функционализм. Луман представил универсальную социологию без субъекта на основе радикального конструктивизма, достижений феноменологии, общей теории систем, кибернетики, неодарвинизма. Системная теория Лумана включает теории коммуникации, эволюции, дифференциации, медиа, общества. Луман рассматривал современное общество как множество систем, которые производят различные реальности смысла и, наблюдая друг за другом, воспринимают мир и другие системы как нечто сложное (комплексное) — как окружающий мир. Социальные системы самоформируются (идея аутопойезиса), устанавливая границы с окружающим миром, и постоянно дифференцируются на подсистемы, между системами нет иерархии. Эти процессы контингентны, их воспроизводство обеспечивается системами коммуникации.

Никлас Луман написал более 70 книг и около 500 статей на социологические темы. Его главные работы — «Социальные системы» (1984) и «Общество общества» (1997). Луман бо́льшую часть жизни проработал в Билефельдском университете, его полемика с Юргеном Хабермасом занимала важное место в интеллектуальной жизни Германии второй половины XX века. Созданная Луманом в 1950—1960-е годы картотека (Zettelkasten), достигшая 90 тысяч наименований, предвосхитила технологию гиперссылок интернета.

Сузгунская культура

Сузгунская культура — археологическая культура позднего бронзового века на территории Западной Сибири.

Фрегат «Паллада»

«Фрегат „Паллада“» — книга очерков Ивана Александровича Гончарова, составленная на основе путевых заметок, которые написаны во время экспедиции на военном парусном корабле в 1852—1855 годах. Гончаров, входивший в личный состав фрегата в качестве секретаря главы морской экспедиции вице-адмирала Евфимия Васильевича Путятина, вместе с экипажем посетил Англию, затем побывал в некоторых странах Африки, Китае, Японии; в Петербург писатель вернулся по суше через Сибирь. Первый очерк, озаглавленный «Ликейские острова», был напечатан в журнале «Отечественные записки» (1855, № 4). В дальнейшем — вплоть до выхода книги — путевые заметки о кругосветном путешествии Гончарова публиковались в журналах «Современник» (1855, № 10), «Морской сборник» (1855, № 5, 6), «Русский вестник» (1856, том 6; 1857, том 7) и «Отечественные записки» (1855, № 10; 1856, № 2, 3). Первое полное издание появилось в 1858 году. При жизни писателя книга выходила шесть раз как отдельными изданиями, так и в составе собраний сочинений автора. Рассматривая произведение в контексте жанра путешествий, исследователи отмечали, что литературными предшественниками «Фрегата „Паллада“» были «Письма русского путешественника» Николая Карамзина и «Путешествие в Арзрум» Александра Пушкина. Определённое влияние на гончаровские очерки оказали Александр Радищев, Лоренс Стерн, Александр Дюма. Впечатления, полученные во время похода, нашли отражение в романе Гончарова «Обломов».

Орловская культура

Орло́вская культура — археологическая культура неолита конца 7-го — 6-го тысячелетия до н. э., распространённая в степной зоне Нижнего Поволжья. Имеет сходные черты с ракушечноярской культурой Нижнего Подонья и родственна джангарской и позднемезолитической сероглазовской культурам, распространённым в пустынных и полупустынных районах Прикаспия.

Всехсвятское

Всехсвя́тское (Всесвя́тское) — бывшее село Московской губернии и уезда, административный центр Всехсвятской волости. С 1917 года в черте города Москвы. В настоящее время территорию села занимают московские районы Аэропорт и Сокол. Культурный слой села Всехсвятского относится к ценным объектам культурного наследия регионального значения. Село известно с XIV—XV веков. Название села — от храма Всех Святых. В XVIII веке здесь существовала грузинская типография. До открытия Петровского парка Всехсвятское было одним из любимых мест гуляний москвичей. В 1915 году близ Всехсвятского открыто Братское кладбище.

Шульц, Дмитрий Иванович

Дмитрий Иванович Шульц (1893 (?), Нижний Новгород, Российская империя — 2 апреля 1930, Москва, СССР) — религиозный деятель, создатель и руководитель секты «Единый Храм», действовавшей в 1920-е годы. Дмитрий Шульц как разрабатывал теоретическую основу деятельности секты, так и детально продумывал её ритуалы. Дмитрий Шульц родился в интеллигентной семье, ещё в детстве проявлял склонность к сочинительству и театру, окончил Нижегородский графа Аракчеева кадетский корпус и учился в Московском коммерческом институте, где слушал лекции богослова Сергея Булгакова. В 1920-е годы создал сообщество мистически настроенных молодых людей, которых увлёк сначала идеями спиритизма, а впоследствии и созданием новой синкретической религии. С течением времени в этом сообществе нарастали элементы садизма, мазохизма, стали практиковаться сексуальные извращения. Сообщество превратилось в тоталитарную религиозную секту, занимавшую откровенно антисоветскую позицию. В марте 1930 года в результате судебного процесса, широко освещаемого центральной прессой, Дмитрий Шульц был приговорён к высшей мере наказания по статье 58-10 УК РСФСР («за пропаганду, содержащую призыв к подрыву или ослаблению советской власти, с использованием религиозных предрассудков») и расстрелян. В судебном процессе принимал участие адвокат, участник открытых политических процессов Илья Брауде. Судебно-психиатрическую экспертизу проводили крупные учёные, доктора медицины Пётр Ганнушкин, Вольф Внуков и Евгений Краснушкин, в качестве эксперта-религиоведа был привлечён доктор исторических наук Владимир Бонч‑Бруевич.

Sex Pistols

Sex Pistols (рус. Секс пистолс; МФА: [sɛks ˈpɪst(ə)lz]) — британская панк-рок-группа, образованная в 1975 году в Лондоне. Коллектив стал олицетворением субкультуры панка, а его участники — инициаторами так называемой «панк-революции» в Великобритании. Своим творчеством и идеологией Sex Pistols вдохновили огромное количество исполнителей более позднего периода, представляющих практически все направления рок-музыки. Группа считается одним из самых влиятельных коллективов 1970-х годов.

Первоначально в состав Sex Pistols входили вокалист Джонни Роттен, гитарист Стив Джонс, барабанщик Пол Кук и бас-гитарист Глен Мэтлок, а в качестве импресарио группы выступал Малкольм Макларен. В начале 1977 года Мэтлок был заменён Сидом Вишесом. Являясь выходцами из низших социальных слоёв, Sex Pistols призывали к анархии, проявляли полное неуважение к королевской семье и политическому строю Великобритании, что нашло отражение в их песнях «Anarchy in the U.K.» и «God Save the Queen», тем самым породив острые споры между многочисленными сторонниками и противниками музыкантов. Телеканалы и радиостанции отказывались транслировать композиции Sex Pistols, концерты группы, часто заканчивавшиеся потасовками, неоднократно запрещались, тиражи пластинок арестовывались. Музыканты выпустили всего один студийный альбом Never Mind the Bollocks, Here’s the Sex Pistols, который изменил путь развития популярной музыки и стал одним из наиболее важных дисков для рок-индустрии в целом. Несмотря на скандалы, связанные с выпуском пластинки, она стала сначала золотой, а затем и платиновой в США и Великобритании, а также золотой в Нидерландах.

Несмотря на непродолжительность наиболее активной фазы своего существования (чуть более двух лет), Sex Pistols навсегда приобрели репутацию одного из самых скандальных и провокационных музыкальных коллективов за всю историю. В 2006 году группа была включена в американский Зал славы рок-н-ролла.

Ямная культура

Я́мная культу́ра (точнее — древнея́мная культу́рно-истори́ческая о́бщность) — археологическая культура эпохи позднего медного века — раннего бронзового века (3600—2300 года до н. э.). Занимала территорию от южного Приуралья на востоке до Днестра на западе, от Предкавказья на юге до среднего Поволжья на севере. Эта культура была выделена В. А. Городцовым в 1905 году для отличия от более поздних катакомбных и срубных культур на этой территории.

Л. С. Клейн в 1975 году выделял западное крыло «ямников» в отдельную нерушайскую культуру. Затем и другие археологи стали так поступать, только дали другое название — буджакская культура.

Бондарихинская культура

Бондарихинская культура — археологическая культура финального бронзового и раннего железного веков (XI—IX вв. до н. э.), распространенная от Днепровского левобережья до верхнего и среднего течения Северского Донца, а на востоке и северо-востоке до бассейна Дона и средней Оки. Выделена как самостоятельная археологическая культура в 50-х гг. XX в. В. А. Ильинской. Представлена поселениями, городищами, могильниками, кладами и единичными находками. Жилища — землянки, полуземлянки и наземные постройки. Погребальные памятники представлены грунтовыми могильниками с остатками трупосожжений и единичными курганными трупоположениями. Обряд предусматривал захоронение остатков кремации в сосудах-урнах или небольших грунтовых ямках.

Эпонимным памятником является поселение в урочище Бондариха возле г. Изюма на Северском Донце, которое было обнаружено в 20-х гг. XX в. Н. В. Сибилевым в ходе археологической разведки. В 1951 г. раскопки в ур. Бондариха проводили Д. Я. Телегин, а в 1953 г. — В. А. Ильинская. Сформировалась на базе марьяновской культуры и памятников малобудковского типа при непосредственном влиянии поздняковской и бережновско-маёвской срубной культуры. Памятники представлены поселениями, городищами, могильниками и случайными находками. Поселения располагались преимущественно в пойме на небольших возвышенностях или пониженных участках берега реки. На позднем этапе развития культуры появляются укреплённые поселения — городища. Наиболее изученные поселения бондарихинской культуры — Бондариха, Малые Будки, Студенок. Жилища представлены подпрямоугольными однокамерными, реже двухкамерными, полуземлянками или наземными постройками каркасно-столбовой конструкции. В центре жилища располагался очаг, который обкладывали камнями. Погребальные памятники представлены грунтовыми могильниками, которые располагаются на дюнных всхолмлениях в поймах рек или на краю первой надпойменной террасы в непосредственной близости от синхронного поселения. Известны единичные подкурганные захоронения. Усопших кремировали на стороне, пережжённые кости ссыпали в сосуды-урны или в грунтовые ямки. Известны немногочисленные случаи ингумаций. В качестве погребального инвентаря выступают целые и преднамеренно разбитые и сосуды или фрагментов керамики. Наиболее изученные могильники бондарихинской культуры — Тимченки, Основа, Залинейное.

Керамический комплекс культуры представлен преимущественно высокими горшками с широким горлом и небольшим плоским дном. Орнамент состоял из ямок разной формы, гребенчатого штампа, «бантика» вдавлений палочкой, которые образуют орнамент в виде «виноградных гроздей». Как и в керамике срубной общности, встречаются схематические знаки, в которых исследователи видят примитивные пиктографическое письмо. Их содержание пока не расшифровано. Орудия труда и оружие из камня представлены разнообразными шлифованными топорами, зернотерками, тёрочниками, литейными формами, кремнёвыми наконечниками стрел с двусторонней ретушью, серпами и вкладышами серпов, ножами, скребками. Бронзовые изделия немногочисленны, представлены преимущественно ножами и шильями. На позднем этапе развития появляются отдельные изделия из железа, которые свидетельствуют о доживании племен бондарихинской культуры до начала железного века. Основу хозяйства составляло разведение крупного и мелкого рогатого скота, свиней, которое дополнялось земледелием и охотой. На западе бондарихинская культура граничит с лебедовской культурой, на юге — белогрудовской и чернолесской.

Карасукская культура

Карасукская культура — археологическая культура бронзового века (кон. 2-го — начало 1-го тыс. до н. э.) в Южной Сибири и Казахстане. Названа по раскопкам эталонных памятников на реке Карасук (приток Енисея) близ села Батени в Боградском районе (Хакасия). Изучение проводится преимущественно на основании раскопок курганов. Влияние культуры прослеживается от Саян и Алтая до Аральского моря. Развилась на основе окуневской культуры под влиянием андроновской культуры. Выделяется две традиции — классическая и лугавская (каменноложская). Сменяется тагарской культурой.

Кундская культура

Кундская культура — мезолитическая культура VIII—V тысячелетий до нашей эры, распространённая на территории восточной Прибалтики от Польши до Ленинградской области и южной Финляндии. Названа по г. Кунда в Эстонии.

Развилась на базе свидерской культуры. Пуллиское поселение кундской культуры считается следом древнейшего пребывания человека на территории, принадлежащей сейчас Эстонии. На территории Белоруссии известно три поселения, два в Полоцком районе и одно — в Верхнедвинском.

Представители культуры часто использовали для производства инструментов и оружия рога и кости, что было обусловлено редкими месторождениями кремня в регионе. Мёртвых хоронили в выпрямленном положении в одиночку или группами (иногда в несколько ярусов), часто посыпали трупы охрой и клали к ним орудия труда.

У представителя кундской культуры из Звейниеки (Латвия), жившего ок. 8,3 тыс. л. н., определена митохондриальная гаплогруппа U5a1c. У образцов Zv162 (4470 ± 72 лет до н. э.) и Zv317 (3890 ± 67 лет до н. э.) определена митохондриальная гаплогруппа U4a1. У образца Spiginas4 (6440–6230 лет до н. э) из Литвы определена митохондриальная гаплогруппа U4a2.

Днепро-двинская культура

Дне́про-дви́нская культу́ра — считающаяся балтской археологическая культура железного века. Была распространена в VIII веке до н. э. — IV веке н. э. в верховьях Днепра. Сменяется банцеровско-тушемлинской культурой.

Ребёнок Розмари

«Ребёнок Розмари» (англ. Rosemary’s Baby) — американский психологический фильм ужасов 1968 года, снятый Романом Полански по собственному сценарию. Главные роли исполнили Мия Фэрроу, Джон Кассаветис, Рут Гордон, Сидни Блэкмер, Ральф Беллами и Морис Эванс, фильм стал дебютной работой для Чарлза Гродина. Фильм является экранизацией одноимённого романа Айры Левина (1967). Картина рассказывает о молодой беременной женщине Розмари Вудхаус, которая вместе со своим мужем Гаем живёт в многоквартирном доме на Манхэттене. Розмари начинает подозревать, что её соседи, пожилая пара Кастеветов, являются членами сатанинского культа и они хотят использовать её ребёнка для своих ритуалов. Хотя действие фильма происходит в Нью-Йорке, основная часть съёмок проходила в Лос-Анджелесе в конце 1967 года. Фильм был выпущен в июне 1968 года компанией Paramount Pictures и имел успех в прокате, собрав в США более 30 миллионов долларов. Фильм получил почти всеобщее признание кинокритиков, а также был удостоен множества наград, включая несколько номинаций на премию «Золотой глобус» и две номинации на премию «Оскар». Рут Гордон получила как «Оскар» за лучшую женскую роль второго плана, так и «Золотой глобус» в той же категории. «Ребёнок Розмари» является первым фильмом режиссёра, снятым в Голливуде, и его первой попыткой экранизации литературного произведения. Через 8 лет свет увидел сиквел, снятый Сэмом О’Стином, монтажёром фильма Полански, который не повторил успеха картины.

Фильм входит в так называемую «квартирную трилогию» Полански, состоящую также из фильмов «Отвращение» (1965) и «Жилец» (1976). «Ребёнок Розмари» затрагивает такие темы, как паранойя, христианство и оккультизм. В настоящее время «Ребёнок Розмари» приобрёл культовый статус и считается одним из величайших фильмов ужасов всех времён. В 2014 году Библиотека Конгресса США выбрала фильм для сохранения в Национальном реестре фильмов, посчитав его «культурно, исторически или эстетически значимым». По версии Американского института кино картина занимает 9-е место в списке 100 самых остросюжетных американских фильмов за 100 лет.

Первый день битвы при Геттисберге

Первая фаза битвы при Геттисберге проходила 1 июля 1863 года под Геттисбергом, штат Пенсильвания. Сражение являлось частью Геттисбергской кампании американской Гражданской войны. В ходе встречного боя Северовирджинская армия генерала Роберта Ли заставила отступить с позиции федеральные I и XI корпуса, но не смогла развить успех и выбить противника с Кладбищенского холма. Сражение началось рано утром, когда кавалерийские сторожевые пикеты федеральной дивизии генерала Бьюфорда вступили в перестрелку с идущей к Геттисбергу 2-й дивизией III корпуса Северовирджинской армии (дивизией Генри Хета). Федеральные кавалеристы замедлили наступление противника и дали время двум передовым бригадам I корпуса Потомакской армии занять позиции на хребте Макферсона. На этой позиции они выдержали атаку дивизии Хета, после чего в сражении образовалась пауза. В это время на поле боя подошла дивизия Роберта Роудса, а на помощь I корпусу подошёл XI корпус Ховарда. Роудс атаковал корпус Ховарда, но был отбит. Вслед за этим на поле боя вышла дивизия Джубала Эрли и атаковала корпус Ховарда во фланг. Атака Эрли была поддержана атакой Хета и Роудса, что привело к отступлению федеральной армии, которое перешло в паническое бегство. Вечером Ли приказал генералу Юэллу захватить Кладбищенский холм, если это представляется возможным, но Юэлл не решился на эту атаку. Сражение 1 июля считается 23-м в списке крупнейших (по количеству задействованных войск) сражений Гражданской войны: в нём участвовала четверть Потомакской армии (22 000 чел.) и треть Северовирджинской армии (27 000 чел.).

Афанасьевская культура

Афана́сьевская культу́ра — южносибирская археологическая культура энеолита (III—II тысячелетия до н. э.). Название получила от Афанасьевой горы (близ села Батени в Боградском районе Хакасии), где в 1920 году был исследован первый могильник этой культуры.

Афанасьевская культура — первый этап эпохи палеометалла в степях Южной Сибири, являющийся отправной точкой в понимании развития историко-культурных процессов в жизни древнего населения этой территории. В основном представлена древними могильниками, поселения встречаются значительно реже, известен один рудник.

Помимо основного района — Алтая (Ело 1-2, Бике 1, Пещеркин Лог и др.) и Хакасско-Минусинской котловины, ареал памятников включает Восточный Казахстан, Западную Монголию и китайский Синьцзян. Афанасьевские памятники Алтая представлены могильниками и поселениями Балыктуюль, Ело, Кара-Тенеш, Теньга, Большой Толгоек, Арагол, Курота и др.

Самарская культура

Сама́рская культу́ра — энеолитическая археологическая культура начала V тысячелетия до н. э., существовавшая в районе Самарской Луки реки Волги. Обнаружена в 1973 году в ходе археологических раскопок близ села Съезжее Богатовского района Самарской области. Позже обнаружено ещё несколько поселений. Сформировалась на основе ранее существовавшей в этом же регионе средневолжской культуры среднего неолита, на востоке граничила с агидельской культурой. Культуры, занимавшие этот ареал позже, иногда также называют самарскими, а собственно самарскую культуру называют культурой раннего энеолита данного региона.

Культура боевых топоров

Культура боевых топоров, культура шнуровой керамики (нем. Schnurkeramik) — археологическая культура медного и бронзового веков, распространённая на обширных территориях Скандинавии, Центральной и Восточной Европы и датированная 3200 г. до н. э./2300 до н. э. — 2300 г. до н. э./1800 г. до н. э.

Категории:

Часть материалов РУВИКИ основана на материалах сторонних ресурсов. Они проходят редакционную проверку с использованием собственного дообучаемого ПО. Возможны ошибки. Редакция их оперативно устраняет. Пишите info@ruwiki.ru.
Используя этот сайт интернет-энциклопедии «РУВИКИ», я соглашаюсь с Условиями использования и Политикой конфиденциальности, даю своё согласие на обработку моих пользовательских данных (файлов cookies) с помощью систем веб-аналитики Яндекс.Метрика и/или иных систем веб-аналитики на условиях, указанных в Политике конфиденциальности.

Меря

Википедия

Ме́ря, меря́не — древнее финно-угорское племя, проживавшее на территории современных Владимирской, Ярославской, Ивановской, восточной части Московской, части Вологодской и западной части Костромской областей Российской Федерации[1]. Содержание 1 История 2 Роль мери в формировании русского этноса 3 Культура 4 Топонимы и гидронимы 5 Современные меря 6 См. также 7 Примечания 8 Ссылки История Карта финно-угорских племён до прихода славян Карта расселения славян и их соседей на конец VIII века Меряне проживали на значительной части современных Костромской, Ярославской, Вологодской и Ивановской областей России до прихода туда в X—XI веках славян-кривичей. Меря впервые была упомянута в VI веке готским летописцем Иорданом под названием мерен (merens) как данник короля готов Германариха. Позднее сведения о мере можно найти и в русских хрониках. Согласно летописи «Повесть временных лет», меря располагалась в районе озёр Неро («Ростовское озеро») и Плещеево («Клещина»). По предположению А. Е. Леонтьева, в VI веке мерянские племена переместились из района средней Оки (культура рязано-окских могильников) на север. Согласно «Повести временных лет», в 859 году мерян обложили данью варяги. В конце IX века — начале X века меря принимала участие в военных походах Олега, в том числе на Киев. Последнее упоминание мери как отдельного народа имеется под 907 годом, когда меряне в составе войска Олега пошли на Царьград[2]. Тем не менее есть отдельные упоминания и позднее: «mirri» в «Gesta Hammaburgensis ecclesiae pontificum» Адама Бременского (1075), вероятно, пользовавшегося более ранними источниками. Начало слияния с восточными славянами относится к X—XI вв. Эта территория стала основой Владимиро-Суздальского княжества. Меря входила в состав населения, восстававшего в 1071 и 1088 против насаждения христианства и феодальных порядков. Процесс ассимиляции растянулся на столетия. Когда в XIV в. Авраамий Галичский решил поселиться на Галичском озере, там жили «человеци по дубравам некрещении, нарицаемые меря» (Житие). Одним из первых археологов, исследовавших мерянские и славяно-мерянские памятники в середине XIX века, был граф Уваров. Раскопав значительное количество древнерусских курганов, содержавших небольшое количество мерянских украшений, он приписал их мерянам. При раскопках вокруг озера Неро были обнаружены Сарское городище (племенной центр мери) и 19 селищ, принадлежавших мерянам. Указанные поселения располагались на склонах возвышенностей коренного берега озера, занимая берега ручьёв и рек Сара, Устье, Которосль в пределах досягаемости друг от друга. Другое гнездо мерянских селищ расположено вокруг озера Плещеево. Одно из селищ расположено около озера Савельево (южнее Плещеева озера на 40 км). С меньшей плотностью памятники мери расположены по течению реки Нерли Клязьминской, в окрестностях Ярославля и в Костромской области вплоть до Галича Мерьского, где, возможно, существовал центр мери. В настоящее время истинных потомков летописного народа мери, по-видимому, не существует. Название «меря» известно практически только из летописи «Повесть временных лет». Нет данных, было ли это самоназвание либо искажённое внешнее наименование местного племени пришлыми славянами. Существует умозрительная версия, что слово «меря» и самоназвание проживающих на западе Марий Эл современных горных марийцев, звучащее приблизительно как «мяры», представляют собой однокоренные слова. Наиболее близкими мере по происхождению являются мари, затем мурома и мордва (эрзя), в меньшей степени — весь (вепсы). Эта группа племён, включавшая в себя в том числе и население, оставившее памятники типа Безводнинского могильника, сформировалась во второй пол. I тысячелетия н. э. в результате движения балтов[источник не указан 110 дней] из верховий Оки вниз по течению, вплоть до левобережья Волги, в ходе которого они смешались с проживающими там финноязычными племенами. Ряд учёных (М. Фасмер, Т. С. Семёнов, С. К. Кузнецов, Д. А. Корсаков) отождествляют мерю с мари[3]. Луговые марийцы воспринимают слово меря как русифицированное самоназвание западной ветви мари — Мäрӹ, которое до сих пор в употреблении мари Поветлужья и междуречья Ветлуги и Унжи. Костромские марийцы и сейчас называют себя словом мерен. «История о Казанском царстве» упоминает черемисов как коренных жителей Ростова, не пожелавших креститься и поэтому покинувших город. Другие учёные (П. Д. Шестаков, А. К. Матвеев) не отождествляют мерю с мари, но считают марийцев наиболее близким к мере финно-угорским народом. В то же время Матвеев признаёт, что «несмотря на многочисленные попытки отделить этнонимы меря и мари друг от друга, есть все же намного больше оснований видеть в них фонетические варианты одного слова…»[4]. По данным археологических раскопок и ориентировочно по данным обширной дославянской топонимики этих мест, меря были финно-угорским народом с языком, близким, вероятно, марийским языкам, вепсскому, мордовским (эрзянскому и мокшанскому). [править] Роль мери в формировании русского этноса Русский (великорусский) народ, восточнославянский в своей основе, сложившийся в основном из потомков славянских племён, ранее входивших в состав Киевской Руси, вобрал в себя в разные периоды своего существования, а также до начала своего формирования некоторые ассимилированные народы. Есть веские основания полагать, что финно-угорский народ меря (меряне) также был ассимилирован восточными славянами. Вместе с тем, нужно отметить, что древнерусская народность сформировалась лишь около XII века в процессе ассимиляции славянскими племенами (словене, кривичи, вятичи) балтских (голядь) и финноязычных (меря, мурома) этнических групп при активном участии государственной власти, что не позволяет говорить об «ассимиляции мери русскими», в то время еще не существовавшими и возникшими лишь в результате этого взаимодействия. Таким образом, некоторая часть предков современных русских, проживающих в Ярославской, Костромской, Вологодской, Ивановской областях, были мерянами. Достоверно доказать данное утверждение теперь практически невозможно, так как накопленная фактическая информация фрагментарна, отрывочна. Очевидно, что ассимиляция, если она и имела место, произошла уже очень давно, как минимум, в допетровский период, скорее всего, до XIV века, так как позднейшие источники ничего не сообщают об иных народах в регионе. Произошла ли ассимиляция, вытеснение и миграция, неспровоцированное вымирание или истребление мери? Свидетельства об организованной, массовой вооружённой борьбе между местным населением и пришельцами отсутствуют. Археологические раскопки во многих местах показывают сосуществование в один и тот же период славянской и финно-угорской культур в одних и тех же поселениях тех веков. Представляется убедительным, что если процесс ассимиляции был, пришлые славяне на тот момент численно превосходили местных мерян, а не наоборот. Этнический состав бывшей земли меря сейчас показывает подавляющее преобладание русских[5]. Ныне «чистокровных» меря не существует и не может существовать. Лиц, которые могли бы доказательно утверждать, что они потомки меря от смешанных браков, естественно, тоже нет. Более того, население указанного региона (Ярославская, Костромская, Ивановская области и окружающие их прилежащие части соседних областей) не сохранило в своей исторической памяти процесс ассимиляции и встречи славян с мерянами. Русские, проживающие там сейчас, в подавляющем большинстве своём даже не знают о существовании данного древнего народа. По мнению ряда финно-угорских ненаучных изданий[6], славяне на московских землях — собственно русские мерянского, муромского, мещёрского, эрзянского происхождения, поскольку «никакие восточные славяне в пределы современной центральной России в масштабах этнического значения не переселялись. Русские здесь не пришельцы, а коренные жители», «Московское княжество возникло в середине XII века на меряно-эрзянской земле, собрав вокруг себя все русские земли». С начала XXI века стали широко распространяться околонаучные утверждения о том, что современный русский народ, якобы, по своему происхождению является преимущественно финно-угорским, а не славянским, а славянский язык и культуру лишь воспринял извне[7], что пытаются подкрепить результатами масштабной генетической экспертизы гаплогрупп Y-хромосомы, передающихся из поколение в поколение по мужской линии практически без изменения. Однако, эти утверждения (как правило из разряда жанра фолк-хистори) являются политически ангажированными и не подтверждаются наукой[8][9][10][11][12], что позволяет большинству филологов, антропологов, генетиков и историков, занимающихся проблемами финно-угроведения и истории восточно-славянских племён, утверждать, что с научной точки зрения такое мнение является бездоказательным. Земли будущей Северо-Восточной Руси были заселены индоевропейскими племенами уже во 2 тыс. до н.э. (см. Фатьяновская культура), а древнеславянскими, племенами уже в середине 1 тыс. н. э.[13][14][15]. В 1 половине 2-го тыс. н. э. эти земли активно колонизировались кривичами и новгородскими поселенцами[16]. В то время, как основные летописные и церковные источники умалчивают об ассимиляции угро-финнских племён славянскими поселенцами. Стоит отметить, что современная академическая наука считает мерю времён походов Олега (907 и 911) уже в значительной степени ославяненным племенем.[17] [править] Культура Племя говорило на мерянском языке, родственном языкам соседних поволжских финно-угорских племён, преимущественно марийскому. Никаких серьёзных научных данных, подтверждающих существование собственной мерянской письменности, нет. Умозрительно предполагается, что после экспансии славян могли быть созданы написанные кириллицей религиозные переводы на мерянский язык, использовавшиеся в миссионерских целях. Серьёзных научных свидетельств, что такие письменные памятники действительно существовали когда-то, также нет. Язык вымер, сохранившись лишь в местной топонимике и гидронимике, а также в качестве финно-угорского субстрата, наиболее ярко представленного в северо-русских говорах. В наши дни Киевский лингвист О. Б. Ткаченко, опубликовал ряд работ, в которых он пытается доказать, что кацкари — прямые потомки летописного народа меря[18]. Он предпринял попытку реконструировать некоторые особенности исчезнувшего языка и выдвинул гипотезу, что кацкий говор сложился под влиянием местного финно-угорского субстрата, также несёт в себе несколько десятков слов, происходящих из мерянского языка. Работы О. Б. Ткаченко вызвали дискуссию в профессиональной среде, как благожелательные отклики за смелый замысел, так и резкое неприятие. Оппоненты Ткаченко указывают на крайнюю затруднительность каких-либо реконструкций, учитывая почти полное отсутствие фактического материала и оттого безнадёжность поставленной задачи, умозрительность и шаткость всех теоретических построений. Тем не менее в нач. ХХ века Н. Н. Виноградов в работе «Галивонские Алеманы. Условный язык галичан (Костромской губернии)» упоминает около 200 слов предположительно мерянского языка, употреблевшихся в речи костромичей и галичан вплоть до 3-й четверти XVIII века[19]. Меря были носителями древней и развитой культуры, что подтверждается многочисленными археологическими раскопками. Существуют предположения, что племя меря являлось наследником дьяковской культуры. Предполагают, что основа хозяйства мери — пашенное земледелие. Впрочем, ни пахотных орудий, ни зерен археологи на мерянских селищах и городищах не обнаружили. Среди занятий мери можно выделить также скотоводство, огородничество, охотничий и рыболовный промысел. Среди ремёсел были наиболее развиты: кузнечное, бронзолитейное и косторезное. В культуре людей, проживающих на бывших мерянских землях, остались проявления её культуры, в том числе святые камни и рощи, а также некоторые местные традиционные праздники. [править] Топонимы и гидронимы В популярной литературе бытует мнение, что имя меря (иногда произносившееся и как неря) сохранилось до наших дней[20] в некоторых топонимах, например озеро Неро близ Ростова, две реки Нерль, город Нерехта в Костромской области, река Нерская в Московской области или озеро Нерское в Солнечногорском районе Московской области. Существует также множество деревень под названием Неря. В древнем Новгороде, был Неревский конец[21][22], наряду со Славенским (от ильменские словене). Хотя по мнению лингвистов и историков, корень нер- не имеет никакого отношения к этнониму меря. Этноопределяющими для мери являются топонимы, содержащие форманты -бол или -скол, такие как Шурскол, Пужбол (Пушбол), Большая Брембола, Малая Брембола, Яхробол, Искробол, Шачебол, Пачеболка (Пачебол), Ракоболь (Ракобол), Ружбол, Деболовское (Дебол), Толгоболь (Толгобол). С некоторым сомнением к этому ряду можно отнести и московское название Шабол(-овка). Похожие названия (с переходом О в А) сохранились на территории Марий Эл: Ардембал, Отымбал, Яктерлюбал, Шарембал. На территории современной Владимирской области находятся населённые пункты Кинобол, Кибол, Шихобалово (Шихобал). Мерянское происхождение у названий рек Сара, Векса, селения Сулость и в названиях ряда других населённых пунктов Ярославской и соседних с ней областей. Мерянская топонимика частично расшифровывается на базе марийского и других родственных финно-угорских языков.[4] [править] Современные меря Неофициальный флаг современных «мерян» Некоторые историки, филологи и этнографы склонны считать, что прямыми потомками летописных меря являются костромские марийцы. В то же время, в Парфеньевском, Антроповском, Вохомском, Нейском, Галичском районах Костромской области, Мышкинском и Некоузском районах Ярославской области и других есть некоторые коренные русскоязычные жители, которые хотели бы считаться представителями народа меря, хотя все последние переписи населения их записывали русскими. Современные меряне имеют свои интернет-сайты «merja.org», «Merjamaa — Мерянь Мастор», «Меряния» и др., где представлены национальные герб, флаг и гимн; участвуют в дискуссиях на финно-угорских сетях («Уралистика» и др.). Темы, связанные с народом меря и современными «мерянами», периодически поднимаются на эрзянских Интернет-ресурсах (например, на портале «Эрзянь ки»). Часть информации на «мерянских» сайтах представлена также на эрзянском языке, который, по мнению известного филолога А. М. Шаронова и ряда эрзянских активистов, является эрзяно-мерянским[23]. В 2010 году режиссёром Алексеем Федорченко был снят художественный фильм «Овсянки», героями которого являются представители древнего народа меря, сохранившиеся, по версии авторов фильма, до наших дней. Нравы и обычаи древнего летописного народа, представленные в фильме, являются художественным вымыслом и не основаны на исторических документах и иных научно установленных фактах. Никаких доказательств, что современные «меряне» являются прямыми потомками одноименного летописного народа, не существует. Однако, согласно части 1 статьи 26 Конституции РФ, каждый вправе определять и указывать свою национальную принадлежность. [править] См. также Дьяковская археологическая культура Черняховская культура Овсянки (фильм) [править] Примечания ↑ Показывать компактно ↑ Матвеев А. К. К проблеме расселения летописной мери // Известия Уральского государственного университета. 1997. № 7. С. 5-17. ↑ Летопись Ярославля: 1010—2010. СПб.: ИД «Морской Петербург», 2007. 360 с.; ил. ↑ Леонтьев А. Е. Археология мери. К предыстории Северо-Восточной Руси. 1996. ↑ 1 2 Матвеев А. К. К проблеме расселения летописной мери // Гуманитарные науки. Выпуск 1. 1997. № 7. ↑ Население по национальности и владению русским языком по субъектам Российской Федерации по данным Всероссийской переписи населения 2002 года ↑ Портал «Эрзянь ки» («Эрзянский путь») ↑ «Русские — это ассимилированные восточные украинцы и финно-угры» ↑ “База данных “Характеристика 70 народов мира по 8 гаплогруппам Y хромосомы “” ↑ «Русские» ↑ «Поскреби русского найдёшь поляка» ↑ «Русские гаплогруппы (ДНК-генеалогия)» ↑ В. В. Бунак. Некоторые вопросы этнической истории.// Происхождение и этническая история русского народа. Тр. Ин-та этнографии АН СССР.1965.т.88. ↑ Коваль В. Ю. Древние славяне на берегах Москвы-реки. ↑ Седов В. В. Славяне в раннем средневековье. М., 1995. ↑ Седов В. В. Этногенез ранних славян/Доклад // Вестник Российской Академии наук, том 73, № 7, сс. 594—605, 2003 г. ↑ Гончарова Н. Н. Новые антропологические данные к вопросу о колонизации Русского Севера ↑ Седов В. В. Славяне в раннем средневековье. М., 1995, сс. 228—229. ↑ Ткаченко О. Б. Сопоставительно-историческая фразеология славянских и финно-угорских языков. Киев: Наукова думка, 1979. ↑ Виноградов Н. Н. Галивонские Алеманы. Условный язык галичан (Костромской губернии). ↑ Смирнов Ю. М. Еще более загадочная нерева // Домовой. 1992. № 1. С. 34-36. ↑ Янин В. Л., Алешковский М.X. Происхождение Новгорода (к постановке проблемы) // История СССР. 1971. № 2. C. 32-61. ↑ Пёусти О. Столицы финно-угорского мира. Неиллюстрированная интернет-версия, Osmo Pöysti, 2001—2004 года, Куру, Финляндия ↑ «О неразгаданных тайнах эрзянской земли» Материал из Википедии

Прочитано 8602 раз

Добавить комментарий

Имя (обязательное)

Защитный код
Обновить

Отправить

JComments

Наверх

Связь с администрацией сайта: kukovenkosait@mail.ru

(в районе Можайска нашли еще и что то по Балтийским племенам, вроде как предки Литовцев ) .

Авторизация Регистрация

Телеграм Вконтакте

Лавкрафтианский симулятор управления куль…

CCelman Ctraik

Обновление BagaturKhans Music Pack (RTW)

CCountBagaturMonte

Обновление русификатора для мода Divide e…

ggurvinek2005

Крупное обновление Dynasties стало доступ…

DDr.Schmeisser

Новые подробности о ремейке «Готики»: соз…

DDr.Schmeisser

Total War: Pharaoh – примечание к патчу 2…

DDr.Schmeisser

Опубликован перевод первой главы книги …

AAlexander_NSK

Выход новой версии The Elder Scrolls Tota…

CCelman Ctraik

Геймплей, новый контент, мир на 30% больш…

DDr.Schmeisser

Запись в команду по разработке русской ло…

DDr.Schmeisser

Состоялся выход бесплатного дополнения Dy…

DDr.Schmeisser

Вышел новый мод про скифов для RTW1

CCountBagaturMonte

В новом трейлере Total War: Pharaoh показ…

DDr.Schmeisser

Бесплатное дополнение Dynasties для Total…

DDr.Schmeisser

Начало хот-сита по Medieval 2 Total War -…

AAlex3483

Обновление русификатора для мода Divide e…

ggurvinek2005

Total War: ROME II и Creative Assembly — …

DDr.Schmeisser

Внимание Акция Спортивного раздела!

DDr.Schmeisser

Разработчики Total War: Pharaoh добавят 4…

DDr.Schmeisser

Обновление русификатора для мода Divide e…

ggurvinek2005

Обновление русификатора к моду “Wars …

ggurvinek2005

В Epic Games Store началась раздача симул…

CCelman Ctraik

Проголосуй за воина эпохи Смутного Времени

ФФонд Арта

Конкурс «Смутное время» – Знаток

aalZarif

По слухам, создатели Total War работают н…

DDr.Schmeisser

В Epic Games Store бесплатно раздают Drag…

CCelman Ctraik

Игроки Total War: Pharaoh хвалят разработ…

DDr.Schmeisser

Bellum Civile. Обновление мода

MMady

Для Total War: Pharaoh выпустят бесплатны…

DDr.Schmeisser

Вышел мод Europe – Barbarian Invasion(Bar…

VValyrian_Legionnaire

Сообщество Империал Исторические Форумы Общеисторический Форум Finna Ugorika Проекты

2 Страниц 1 2 1

Laszlo

Imperial

Форумчанин

Дата: 25 августа 2019, 23:42

Первым по времени упоминанием о мере являются сведения о народе меренс у Иордана. Территория мери включала в себя современные Костромскую, Ярославскую, Ивановскую, Владимирскую области, возможно Вологодскую область. Нестор локализировал Мерю в Ростове и у Клещина озера. В 882 г. меря вместе с другими поддаными конунга Хельги (Олега Вещего) приняли участие в походе на смолян и полян. Нестор упоминает мерю как участника похода Константинополь в 907 г. Однако византийские источники не зафиксировали этого похода, а из сведений Нестора можно вынести только ту информацию, что меря принимала участие в походах первых князей Руси. Мере принадлежал Чудской конец в Ростове. В 1071 и 1088 г. меряне вместе с местными кривичами поднимали восстания против христианизации и княжеской адмнистрации. Адам Бременский упоминал мерю как мирров. С. Кузнецов, Д. Зеленин, Д. Корсаков отождествляли мерю с марийцами. П. Голдэн считал мерю частью марийцев. А. Матвеев же считает, что меря была вполне самостоятельным племенем, однако самым близким к марийцам народом. В. Геннинг высказал предположение, что мурома, марийцы и меря были потомками населения дьяковской культуры. В позднедьяковских памятниках найдены признаки балтского проникновения. Вероятно, меряне испытали влияние голяди и других балтских народов. А. Смирнов, Е. Горюнова и Г. Архипов указали на отличие материальной культуры мерян от марийцев. У устья Волги и у реки Ветлуги проходили границы мери с марийцами, в районе у верхнего течения Волги в Ярославской и Тверской области меряне граничили и смешивались с вепсами. Южнее Клязьмы находилась мещера, а на востоке с мерянами граничила мурома. Предки мерян находились в составе дьяковской археологической культуры. Вероятно, мерянам приходилось воевать с своими балтскими соседями – племенем голядь. С летописной мерей отождествляют Сарское городище. Часть мерян отступила в земли марийцев во время славянской колонизации и ассимилировалась с ними. А. Леонтьев предполагал, что меря происходит от культуры рязанско-окских могильников, однако В. Седов раскритиковал эту гипотезу. Меряне селились в селищах, их племенным центром было Сарское городище, где кроме мерянских были найдены и скандинавские древности. Население региона активно торговало с скандинавами и славянами. Находили куфические монеты, что свидетельствует о торговле с волжскими булгарами и хазарами. В ІХ-Х вв. меряне еще жили обособлено от славян. Ассимиляция происходила в XI-XII вв.
Вооружение мери различалось в разные времена. В эпоху Великого Переселения народов среди стрел преобладали ромбовидные наконечники стрел, среди топоров так называемые топоры-кельты, наконечники копий удлиненно-треугольной формы, метательные копья с двушипными наконечниками. В IX-XI вв., то есть во времена викингов, наблюдается заимствование разных видов оружия. Это ланцетовидные наконечники стрел, проушные топоры, меч, кольчуга, шлемы. Такие находки увеличились в Х в., когда меря вошла в состав Руси. Комплекс вооружения мерян вполне типичен для своего времени. Большинство воинов использовали лук, сулицы, копья, а знать могла себе позволить мечи, кольчугу и шлемы. Доспехи также изготовлялись из мягких материалов – кожи, войлока и ткани. Вероятно, на вооружении были щиты. Отстутствие пик, сабель и кистеней свидетельствует об отстутствии конницы как таковой, стремена и плеть встречались у единиц, а кони были средством передвижения. В составе Руси среди мерян выделялась дружина, но отстутствовало постоянное войско и фактически меряне были ополченцами. В поле меряне могли выставить сотни воинов. Мечи и наконечники копий были вероятно скандинавского происхождения. Знатные воины имели при себе меч, щит, топор-кельт, копье. Простые же воины были вооружены луком со стрелами, ножом, топором. Со временем меряне перешли на славянские типы вооружения. Меря в большинстве своем была ассимилирована славянами. Память о них сохранилась в упомянании о мерянских станах и Галиче-Мерском .
Адам Бременский. Деяния архиепископов гамбургской церкви. Перевод В.В. Рыбаков // Из ранней истории шведского государства: первые описания и законы. М.: Изд-во РГГУ, 1999. Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь
Адам Бременский. Деяния архиепископов гамбургской церкви. Перевод Дьяконов И.В. Электронная версия 2010 года. Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь
Голубева Л.А. Меря // Финно-угры и балты в эпоху средневековья. М .: Наука, 1987. С. 67-81
Леонтьев А.Е. Археология мери. К предыстории Северо-Восточной Руси. М.: Геоэко, 1996. Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь
Матвеев А.К. К проблеме расселения летописной мери // Известия уральского государственного университета. № 7. Свердовск: Изд-во Уральского государственного унмверситета, 1997. С. 5-17. Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь
Митин Д.О. Вооружение летописной мери (опыт реконструкции) // Материалы конференции История и культура Ростовской земли 2006. Ростов: Ростовский кремль, государстввенный музей-заповедник, 2007. С. 49-60 Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь
Напольских В.В. Булгарская эпоха в истории финно-угорских народов Поволжья и Предуралья // История татар. Т. 2. Волжская Булгария и Великая Степь. Казань: Институт истории им. Ш. Марджани, 2006. с. 100-115

cheremis

Imperial

Форумчанин

Дата: 21 декабря 2022, 20:34

Моя ближайшая родня , как по языку так и по генам.
Основа российской государственности и великорусской народности как утверждает Брокгауз и Ефрон.

Многолетний анализ Мерянской топонимии, исследование археологических данных и данных языкового субстрата в Ярославско-Костромском диалекте русского уже давно привели исследователей Мерянского к выводу, что Мерянский язык сам по себе не был монолитным, и представлял из себя скорее конгломерат не всегда взаимопонятных диалектов. Рассмотрим ситуацию с Мерянским прямо перед присоединением Мерянских земель к Москве:

Примерно к XV веку в Мерянии сложилась следующая языковая ситуация: на территории Заволжья (Современные север Ярославской области и вся Костромская область до реки Унжи) говорили на условно называемом “Костромском” диалекте Мерянского (На карте обведён синим). Костромской диалект характеризовался сильным внешним влиянием северо-западного марийского языка, что мы видим в субстрате: Преимущественно лишь на территории распространения Костромского диалекта встречаются топонимные окончания -ингирь (речка) и аббесивный -Vдом. Также именно на основе Костромского диалекта Мерянского языка сформировался Елманский тайный язык, характеризовавшийся большим количеством лексики, похожей на марийскую (Пример: Елма – язык). Из всех диалектов Костромской сохранялся дольше всего и предположительно вымер в начале 18-го века.

Условно называемый “Ростовский” диалект, обозначенный зелёным, внутренне образовывал близкое родство с Костромским диалектом, хотя и характеризовался меньшим марийским влиянием. Зачастую именно Ростовский диалект рассматривается большинством исследователей как главный диалект Мерянского. В частности, на его территории встречаются все типы топонимных окончаний, кроме тех, которые обозначены как уникальные для других диалектов. Ростовский диалект раньше других подвергся влиянию Русского языка, и вымер уже к 16 веку.

Самым странным и загадочным диалектом, обозначенным на карте красным, остаётся так называемый “Нижне-Клязьминский” диалект Мерянского. Дело в том, что оставленная им топонимия крайне специфична. В частности, классическая мерянская топооснова Яхр-(озеро) в Нижне-Клязьминском ареале нередко имеет форму Юхр-. Также только на территориях распространения Нижне-Клязьминского диалекта встречается топонимное окончание -Vх (Лух, Люлих, Ландех, Палех) для обозначения реки. Не мало параллелей также обнаружено между Нижне-Клязьминской топонимией и топонимией Муромского языка, и в силу этого нередко местный вариант Мерянского языка и Муромский язык рассматриваются вместе. Вполне вероятно, что между носителями этого диалекта и другими не существовало полного взаимопонимания. Если погружаться в историю и вспомнить, что Мерянский язык возник когда на территорию Мерянии переселились представители культуры КРОМ, то возможно что Нижне-Клязьминский диалект был самым архаичным из всех. Вымер он примерно к середине 17-го века, оставив богатый субстратный материал.

cheremis

Imperial

Форумчанин

Дата: 04 января 2023, 18:36

Виктор Рагозин “Волга”. Атлас, том 2 “От Оки до Камы” : С-Пб, 1880

** это почти современные названия. А с 1500-х есть только одна карта, на _не_по_нашему. Отверь, Угличе – Поле , здесь так же, Москов – вроде похоже, а смысл сильно меняется. Клан Орла, или Медведицы, или вообще Пакля.

Удивительная карта мари здесь под своим именем, а не черемисы, да и автор взволнован вопросом , а может мари и меря это не ближайшая родня , а один народ ?

DiogenGatos

Imperial

Форумчанин

Дата: 04 января 2023, 19:19

помнится, в легендах, вольнолюбивые родственники мери-мурома-неплохо так навешали лещей поставленному властным батей на княжение, Глебу(тому, что мученик), за его излишне яростное и неуемное рвение в христианизации края))), да так, что в столице региона-Муроме, ни сам Глеб, ни священники-жить не рискнули..ну, и поддержать набожного князя в печальном вояже к Киеву(на похороны отца), местные не спешили..

Из деревни приехал

Imperial

Форумчанин

Дата: 04 января 2023, 19:38

DiogenGatos

помнится, в легендах

На этом и закончим эту “черемисско-мерянскую” песнь о ~~Гавновате~~ Гайавате.

Соберите ВСЕ упоминания летописей о мере и действуйте.

А легенды – к чемерицким легендопевцам и сказкорассказывателям. Они и не такое, в желании ж… на свастику порвать (иначе эти мелкие потуги националистического толка назвать нельзя) в качестве “обоснования” своих “исторических” butthurt-ов.

cheremis

Imperial

Форумчанин

Дата: 04 января 2023, 20:06

Муром это мурома всё таки , другой народ её роднёй мордву больше считают, да и сама меря делилась как я выше писал на несколько диалектов. А вообще старые историки бунты волхвов на чудские племена списывали было дело.

cheremis

Imperial

Форумчанин

Дата: 09 января 2023, 10:51

Наконец и на центральных тв каналах вспомнили про мерю. Один из знаменитостей приглашённых говорит – ездил в детстве к маме на родину на Ярославщину и был очень удивлён как местные жители отличаются от москвичей .Внешне храня в себе финно-угорское происхождение и кичась чистотой своего русского языка (окающего), но мордву ну никак не воспринимают роднёй, хотя антропология мерян это их современная антропология. Может кто-то и Брокгауза с Ефроном вспомнит с их – меря важна уже тем, что послужила базисом для великороссов и нашего государства.

cheremis

Imperial

Форумчанин

Дата: 09 января 2023, 11:33

Важный этнический признак финно-угорских народов , по мнению автора, а находки его у славян и скандинавов это вляние финно-угров. Дротики в высокомилитаризованной культуре КРОМ , мои генетические и языковые предки.

[-Сообщение склеено-]

каждое 20 погребение сопровождается клинковым оружием – мечами … Куда там славянам (вернее их предкам) ???

cheremis

Imperial

Форумчанин

Дата: 14 января 2023, 09:34

Ученый РАН: “Исконно русское имеет зачастую финское происхождение”

Модераториал (Раскрыть)

cheremis

Imperial

Форумчанин

Дата: 14 января 2023, 09:53

Археологическая карта мери от Уварова. Думаю с тех времен она обновилась многократно. А где славяне собственно ???

2 Страниц 1 2

Старый

Imperial

Форумчанин

Дата: 16 января 2023, 00:40

И причём тут славяне, ежели карта посвящена исключительно находкам, приписываемым в то время мери (а это, надо особо отметить, всего лишь середина XIX века, когда наука Археология только начинала отрабатывать свои методики…)? :facepalm:
Как ни странно, но и современные археологические карты “мерянских” находок, также не имеют отметок “славянских” памятников в регионе… Всё же оные карты посвящены “мерянским” археологическим находкам, а не всему комплексу обнаруженных артефактов в регионе… :009:

Воспользуйтесь одной из соц-сетей для входа

https://vk.com/q_frame.html?endpoint=aHR0cHM6Ly9xdWV1ZXY0LnZrLmNvbS8%3D&v=10

Поиск

Уведомления

Аудиоплеер Настройки страницы

Моя страница Новости Мессенджер2 Звонки Друзья Сообщества Фотографии Музыка Видео Клипы Игры Стикеры Маркет

Статьи, новости и видео, объединённые по интересам. Будь в теме — будь в Дзене.

Свежие сыры “SVEŽA”

svezacheese.by

Откройте настоящий вкус свежих сыров SVEŽA, разнообразьте привычный рацион!

Реклама0+

Обувь по приятным ценам

dolyame.ru

Эта коллекция покорит ваше сердечко. Смотрите подборку пар на осень с промокодами внутри.

Блог Разработчикам Для бизнеса Авторам

ДействияЕщё

Применяются рекомендательные технологии

Меря, мари, мордва, мораване- народы. МР. Меровинги. Моравия.

МР

По всей видимости, название народа меря произошло от угро-финского слова «мёри», что означало «человек».
Очень похоже называют себя и ныне существующие близкие мерянам народы — «мари» — марийцы, «морт-коми» — коми (зыряне), «морт-уд» — удмурты (вотяки), «морт-ва» — мордва.

Существует также умозрительная версия, что слово «меря» и самоназвание проживающих на западе Марий Эл современных горных марийцев, звучащее приблизительно как «мяры», представляют собой однокоренные слова.
-перс. mērak‎ ‘молодой человек’,
др.-инд. máryah ‘молодой человек, юноша’,
авест. marya– ‘юноша’.

МЕРЯ

Меря впервые была упомянута в VI веке готским летописцем Иорданом под названием меренс (merens) как данник короля готов Германариха.
Исследователи в меренс видят финно-угорское племя меря.
Позднее сведения о мере можно найти и в русских летописях. Согласно летописи «Повесть временных лет», меря располагалась в районе озёр Неро («Ростовское озеро») и Плещеево («Клещина»).
По предположению А. Е. Леонтьева, в VI веке мерянские племена переместились из района средней Оки (культура рязано-окских могильников) на север.

Согласно «Повести временных лет», в 859 году мерян обложили данью варяги.
В 882 году меря принимала участие в военных походах Олега на Смоленск, Любеч, Киев.
Последнее летописное упоминание мери как отдельного народа имеется под 907 годом, когда меряне в составе войска Олега пошли на Царьград.
Тем не менее известны отдельные упоминания и позднее: «mirri» в «Деяниях архиепископов гамбургской церкви» северогерманского хрониста Адама Бременского (1075), вероятно, пользовавшегося более ранними источниками.

В житиях епископов Феодора, Леонтия, Авраамия, Исайи и в «Повести о водворении христианства в Ростове» упоминается Чудской конец в Ростове Великом, где стоял каменный идол Велеса, которому поклонялись местные язычники вплоть до начала XII века. Они неоднократно изгоняли присылаемых епископов и по некоторым сведениям даже убивали их. В одном из списков жития епископа Леонтия упоминается, что Леонтий «русский же и мерьский язык добре умяше». В других списках упоминается чудской язык, под которым в данном случае мог подразумеваться именно мерянский.

Начало миграции финно-угорской группы на восток в связи с продвижением восточных славян относится к X—XI векам. Эта территория стала основой Владимиро-Суздальского княжества. Меря выходила в число восставших в 1071 и 1088 годах против насаждения христианства и феодальных порядков. В Истории о Казанском царстве упомянут черемисский (марийский) народ, который жил в Ростовской земле. Автор называет их остяками. Как сообщает летописец, они убежали от русского крещения и поселились в Болгарской земле и Золотой Орде.

В 1237 году в Лаврентьевской и Тверской летописях в связи нашествием на Русь татар впервые упоминается город Галич-Мерский, который в 1247 году станет одним из центров Галицко-Дмитровского княжества

В «письме брата Юлиана о монгольской войне» впервые упоминается Меровия (Merowiam), которая наряду с несколькими языческими царствами была завоёвана татарами. По мнению С. А. Аннинского, Меровия находилась к северу от реки Волги, между реками Унжа и Ветлуга. Н. В. Морохин предполагает, что в Меровии есть два этнотопонима, указывающих на проживавшую в этих местах мерю — Маура, Мериново.

Последний раз меря упоминается в «Житии Авраамия Галицкого», написанного в середине XVI века Протасием, игуменом Чухломского монастыря, о событиях второй половины XIV века[19]. Когда в XIV веке Авраамий Галичский решил поселиться на Галичском озере, там жили «человеци по дубравам некрещении, наричеми меря»

МАРИ

Мари́йцы (мар. мари, марий, мары, маре, мере, мӓрӹ;
русское дореволюционное название — черемисы) — финно-угорский народ в России, проживающий, в основном, в Республике Марий Эл и на севере Республики Башкортостан. В этих двух регионах проживает около 72 % (52 % и 20 %, соответственно) всех марийцев, насчитывающих 547 тысяч человек (2010). Остальные марийцы рассеяны по многим областям и республикам Поволжья и Урала. Основной территорией проживания является междуречье Вятки и Ветлуги.

Выделяют четыре группы марийцев: горные (живут на правом и частично левом берегу Волги на западе Марий Эл и в соседних регионах), северо-западные (на юго-западе Кировской и северо-востоке Нижегородской области), луговые (составляют большинство марийского народа, занимают Волго-Вятское междуречье) и восточные (сложились из переселенцев с луговой стороны Волги в Башкирию и Приуралье) — последние две группы ввиду исторической и языковой близости объединяют в обобщённые лугововосточные марийцы.

Говорят на марийском (лугововосточном марийском), горномарийском и северо-западном марийском языках финно-угорской группы уральской языковой семьи; подавляющее большинство марийцев сегодня двуязычны — владеют также русским языком. Исповедуют православие. Также издавна распространена, в особенности среди восточных марийцев, марийская традиционная религия:Чимарий йӱла, Марий (марла) вера, Марий йӱла, Марла кумалтыш, Ошмарий-Чимарий и другие местные и исторические варианты наименований)

Краты( Марийские жрецы)

МОРДВА
Мордва разделяется собственно на два колена, из которых первое называется Мокшанским, а другое Ерзянским: но и в Мокшанах есть некоторое различие. Одни называются коренными или высокими Мокшанами, а других почитают простыми Мокшанами, и вся их разность состоит в некоторых наречиях. Они еще сказывали нам о четвертом роде Мордвы, которых Каратаями называют, и которых только три деревни в Казанском уезде находятся.

МОРАВАНЕ (Моравяны, Моравяки)

Кем, собственно, были мораване, впервые появившиеся в письменных документах в 822 г., когда их представители

прибыли на имперский сейм во Франкфурте среди других послов славян, прибыли ко двору императора Франкского государства Людовика I Благочестивого.

Этот, казалось бы, банальный вопрос предполагает, тем не менее, возможность разных ответов.

Озвучивая их, необходимо напомнить, что дело существенно осложняется отсутствием
какого бы то ни было летописного произведения, которое имело бы моравское происхождение.

То же, что известно о происхождении мораван из позднейшей «Повести временных лет», является общеславянским мифом, в котором мораване, хотя и упоминаются, но не играют особо заметной роли.

В связи с этим в настоящей работе мы рассмотрим, прежде всего, вопрос о значении самого термина «мораване» (или «моравские славяне»), встречающегося в целом ряде различных источников, главным образом, франкского и моравского происхождения.

Упоминания о мораванах мы будем анализировать в контексте того значения, которое

им придается в конкретном источнике, при этом мы, конечно, будем принимать во внимание то, является ли автор источника человеком баварского (или франкского), моравского или какого-либо иного происхождения.

Около 400 года до н. э. Моравия была заселена кельтами. Приблизительно в 60 году до н. э. из этого региона ушли кельтские племена бойи, вытесненные маркоманами и квадами (германскими племенами), а тех в VI веке сменили моравы и другие славянские племена.

Археологические исследования показали, что в Моравии жило 6 племён, что подтверждается и письменными источниками. Одно племя жило в Ганацкой области с центром там, где теперь находится Оломоуц. Другое племя обитало в среднемПоморавии с главным центром в Старом-Месте—Велеграде. Племя обитавшее в нижней Поморавии было сосредоточено у Поганьско, Подивина и Бржецлава. Крупное сосредоточение племён находилось в области Павловских гор с главным центром при слиянии рек Срватки и Дыи, в тех местах где находится старославянский могильник у Дольни-Вестонице и городище Страхотин[cs]. По течению верхней Дыи находился центр одного из племён в Градиште над Зноймом[cs]. В области Срватки и Литавы-Цезавы жило племя с центром в Старых Замках—Вельграде у Лишни

В 876 г. земля мораван была прямо упомянута при описании разделения империи, причем обозначена как «regnum

Marahensium».

Примечательно во всем этом то, что Бавария обозначалась как территориальная единица, в то время как земли «восточных варваров» обозначались через их население.

В соответствии с этим одним из значений термина «мораване» во франкских

источниках было обозначение занимаемой ими территории. На тот факт, что речь

при этом необязательно шла только о земле моравских властей, указывает название

«торжище мораван» (mercatum Marahorum). В этой связи будет, наверное, интересно

заметить, что менее многочисленные славянские источники обычно использовали в

подобных случаях такие выражения как «страна моравская», «моравскАя облАсть» или «морАвскАя зємля»
При этом стоит заметить, что в славянских источниках используется только обозначение «моравский князь», но не «князь мораван»

Хотя обращение мораван в христианство не описано ни в одном современном

этому событию источнике, это событие, в соответствии с информацией позднейших

Больших Зальцбургских анналов, может быть датировано 831 г. В данном источнике

мораване представлены как объект христианизаторской акции баварского епископа Регинхара.
Источники моравского происхождения об этой традиции, естественно, умалчивают, так как в противном случае они были бы вынуждены признать нежелательные для них претензии франков, причем не только в области церковного управления.

Письменные источники показывают нам мораван и в активной роли, приписывая им политическую деятельность. Так и

Ксантенские, и Фульдские анналы сообщают о мораванах, которые «восстали»

(Margos rebelles) или «желали отделиться» (Sclavos Margenses defectionem molientes)

Последняя фраза из Фульдских анналов в особенности дает нам основания приписать

мораванам некие усилия, направленные на отделение от Франкского королевства.

Эти «раз и навсегда» заключенные договоры стали основой франкско-моравских взаимоотношений, выйти из которых можно было только путем трансформации Моравии в политическое образование, подобное самому Франкскому королевству. Тем не менее,

такая трансформация не означала создания управленческих и властных механизмов, аналогичных франкским. Скорее это была попытка получить аналогичный политический статус, создавая систему взаимоотношений с соседями наподобие той, какая

была выстроена у франков в отношении славян.

Впрочем, в некоторых случаях используемые во франкских анналах выражения,

относящиеся к деятельности мораван, скорее всего, являлись результатом стилистических упрощений. Например, в одном месте говорится о подготовке мораван к свадьбе, а в другом — о том, что мораване хвастались тем, что отделились от франков

МЕРОВИНГИ
Mérovingiens, нем. Merowinger и Merovinger) — первая династия франкских королей, правившая с конца V до середины VIII века во Франкском государстве. Династия происходила из салических франков

По легенде, одним из предков королей династии Меровингов был вождь салических франков Меровей, правивший приблизительно с 448 по 457 год. Именно ему Меровинги обязаны именем своей династии. Факт его существования не очевиден, но Меровинги были убеждены в его реальности и гордились своим происхождением от него.
По легенде, Меровей был рождён женой Хлодиона от морского чудовища.

#МР
#МАРИ
#МЕРЯ
#МОРДВА
#МОРАВАНЕ
#МЕРОВИНГИ
#МОРЕ

Мерянский Язык / Merän Jelma / Merän Kylвернуться к странице

Записи сообщества Все записи Поиск записей Запись на стене

Мерянский Язык / Merän Jelma / Merän Kyl

14 мая 2019

КРАСА МЕРОВИИ. ИЛИ — ТЫ ЧЕЙ? МӒРӸН!

На фото – дизайнер Маша из нижегородской Шахуньи. Знакомая моего ивановского друга. По его замечанию: «Маша мечта любого мерянского национал-краеведа». Да, действительно, классическая заволжско-мерянская антропология у девушки. Её прекрасный образ сподвигнул меня написать эту небольшую заметку про историю Ветлужского региона.

— Ветля-Шангонское кугызство

Шахунья это древний ареал вӹтлӓ мари, ветлужских или костромских марийцев.

На этих территориях в средневековье существовало Ветля-Шангонское кугызство – марийское Ветлужское княжество. Со столицей в Шанзе (Шанга. Современный город Шарья в Костромской области). Слово «шанза» происходит от марийского шэнцэ (шэнзэ) и означает глаз.

Крепость Шанза была поставлена ветлужскими мари на границе своих земель как сторожевой пост (глаза), который наблюдал за продвижением дружин Ростово-Суздальских князей. Место было удобно для защиты, так как с трех сторон имеет естественные крепостные «стены»: реку Ветлугу с высоким берегом и глубокие овраги с крутыми скатами.

Выставить такую сторожевую крепость под силу только достаточно крупному военно-административному центру (княжеству), объединявшему значительные рода и фратрии марийского народа.

— Меровия

У этих земель было еще одно название в средние века — Меровия — историческое название территории в современной северной части Нижегородской области, ограниченной реками Волгой, Унжей и Ветлугой.

Меровия / Merowia(m) впервые упоминается в «письме брата Юлиана о монгольской войне» автором которого является Юлиан Венгерский / Iulianus Hungarus — венгерский монах-доминиканец, совершивший в 1230-е годы два путешествия на восток в поисках Великой Венгрии (Magna Hungaria), прародины венгров.

В нем Меровия упоминается, наряду с несколькими языческими царствами завоёваными татарами.

— Меря

Известно, что в ходе формирования Древнерусского государства в пределах Ростово-Суздальской земли, финно-угорский этнос Меря стал основой возникновения великорусского этноса в этом регионе. В результате этих этно-культурных и политических процессов часть мерян ушли с территорий современной Владимирской, и Ярославской областей. Они ушли за Волгу, в Унженско-Ветлужское междуречье, в Меровию, что вероятно и послужило причиной появления этого названия.

В.Ключевский в своей работе «О финских чертах великороссов» упоминает предание, записанное в XVII в., согласно которому часть языческого, очевидно, мерянского населения Ростовской земли, выселилась в пределы Болгарского царства на Волгу к родственным мери черемисам.

Позднее, с 16 века, по мере расширения Московского государства, началась русификация (крещение) мери уже на этих территориях, в результате чего появляется русский субэтнос ветлугаев. А часть мерян отходит дальше на восток, в Заветлужье, и сливается там с близкородственным этносом мари. Меря становятся участниками формирования северо-западной этнографической группы марийского народа в современных Воскресенском, Тонкинском, Тоншаевском и Шарангском районах Нижегородской области.

В Меровии есть топонимы, напоминающие о мере — Маура, Мериново, встречаются типично мерянские форманты-бал/бол и другие мерянские топонимические этно маркеры.

— Ты чей? Мӓрӹн!

Ветлужские марийцы или вӹтлӓ мари — северо-западные марийцы, проживающие на северо-востоке Нижегородской области в Тоншаевском, Тонкинском, Шахунском, Воскресенском и Шарангском районах. В настоящее время носят название ветлужские или нижегородские марийцы, устаревшее наименование — костромские марийцы.

Самоназвание марийцев на северо-западном диалекте марийского — «мӓрӹ», в отличие от литературного варианта «мари». На вопрос «ты чей?» нижегородские мари отвечают «мӓрӹн», то есть марийский, что в русской транскрипции записывается как «мерен».

Это является одним из доводов сторонников тождественности мерян и мари — М. Фасмера, Т. С. Семёнова, С. К. Кузнецова, Д. А. Корсакова.

— Северо-западное наречие западной ветви марийского языка

Нижегородские марийцы говорят на северо-западном наречии западной ветви марийского языка, но для большинства из них литература, которая издаётся в Марий Эл, непонятна. При этом, в марийских семьях все говорят по-марийски, а писать не умеют. Хотя учебник их диалекта, на котором также говорят марийцы в соседней Кировской области, издан в Йошкар-Оле, изучение родного языка до сих пор не налажено, не только из-за труднодоступности этих учебников, но из-за того, что население раскинуто по отдельным сёлам, а, также, из-за удаленности их ареала проживания от крупных городов и дорог, и, увы, нежелания специалистов-преподавателей туда переезжать.

Подробнее о северо-западном наречии западной ветви марийского языка вы можете прочесть здесь – https://vk.com/wall-64389613_2187

Источники:
1 – Нижегородский топонимический словарь (сост. Н.В. Морохин) Нижний Новгород 1997 г. “КиТиздат”. с. 132.
2 – Леонтьев А. Е. Археология мери. К предыстории Северо-Восточной Руси. 1996.
3 – Нижегородские марийцы. Сборник материалов для изучения этнической культуры марийцев — Составитель: Николай Владимирович Морохин, Издательство: Центр народного творчества Министерства культуры Республики Марий Эл, 1994 год.

Андрей Мерянин.

#меря #марийцы #мерянский_язык #меровия #ветлуга

Показать список поделившихся

6.5K

Сначала старые

Пан Володыёвский

Красивая девушка. И рассказ познавательный. А есть словарь ветлужского диалекта? 3 Показать список оценивших

14 мая 2019

Ответить

Андрей Жучковский

Pan, ост-балты красивы? Показать список оценивших

14 мая 2019

Ответить

Андрей Малышев-Мерянин ответил Андрею

Макс, ну кому как. Мне остбалтийские женщины нравятся больше всего. 2 Показать список оценивших

14 мая 2019

Ответить

Андрей Жучковский ответил Андрею

Andrey, ну русским свое Показать список оценивших

14 мая 2019

Ответить

Андрей Малышев-Мерянин ответил Андрею

Макс, ну а как иначе? 1 Показать список оценивших

14 мая 2019

Ответить

Пан Володыёвский ответил Андрею

Макс, ну в них есть свое очарование, я бы сказал “мимимишность” 1 Показать список оценивших

15 мая 2019

Ответить

Роман Мальцев

я сначала подумал что она альбиноска, ну да ладно Показать список оценивших

1 июн 2019

Ответить

Мерянский Язык / Merän Jelma / Merän Kyl·Автор

Словарь есть.

Ivanov_I_G__Tuzharov_G_M__Slovar_severo-zapad_b-ok_org.pdf

11.3 МБ 4 Показать список оценивших

14 мая 2019

Ответить

Алексей Бузин

MERÄN JELMA / МЕРЯНСКИЙ ЯЗЫК, жаль, что его нет в Яндекс-Переводчике. Лугомарийский и горномарийский есть, а северо-западного марийского и мерийского – нет. Показать список оценивших

14 мая 2019

Ответить

Мерянский Язык / Merän Jelma / Merän Kyl·Автор ответил Алексею

Алексей, увы, это все что есть… 1 Показать список оценивших

14 мая 2019

Ответить

Андрей Макаров

интересно, Меревское озеро и Мерёво как-то связано с мерянами? или это случайное созвучие?

Мерёво — Википедия ru.wikipedia.org 2 Показать список оценивших

14 мая 2019

Ответить

Андрей Малышев-Мерянин

Андрей, трудно сказать… Скорее всего что-то водское, но кто знает, кто знает. Показать список оценивших

14 мая 2019

Ответить

Алексей Бузин

Андрей, по марийски ер – озеро. 2 Показать список оценивших

14 мая 2019

Ответить

Инесса Райд

Прелесть! 1 Показать список оценивших

29 мая 2019

Ответить

Глазами похожа на чуть более северную народность – Чудь . Белоглазую. или Водь.

Марын.. Марина – это все таки на древнеримском – византийском или у греков. Имя связано с морем, Морская

А воот Маша – зовите девушек лучше Маша или Мария, никак не машка – а то не ту позовете.. слух у них хороший, из леса прибежит, по – древнерусски, говорят – понимают..

просто подборка информации – без намерения как – то осиное гнездо расшарашить.. сам стал искать в сети, так .. язык не мертвый, от прабабки даже пяток слов слышал. ( русский мир это меря – по одной из версий, то есть вот и основа русских, перешли на более _модный_ язык и более про-западную веру.)

Мерянский язык: основы грамматики.

MERjAMAA МЕРЯ ИЛА!

3 декабря 2019 г. 01:11 0 1367

Ёлусь па ёлусь! “Пусть будет” – и будет! Так говорили наши предки, приветствуя друг друга.

Представляем Вашему вниманию недавно вышедшую в свет книгу “Мерянский язык: словарь, ономастикон и основы грамматики”.

Впервые предложена реконструкция мерянской грамматики в объёме, достаточном для составления не только небольших фраз, но и развёрнутых предложений. Это решительный рывок на пути воссоздания мерянского языка.

Множество исследователей за два столетия среди топонимов и в диалектах собрали более тысячи слов мерянского происхождения. Академик О.Б. Ткаченко в 1980-е гг. вычленил в некоторых диалектных словах грамматические формы, свойственные финно-угорским языкам.

употребление склоняемых пост-позитивных притяжательных частиц в “замосковных” диалектах – живое наследие речи наших предков: меря, мурома, мари, эрзя, весь, чудь…

При чём, поскольку эти формы имели не только общее сходство с финно-угорскими, но и свои особенности, стало возможно строить предположения о грамматическом облике мерянского, о его особенном месте в ряду финно-пермских языков. …

Подробности о книге и ссылка для желающих её прибрести:

http://www.merjamaa.ru/news/uv…

Внимание! Тираж небольшой, расходится быстро ; )

И небольшая видеопрезентация по мерянской грамматике.

Меря илА – маза толА!

Мордва, марийцы и удмурты

Этногенез и исторические сведения

Исчезнувшие народности: меря, мурома, мещера, буртасы

Хозяйство

Поселения и постройки

Одежда

Исторические особенности общественного быта

Религиозные пережитки

Художественное творчество и культурное развитие

В этот день:

Рубрики

Свежие записи

Счетчики

Добавить комментарий

Полезное

Учебники

Книги

Сборники

Периодика

Исследования и классификация

Примечания

Меря

Содержание

Этноним

Этногенез

История

Мифология

Археологическая культура

Роль в формировании русских

Предположения о генетической принадлежности

Следы в лингвистике и топонимике

В современной культуре

См. также

Примечания

Литература

Ссылки

Мерянский язык

Исследования и классификация

Примечания

Литература

Меря

История

Этноним

Мифология

Археологическая культура

Роль в формировании русских

Предположения о генетической принадлежности

Следы в лингвистике и топонимике

В современной культуре

См. также

Примечания

Литература

Ссылки

Меря

История

Этноним

Мифология

Археологическая культура

Роль в формировании русских

Предположения о генетической принадлежности

Следы в лингвистике и топонимике

В современной культуре

См. также

Примечания

Литература

Ссылки

Категории:

Смотрите также

Меря

Комментарии

Добавить комментарий

Меря, мари, мордва, мораване- народы. МР. Меровинги. Моравия.

Мерянский Язык / Merän Jelma / Merän Kyl

Мерянский язык: основы грамматики.

Related Images: