Gubonin Petr Ivanovich.jpg

Русский купец Губонин

разная информация но похоже из одних источников. Еще и про Володарского будет. Российская история. .. сам то из кулаков как раньше говорили но надо было молчать в советское время, все крестьяне ставшие хоть немножко предпринимателями  были причислены к кулакам и в основном раскулачены. Отобрали у деда Молоканку – маслозавод, сепаратор по современному, работники отправились в колхоз а кто на завод, да их было меньше 15. Отец пошел в Золотопромснаб, потом на автозавод и водителем в армию, как уже 17 лет исполнилось, была война уже 2 года. В Москве остался, строил Университет, потом там учился, а вся семья осталась в Новосибирске и тех краях. До 70-х годов стоял в Новосибирской области заброшеный заводик, пока его кто то не поджег, строили то раньше на века хоть из дерева в основном. А сейчас предпринимательство возрождается?? Ну хочется верить. Или все таки нэп лет на 20 затянулся? А теперь про русского предпринимателя. Тайный советник, до есть приближенный ко двору и Тайной канцелярии на Лубянке. Сейчас это федеральная служба безопасности. https://ru.wikipedia.org/wiki/Тайный_советник Дворянин в длиннополом сюртуке. Предприниматель Петр Ионович Губонин (ок. 1828–1894)

Дворянин в длиннополом сюртуке. Предприниматель Петр Ионович Губонин (ок. 1828–1894)

С середины XIX века главным московским жителем становится купец. Он хоть и ходит как мужик в бороде и сапогах, но живет в бывших дворянских особняках, ездит учиться за границу и ворочает миллионными капиталами. Ох и досталось же купцу от литераторов-разночинцев! Губернатора в фельетоне высмеять боязно, мастерового — зазорно, а вот московский негоциант — сущий подарок для доморощенных любителей насмехаться. В «Будильнике», «Развлечении», других сатирических журналах и в газетах бесчисленное множество карикатур на одну и ту же тему: купец, толстый, с короткими ножками и бычьей шеей, подстриженный в кружок, хлещет по трактирам водку и говорит глупые речи. Рядышком пустят пару анекдотов о патриотизме купца и любви его супруги к каше и гусю. Не обойдется и без юмористического стишка о купеческой благотворительности ради медали или членства в обществе, возглавляемом вельможной особой.

Сколько злых завистливых слов потрачено литераторами, издали завидовавшими быстрому богатению вчерашних крестьянских пареньков. Спрашивается, кто же вам мешает научиться торговать, развести герань на окошке и строить богадельни?.. Нет, не легкое это дело, здесь мужицкая сноровка и труд с рассвета до заката нужны. Куда легче, как Моська на слона, лаяться на богатого купца. Так, В. Михневич в своей книге «Наши знакомые» (СПб., 1884) полил грязью всех, о ком только вспомнил. Вот его наблюдение о самом богатом московском промышленнике П.И. Губонине: «Один из богатырей железнодорожного эпоса. Предтеча Разуваевых и Колупаевых и, подобно им, начал карьеру в черном теле и «вышел в люди» чуть ли не из-за стойки питейного заведения… В последнее время г. Губонин разлакомился было на постройку железных дорог в Болгарии и, желая при этом оттереть иностранных конкурентов, старался огорошить «братушек» патриотизмом и дипломатическим отождествлением своего личного карманного гешефта с интересами России и славянства, но, кажется, «полифтика» эта не выгорела».

Попробуем набросать портрет того же человека, но без литературных завитушек и снобистского взгляда на тех, кто вышел в люди «из-за стойки питейного заведения».

Петр Ионович Губонин родился в 1828 году в крепостной крестьянской семье в деревне Борисово Коломенского уезда Московской губернии и с малых лет был «под рукой» у отца, служившего подрядчиком по каменным работам. В 1845 году поступил десятником к купцу Русанову, работавшему на сооружении Брестского шоссе. С 1848 года начинает самостоятельную деятельность по постройке каменных мостов Московско-Курской железной дороги. Обратив на себя внимание отличным знанием дела, он во время железнодорожной горячки 1860-х годов добросовестно выполняет подряды по строительству Орловско-Витебской, Грязе-Царицынской, Лозово-Севастопольской, Уральской, Горнозаводской, Прибалтийской железных дорог. Огромные средства, нажитые постройкой железных дорог (около 20 миллионов рублей), толкнули предприимчивого купца вложить их в другие предприятия. Он — один из основателей Брянского и Коломенского машиностроительных заводов, учредитель Волжско-Камского коммерческого банка, «Северного страхового общества», Бакинского общества по разработке нефти. Занимаясь в обширных размерах соляным делом, явился инициатором постройки Баскунчакской железной дороги. Приобрел колоссальные угольные копи в Голубкове Екатеринославской губернии и громадные каменоломни близ Подольска.

«Глядя на Губонина, — вспоминал К. Скальковский, — с его красивой, чисто русской наружностью, красивыми оборотами русской речи «себе на уме» и мягкими манерами, мне становилось ясно, как бояре или дьяки московской России XVI и XVII столетий без малейшего образования, кроме грамотности, заимствованной у пономаря или из чтения рукописных переводов нескольких книг византийских церковных писателей, решали с успехом важнейшие государственные дела, искусно вели дипломатические переговоры и лицом в грязь не ударяли даже при утонченном дворе Людовика XIV».

А как же обстояли дела с «личным карманным гешефтом», на который намекает В. Михневич?

В Крыму Губонин приобрел имение Гурзуф, где выстроил шесть гостиниц для лечебных целей, великолепный храм (ныне уничтожен) и где положил начало русскому виноделию (ныне приходит в упадок).

В Херсонесе, близ Севастополя, соорудил грандиозный храм над купелью апостола русской земли, святого князя Владимира.

В Петербурге, состоя старостой Петропавловского и Казанского соборов, богато украсил их изнутри, обновил иконостасы и церковную утварь.

В Москве положил начало Комиссаровскому техническому училищу, постоянно делал богатые вклады в свой приходской храм святой Параскевы, что на Пятницкой улице (ныне на его месте вестибюль станции метро «Новокузнецкая»), соорудил гранитные лестницы вокруг храма Христа Спасителя, террасы, спускающиеся к Москве-реке, и набережную.

Он являлся одним из крупнейших жертвователей общества Красного Креста, казначеем Арбатского попечительства о бедных, состоял членом десятков других благотворительных обществ. Молодые образованные люди, приезжавшие в Москву «искать места», находили в нем своего ходатая и наставника.

Как предоброго человека характеризует Губонина князь Д. Д. Оболенский, вспоминая, как тот неоднократно помогал людям, служившим у него. Так, одного приказчика, растратившего чуть ли не десять тысяч его денег, Губонин велел оставить без преследования, говоря: «Бог с ним, я ему обязан. Когда я женился, он мне жилетку взаймы дал — нечего было надеть к свадьбе».

В 1870-х годах имя Губонина гремело по всей России, особенно в Москве. Говорили, что Первопрестольный град стоит на трех китах: административном в лице генерал-губернатора князя В. Долгорукова, артистическом — виртуозного пианиста Н. Рубинштейна и денежном — действительного тайного советника П. Губонина. Богатство последнего повлекло за собой чины и звания, потомственное дворянство, почет. Но Губонин продолжал ходить «в картузе и сапогах бутылками, а звезду надевал на длиннополый сюртук». Русская одежда не мешала ему с уважением относиться к европейскому прогрессу и, побывав за границей, на вопрос, что более всего его поразило в западных краях, он ответил: «Как богато живут там мужики».

Всю свою жизнь он работал не покладая рук в надежде, что и в России простолюдин, трудясь плодотворно и профессионально, будет жить богато.

Губонин, Пётр Ионович

Материал из Википедии — свободной энциклопедии В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Губонин.
Пётр Ионович Губонин
Дата рождения 1825
Место рождения деревня Борисово, Коломенский уезд, Московская губерния, Российская империя
Дата смерти 30 сентября (12 октября) 1894
Место смерти Москва, Российская империя
Гражданство  Российская империя
Награды и премии Иностранные:
 Медиафайлы на Викискладе
Пётр Ио́нович Губо́нин (182530 сентября (12 октября1894) — русский купец 1-й гильдии, промышленник и меценат. Тайный советник (1885).

Содержание

Биография

Родился в 1825 году в деревне Борисово Федосьинской волости Коломенского уезда Московской губернии в семье каменщика. Начинал работать каменщиком, занимался подрядами по каменным работам. Впоследствии вместе с инженером Садовским он получил подряд на постройку каменных мостов Московско-Курской железной дороги; затем участвовал в строительстве Орловско-Витебской[1], Грязе-Царицынской, Лозово-Севастопольской, Уральской, Горнозаводской, Балтийской и других железных дорог. Вместе с В. А. Кокоревым создал Бакинское нефтяное общество, Северное страховое общество. Купил также в Крыму известное имение Гурзуф, завёл там обширное виноделие и стремился сделать из него европейский курорт. Губониным в Гурзуфе был построен Храм Успения Пресвятой Богородицы. Принимал Губонин ближайшее участие и в постройке в Москве храма Христа Спасителя и многих других благотворительных проектах. На средства Губонина было построено Комиссаровское техническое училище в Москве, финансировал строительство Политехнического музея. В Твери на его средства было построено здание духовной семинарии[2].
Миллионер Губонин заказал художнику И. К. Макарову портрет своей жены Марины Севастьяновны, приехавшей в Петербург на зимний театральный сезон. Но, заплатив за работу, портрета не взял, сказав: «Слишком похожа на себя. Не хочу, чтобы она все время была у меня на глазах»[3]. За труды в работе Русского технического общества Губонин получил звание коммерции советника. Дворянство было ему дано «в воздаяние пожертвований с 18701872 года, на устройство и обеспечение бывшей в сем году политехнической выставки в Москве и во внимание к стремлению его своими трудами и достоянием содействовать общественной пользе». На выставке Губонин возглавлял железнодорожный отдел.
После строительства Севастопольской дороги, в 1875 году, Губонин стал действительным статским советником, что дало потомственное дворянство его сыновьям — Сергею и Николаю; в 1878 году Губонины получили дворянский герб с девизом «Не себе, а Родине»[4]. П. И. Губонин был почётным членом педагогического совета Императорского московского технического училища, членом Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. В 1871 году учредил именную стипендию для оставляемого при университете после окончания курса на физико-математическом факультете Московского университета (размером 302 руб. 50 коп.)[5].

По характеристике министра финансов России Витте, Пётр Губонин:

…представлял собою толстопуза, русского простого мужика с большим здравым смыслом. Губонин, как я уже говорил, начал свою карьеру с мелкого откупщика, затем сделался подрядчиком, а потом строителем железных дорог и стал железнодорожной звездой. Он производил на меня впечатление человека с большим здравым смыслом, но почти без всякого образования.— Витте С. Ю. 1849—1894: Детство. Царствования Александра II и Александра III, глава VII // Воспоминания. — М.: Соцэкгиз, 1960. — Т. 1. — С. 121. — 75 000 экз. Состояние Губонина оценивалось примерно в 20 миллионов рублей. Пётр Ионович Губонин скончался 30 сентября 1894 года в Москве, похоронен согласно его завещанию в Гурзуфе.

Личная жизнь

Жена — Марина Севостьяновна. сын Сергей Петрович 1851 г.р. купец 1-й гильдии, торговец винами внук Алексей Сергеевич; сын Николай Петрович 1861—1918 надворный советник, член Попечительного совета Комиссаровского технического училища внук Петр Николаевич 1884 — служил на крейсере Варяг, был ранен в бою у Чемульпо; внучка Ольга Николаевна (по мужу Цубербиллер) — математик и педагог высшей школы 1885—1975

Заслуги

Интересный факт

«А ныне, милость божия! — Досыта у Губонина Дают ржаного хлебушка, Жую — не нажуюсь!»Н. А. Некрасов, «Кому на Руси жить хорошо» Ещё будучи крепостным, Петр Губонин «8 ноября 1856 года за труды по возобновлению Большого театра в Москве Всемилостивейшее награждён Серебрянною (так в документе) медалью с надписью „За усердие“ для ношения в петлице на Аннинской ленте». Эта награда от Государя — первая по рангу и первая у П. И. Губонина.[8]

Примечания

Портрет Петра Ионовича Губонина
  1. Курорт Гурзуф и его первый владелец — Петр Ионович Губонин

Литература

Источники архивные

  • РГИА, ф. 446, оп. 26, д. 18. Доклад № 75. 23 июня 1871 г. «О результате переговоров с коммерции советником Губониным по определению строительного капитала Лозово-Севастопольской ж. д.»

Ссылки

Русский миллионер и человек с большой буквы [Лиза Обителева] Версия для печати Русский миллионер и человек с большой буквы Миллионер Губонин заказал художнику И.К.Макарову портрет своей жены Марины Севастьяновны, приехавшей в Петербург на зимний театральный сезон. Но, заплатив за работу, портрета не взял, сказав: «Слишком похожа на себя. Не хочу, чтобы она все время была у меня на глазах» Родившийся в российской деревне, ставший миллионером-купцом, получивший лично от царя Александра II дворянский титул, Петр Ионович Губонин на своем гербе написал: “Не себе, а Родине”…, принимал активное участие в постройки Храма Христа Спасителя в Москве, нынешняя территория детского лагеря – Артека(!) – детище Петра Ионовича(!), он финансировал строительство в Москве Политехнического музея; построил здание тверской духовной семинарии; проложил железные дороги по всей России (Севастопольскую, Уральскую, Балтийскую, Орлово- Витебскую и другие(!!!); , проводил по России, в том числе по Крыму (весь Гурзуф!) – электричество и водопроводы; создал Бакинское нефтяное общество; он – построивший в России заводы, грязелечебницы, парки, аптеки, больницы, Православны храмы, церковь и мечеть в Гурзуфе – этот Великий русский человек – Петр Губонин – был выброшен коммунистами- большевиками из могилы вместе с останками жены, – на свалку! А мрази-коммунисты, (“руководители”) всю оставшуюся жизнь пользовались всем тем, что Петр Ионович для Родины и народа построил. За что сие с ним сотворили те, кто слушался коммунистов? 28.09.16 За что? ___________________________________________________ Русский купец Петр Ионович Губонин за 50 лет до кровавой ленинской революции сделал из Гурзуфа первокласснейший европейский курорт! Умница и добрейший русский человек! Трудяга, неукоснительно соблюдавший посты и истинно православный русский. Жизнь отдал России, помощи ближнему и украшению с благоустройством своего Отечества. 8 ноября 1856 года за труды “по возобновлению Большого театра в Москве Всемилостивейше награждён Серебряною медалью” (так сказано в документе) с надписью „За усердие“ – для ношения в петлице на Аннинской ленте. Эта награда от Государя — была первая по рангу и первая – у П.И.Губонина. Владелец лыткаринских каменоломен! Лыткарино! Кому ныне не известно? Мастер-мраморщик! «Я этих подрядчиков перевидал — пропасть. Всяких. А только крупнее Губониных не видал. Это были из тузов тузы. Петр Ионыч и брат его Григорий Ионыч — с них и идет слава губонинская. Да еще сын Григория Ионыча — Иван. Вот эти трое и гремели подрядами по всей России… Знавал я и Петра Ионыча. Он тогда давно уже строил железные дороги и даже успел получить от царя похвальный аттестат. А брался он за самые что ни на есть трудные работы. Что ни болота, что ни камни — то и подай ему, ни от чего не откажется. И представит тебе результат — как в чертеже указано! Понимающий инженер глянет и хоть не знает, что Г-бонин работал, а сейчас скажет: “Губонина глаз смотрел, его рука. Дело Губонин тонко понимал..». Памятная доска Губонину Петру Ионовичу, станция Брянск-Орловский. (Кликнуть по фото, чтобы увеличить изображение). ВЕЛИКИЙ РУССКИЙ =========================================================== Губонин Петр Ионович (около 1825-1894) родился в селе Борисово Коломенского уезда в семье крепостных. В 1858 году получил вольную. Какую роль в развитии Гурзуфа и всей России в целом – сыграл российский промышленник – Петр Ионович Губонин? Именно он преобразовал небольшой прибрежный поселок Гурзуф в первоклассный европейский курорт, причем сделал это со свойственной ему основательностью и упорством. Купив в 1881 году за 250 тыс. руб. имение в живописной деревушке Гурзуф, предприимчивый и энергичный Петр Ионович превратил его в первоклассный европейский курорт. Он построил в Гурзуфе гостиницы, почтово-телеграфную станцию, ресторан, торговые лавки, аптеку, православный храм. Курорт, построенный Губониным, стал вскоре серьезным конкурентом Ялте, и слава о нем шагнула за пределы Крыма. Богатая публика, в том числе московская, стала выбирать Гурзуф себе местом отдыха. Но почему он решил покинуть обжитое место, свою малую родину, и обосноваться в Крыму? На этот счет высказываются две версии. Первая сводится к тому, что, будучи человеком практичным, Губонин решил, что гостиницы на берегу Черного моря в ближайшем будущем принесут немалый доход, оттого и поспешил застолбить место. Но странно, однако, что он начал строиться в Гурзуфе, куда в конце XIX века и дорога-то сносная не была проведена, не говоря уже о прочей инфраструктуре. Вторая версия вроде бы все объясняет: Петру Ионовичу по душе пришлось именно это место — Гурзуф, а для человека, проложившего пять тысяч верст железных дорог и построившего несколько металлургических заводов, обеспечить поселок электричеством, водопроводом и канализацией не составляло особого труда. Так кем все же был Петр Губонин — прожженным дельцом или романтиком, готовым бросить все и уехать на край света? Петр Ионович Губонин был человеком явно незаурядным. Он родился в 1825 году в крепостной крестьянской семье в деревне Борисово Коломенского уезда Московской губернии. Окончив три класса приходской школы, он, как и его отец, начал работать камнерезом. Работа эта крайне тяжелая, требующая большой физической силы, но Петр (в переводе с древнегреческого это имя означает «камень»), судя по всему, неплохо с ней справлялся. В 1845 году он уже был принят десятником к купцу Русанову, работавшему на сооружении Брестского шоссе. В отличие от других десятников, которые щедро раздавали рабочим зуботычины, Губонин, шутя ломающий подковы, на рабочих даже не повышал голос, а потому пользовался немалым авторитетом. Известно, что в качестве подрядчика он принял участие в облицовке гранитом цоколя Исаакиевского собора в Санкт-Петербурге и в возведении московских набережных. Денег, которые он заработал, хватило на то, чтобы в 1858 году выкупиться у помещика Бибикова из крепостной зависимости и записаться в третью гильдию московского купечества. Тем временем Россия переживала перемены: печально окончившаяся для страны Крымская кампания продемонстрировала отставание огромной империи во многих отраслях, в первую очередь в протяженности железных дорог. Для решения этой задачи потребовались люди особого склада — предприимчивые, но преданные интересам дела. Губонин как раз был одним из них. Все началось с того, что он получил подряд на строительство каменных мостов и обустройство некоторых участков Южной железной дороги. Качество выполненных работ было отменным, а потому Губонина и его компаньонов привлекли к обустройству Московско-Рязанской и Орловско-Витебской железных дорог. Вскоре выяснилось, что многие подрядчики безбожно экономили на строительстве железных дорог, из-за чего их размывало после первого дождя. Пришлось Губонину взять на себя не только обустройство дорог и строительство мостов, но и прокладку железнодорожного полотна. В 1868 году он построил Грязе-Царицынскую железную дорогу, в 1870 году — Балтийскую, в 1870–1875 годах — Лозово-Севастопольскую, в 1875–1878-х — Уральскую горнозаводскую дорогу. В ходе прокладки уральской магистрали проектировщики допустили ошибки, однако Губонин не остановил строительство, хотя вынужден был работать себе в ущерб — фактические затраты оказались гораздо выше расчетных. Однако строительством железных дорог Губонин не ограничивался. Он, например, был учредителем нескольких крупных заводов. Так, в 1873 году в партнерстве с князем Тенишевым и инженером Голубевым он учредил «Акционерное общество Брянского рельсопрокатного, железоделательного и механического завода». Так в городе Бежица появилось одно из крупнейших в России машиностроительных предприятий, ныне это Брянский машиностроительный завод. А в 1887 году Губонин основал в Екатеринославской губернии Южно-Российский железопрокатный завод, известный ныне как Днепропетровский металлургический завод. И это далеко не полный перечень предприятий, в учреждении которых Губонин принял участие. Историк и публицист Константин Скальковский так отзывался об этом предпринимателе: Глядя на Губонина с его чисто русской наружностью, красивыми оборотами речи и мягкими манерами, мне становилось ясно, как бояре и дьяки московской Руси без малейшего образования, кроме грамотности, заимствованной у пономаря или из чтения рукописных переводов нескольких книг византийских церковных писателей, решали с успехом важнейшие государственные дела, искусно вели дипломатические переговоры и лицом в грязь не ударяли при утонченном дворе Людовика XV. Понятно, что столь впечатляющие достижения Петра Губонина, рост его капиталов, которые он, впрочем, немедленно пускал в дело или жертвовал на благотворительность, не могли остаться без внимания. О миллионах Губонина по всей Москве ходили самые невероятные слухи. Владимир Гиляровский рассказывал, что появление Губонина в Суконных банях вызывало среди банщиков радостный переполох. Они, побросав других клиентов, со всех ног бросались встречать дорогого гостя — а как же иначе, ведь, как объяснил Гиляровскому один из банщиков, «они через день ходят к нам в эти часы и по рублевке каждому парильщику „на калач“ дают». Конечно, рубль — это для миллионера Губонина были не деньги, но люди, хорошо его знавшие, утверждали, что в быту он был очень скромным. Кроме того, будучи человеком набожным, строго соблюдал посты. А вот его закадычный друг и компаньон Василий Кокорев действительно любил пустить пыль в глаза, не упуская случая продемонстрировать свои якобы баснословные богатства. «А ныне, милость божия! — Досыта у Губонина Дают ржаного хлебушка, Жую — не нажуюсь!» Н.А.Некрасов “Кому на Руси жить хорошо” Александр II и Петр Ионович Губонин. СЕРЕБРЯНАЯ ЧЕРНИЛЬНИЦА До поры до времени все ограничивалось сплетнями, однако, после того как в 1870 году приятели создали «Волжско-Камский банк» — первое в России финансово-кредитное учреждение без участия иностранного капитала, а в 1874 году учредили «Бакинское нефтяное общество», слухи и сплетни начали принимать характер организованной травли. Если Кокорева это лишь забавляло — он любил быть в центре внимания, то Губонин очень расстраивался. Император Александр II, который весьма ценил Петра Ионовича, старался его поддержать. В 1872 году Губонину было пожаловано дворянство, а в 1875 году ему был присвоен чин действительного статского советника. В ответ Губонин преподнес императору серебряную чернильницу с изображением народов России и надписью: «От бывшего крестьянина, ныне твоею милостью действительного статского советника Петра Губонина». Видимо, императору подарок пришелся по душе, так как он неизменно держал эту чернильницу на столе. Что касается Губонина, то он чинами и регалиями не кичился, продолжая ходить в картузе и долгополом сюртуке. После гибели Александра II в российском обществе произошли перемены — к купцам и промышленникам, благодаря которым Россия на глазах начала превращаться в индустриальную державу, отношение стало весьма пренебрежительным. «На купца смотрели, — писал журналист Сергей Терпигорев, — не то чтоб с презрением, а как-то чудно. Где, дескать, тебе до нас. Такой же ты мужик, как и все, только вот синий сюртук носишь да и пообтесался немного между господами, а посадить с собою обедать вместе никак нельзя — в салфетку сморкаешься. Не знаю, понимали ли или, лучше сказать, чувствовали ли купцы, что на них так „господа“ смотрят, но если и понимали, они этого все-таки не показывали. Они делали свое дело, покупали и продавали, садились на ближайший стул от двери, вставали с него каждую минуту, улыбались, потели, утирались…» Вдобавок оживились те, кто распространял о Губонине и Кокореве грязные сплетни. Лекарь-шарлатан Бадмаев позже в своей книжке «Мудрость в русском народе» пересказал одну из них: Губонин, являясь в министерство в больших смазных сапогах, в кафтане, с мешком серебра, здоровался в швейцарской со швейцарами и курьерами, вынимал из мешка серебро и щедро всех наделял, низко кланялся, чтобы они не забывали своего Петра Ионовича. Затем входил в разные департаменты и отделения, где оставлял каждому чиновнику запечатанный конверт — каждому по достоинству, называя всех по имени и также кланяясь. С превосходительными особами здоровался и целовался, называл их благодетелями русского народа и был быстро допускаем к самому высокопревосходительству. После ухода Петра Ионовича из министерства все ликовали. Это был настоящий праздник, могущий сравниться только с рождественским или пасхальным днем. Наверняка, хотя бы слово правды, но в этом есть. Хотя, по кабинетам столоначальников всегда ходил Кокорев, который знал все ходы и выходы, а Губонин в этом тандеме занимался практическим делом. Портрет Петра Ионовича Губонина Награды: За строительство Московско-Курской дороги он получил орден святого Станислава 3-й степени; за Орловско-Витебскую — орден св.Анны 3-й степени. Заслуги Губонина были признаны за границей. Он был награждён иностранными наградами: сербским орденом Белого орла, черногорским — Князя Даниила 2-й степени, австрийским — Командорского крест Франца Иосифа, персидским — Льва и Солнца 2-й степени. Первый почетный гражданин Царицына. В 1972 году поэт Иосиф Бродский написал замечательное стихотворение «Письма римскому другу», в котором есть такие строки: Если выпало в Империи родиться, Лучше жить в глухой провинции у моря. О каком море идет речь? О Черном, конечно. Вот к Черному морю в свое время отправился и Петр Ионович Губонин, устав слушать сплетни и наветы. И выбрал для пристанища укромный уголок с романтичным названием Гурзуф. В 1881 году он за 250 тыс. руб. купил имение, построенное в начале века знаменитым герцогом Арманом Эммануэлем дю Плесси Ришелье. После смерти прославленного генерал-губернатора Новороссии и одного из основателей Одессы его имение сменило немало владельцев, но до начала 80-х годов Гурзуф оставался местом тихим и уединенным. За несколько лет имение Ришелье, прилегающий к нему небольшой татарский поселок, а также соседнее имение князя Барятинского, приобретенное Петром Ионовичем в 1882 году, преобразились. Беспокойная речка Авунда была усмирена и направлена в новое русло, рядом с ней появился великолепный архитектурный ансамбль из семи гостиниц, в каждой из которых были ванны и души с пресной и морской, теплой и холодной водой. Неподалеку от Гурзуфа, на мысе Суук-Су («холодная вода»), Губонин открыл грязелечебницу. В центре курортного комплекса был возведен фешенебельный ресторан, а чтобы клиенты круглый год могли наслаждаться его гастрономическими изысками, в Гурзуфе построили рыбный завод, пекарни, разбили сад и огород. Обновленный и существенно расширенный парк имения Ришелье был украшен скульптурами и фонтанами, один из которых — фонтан «Ночь» — Губонин привез с Венской выставки. Утверждение, что Петр Губонин хотел заработать на этом, не соответствует действительности, иначе с какой стати он благоустроил не только свое имение, но и весь поселок, открыл общедоступную аптеку (местному населению лекарства отпускались по льготному тарифу), фельдшерский пункт, почту, телеграф, сберегательную кассу, библиотеку, магазины. Он создавал свой особый мир, в котором всем было бы комфортно жить, где не было бы места взаимной вражде. Кроме корпусов гостиниц, фонтанов, лечебных саун, ресторанов, аптеки, стараниями Губонина в Гурзуфе были построены мечеть и православный храм. Интересно, что территория имения не была отгорожена от поселка забором — местные жители, люди низкого звания могли гулять по парку вместе с отдыхающими. Марина Шаповалова: “…Вот, приезжает он на Крымский Южный берег и видит: хорошо здесь, природа ласковая и богатая, но жить неудобно. В Ялте две с половиной гостиницы, воды в них нет, стены сырые: с виду дворцы, а внутри – времянки летние. На постой можно у татар устроиться, но дорого, и тесно в их саклях. Ресторанов хороших нет, в Гурзуфе, татарской деревне из ста дворов, только одна крошечная кофейня, и та грязная. Нечистоты и помои зловонием воздух отравляют. Узкие улочки Гурзуфа глухими лабиринтами плетутся по холму, у подножья которого весной несутся к морю широкие и бурные потоки речки Авунды. Справа от её поймы, полностью пересыхающей летом – бывшее имение герцога Ришелье с домом и роскошным парком. В 40-м ещё году это имение выкупил у наследника герцога сенатор Фундуклей, много вложивший в его развитие и украшение. Губонин, что называется, сразу на Гурзуф глаз положил: красоты такие напрасно простаивают, никому удовольствия. А в 81-м, после смерти Фундуклея, сторговался с племянницами-наследницами, еще докупил к тому воронцовские и казенные земли в соседней бухте Ай-Даниль, и – закипела работа. Прежде всего, потомственный каменотёс построил каменное русло для реки, навсегда избавив гурзуфскую бухту от разрушительных вешних вод. Вдоль русла – набережную с тротуарами и дорогой, а по обе стороны – гостиницы, ресторан, почтово-телеграфную станцию, фельдшерский пункт, дачу-больницу, торговые лавки. Проложил водопровод, канализацию, замостил улицы. Аптеку Губонин передал в аренду провизору на условии отпуска лекарств по назначению врача за сниженную цену.” В 1888 году в Гурзуфе открылся первоклассный круглогодичный курорт, один из лучших и самых благоустроенных в Европе. Санаторий Суук-Су (“Холодная вода”), построенный Петром Ионовичем. На камнях Одалары был построен ресторан, куда посетители доставлялись по морю: Все здания, по задумке архитектора Теребенева, строились в едином стиле, с просторными резными деревянными балконами, защищенными от летнего солнца парусиновыми шторами. Номера в гостиницах, от одной до четырёх комнат, отапливались печами из коридоров и голландками или каминами внутри. Цена за фешенебельные апартаменты, с паркетными полами и дорогой меблировкой, доходила до 20 рублей за сутки в сезон. Номера попроще и без пансиона стоили от рубля и меньше. Все гостиницы были телефонизированы, электрифицированы, снабжены лифтами и оборудованы душевыми и ванными комнатами с холодной, горячей и морской водой. Достопримечательностью курорта стали два ресторана: большой – с двухсветным залом, тремя входами, летними галереями и террасой; и совсем необычный, с «заоблачными» ценами – на ближнем Адаларе, куда посетителей доставляли на лодках. Население Гурзуфа, традиционно занимавшееся садоводством и виноградарством, снабжало рестораны продуктами и национальными татарскими сладостями, охотники поставляли перепелов и фазанов. Свежая зелень, арбузы и овощи выращивались на разбитых выше Почтовой дороги баштанах и огородах. Кроме того, провизию поставляли из Ялты, Симферополя и Керчи. Ежедневно подавалась свежея рыба, икра, по сезону – черноморские устрицы. При главном ресторане работала пекарня, булочная, а для хранения продуктов сделаны были ледники с холодильными установками. Украшением Гурзуфского парка служили фонтаны – настоящие авторские произведения искусства, привезенные Губониным с европейских технических выставок. Губонинский парк, фонтан по Библейской праматери и верной снохи для своей свекрови: “Рахиль”. Проекты губонинских гостиниц, или, как тогда называли, доходных домов, были разработаны ялтинским архитектором Платоном Константиновичем Теребеневым, занимавшим в те годы должность архитектора Ливадийско-Массандровского Удельного Управления. При единстве образно-художественного решения, ни в одном из зданий нет точных повторов. Все фасады гостиниц различны, а чередование разных по объему навесных деревянных террас и балконов, окрашенных от светло-желтых тонов до коричневато-красных, придают всем домам яркий, праздничный, жизнерадостный вид. Комнаты гостиниц, высокие и светлые, обставленные с роскошью и со всеми удобствами, были приспособлены для отдыха в любое время года. Все они отапливались, для чего были устроены печи с топкой из коридора или обыкновенные голландские, обтянутые листовым железом. Комнаты, не имеющие печей, были снабжены каминами. Номера в гостиницах имели от 1 до 4 комнат. Просторные балконы были защищены от ветра и солнца парусиновыми драпировками. Полы были деревянные, а в больших номерах паркетные, стены обклеивались обоями, которые часто меняли. В каждой гостинице были номера дорогие и попроще, отличались они и по цене. Это давало возможность отдыхать в Гурзуфе и людям с ограниченными денежными средствами. Последняя, шестая, гостиница была открыта в начале сезона 1889 года, по обстановке и удобствам она не уступала другим. При гостиницах имелись ванны и души с пресной и морской, теплой и холодной водой, ими можно было пользоваться в любое время года. Все гостиницы соединялись телефонами между собой, с домом хозяина имения, с конторами и домом местного доктора, под надзором которого находилась аптека. Гурзуф Аптека в Гурзуфе была открыта в сентябре 1888 года. Петр Ионович, получивший разрешение на ее открытие, передал аптеку в аренду провизору, устроив всю обстановку за свой счет. Он поставил провизору условие: отпускать лекарства нуждающемуся гурзуфскому населению по назначению врача за уменьшенную плату, сравнительно с существующей аптекарской таксой. В случае заболевания отдыхающих в губонинских гостиницах инфекционными болезнями их изолировали в особой даче (больнице), удаленной от остального жилья. Медицинский персонал в Гурзуфе состоял из доктора, женщины-врача, и пребывающей на сезонное время фельдшерицы-массажистки. В случае надобности для ухода за больными можно было выписывать сестер милосердия из Ялтинской общины. Наконец, в начале 90-го года у набережной Петром Ионовичем Губониным была построена по проекту Чичагова и освящена православная церковь в византийском стиле во имя Успения Пресвятой Богородицы. Белокаменная, резная, она отличалась особо изысканным внутренним убранством – алтарь соорудили из разноцветного итальянского мрамора и витражей, икону Николая Чудотворца написал сам Коровин, а Образ Спасителя в алтаре и крест над куполом освещались электрическим светом. Фото храма в начале XX незадолго до сноса: При храме Губонин открыл церковно-приходскую школу на 40 человек – учебники и пособия выдавались бесплатно, собрание книг для библиотеки пожертвовал обер-прокурор Синода Победоносцев. Чуть позже открылись школа и ремесленное училище для сезонных рабочих, а для местного населения Губонин выстроил на Болгатуре мечеть. – Это моя любовница, – говорил Губонин про Гурзуф. Любовница? Нечто необязательное, но приятное, в чём находишь радость и душевное отдохновение сверх необходимого? Семья-родина – это быт, потомство, хозяйство: его обязан устраивать крепко, обеспечивать достаток. Если не лучший дом построить, то по средствам – теплый, удобный, вместимый, и на прочном фундаменте. Детям должен дать образование и профессию, старикам обеспечить старость. А здесь – вроде бы, лишнее, праздность… Нет, природа сама по себе, даже самая роскошная и богатая недрами – не храм, не мастерская, и не курорт: всё это в ней создаётся и обустраивается человеком, чтобы работать, отдыхать и благодарить Бога. Для этого человеку даётся только место и время. Итак, гурзуфская мечеть была построена православным христианином – Петром Ионовичем Губониным – хозяином имения «Гурзуф». Отсюда пошло в народе название – Губонинская мечеть. При активном участии Губонина на набережной был построен и православный Успенский храм Пресвятой Богородицы в Гурзуфе. Эти святыни без потерь перенесли Большое крымское землетрясение. Но были уничтожены воинствующими атеистами-большевиками-коммунистами в ходе своей мощной “ленинской” антирелигиозной компании. И в наши дни(!) , как насмешка: перед выстроенными Петром Губониным красивейшими корпусами санатория стоит памятник не основателю этой красоты – самому Петру Ионовичу, а тому, кто уничтожал духовность и красоту – ленину. Это ли не кощунство? Это – именно кощунство. Gurzuf (Гурзуф), Crimea, Ukraine.avi Петр Губонин подолгу жил в Гурзуфе и, наверное, был совершенно счастлив, но дела заставляли его время от времени наведываться в Москву. В ходе одной из таких поездок в сентябре 1894 года он скончался. Петр Ионович завещал похоронить себя в склепе, который был сделан под мраморным алтарем Гурзуфской церкви Успения Пресвятой Богородицы. Так и поступили. (Для увеличения изображения кликнуть по фото.) В 1902 году сын Петра Ионовича Губонина — Сергей вынужден был продать гостиничный комплекс «Акционерному обществу курорта Гурзуф». Но и новые хозяева не справились с дорогостоящим хозяйством: переходя из одних рук в другие, оно разорялось и чахло. В январе 1921 года курорт был национализирован и передан в ведение крымского курортного управления, а через год санаторий отошел Наркомвоенмору. В 1932 году гурзуфская церковь была разрушена, а останки великого промышленника и его жены выброшены на свалку. Местные жители похоронили их, но за давностью лет уже никто не может сказать, где именно. Еще через два года была разрушена гурзуфская мечеть, будто кто-то старался стереть из памяти жителей Крыма все, что напоминало им о Петре Ионовиче Губонине. PS: Лиза Обителева По моим исследованиям, скорее всего, прах рабов Божиих Петра и Марины Губониных перенесли на единственное тогда старое Гурзуфское кладбище, (которое называют “татарским”). Тогда в Гурзуфе было только три кладбища: около православного храма Успения, (его – снесли и немногочисленные захоронения вокруг – тоже уничтожены: на них построили корпус военного санатория, что стоит в ветхом виде до сих пор); “татарское” кладбище и дальнее-православное. Наверно прах Петра Ионовича и его супруги похоронили именно там! Не на дальнем – православном, а -ближе. Вот, что можно прочесть о неких очень почитаемых двух(!) могилах в Гурзуфе: “Над Гурзуфом расположен совхоз Болгатур, в котором ведётся большое виноградное хозяйство, имеются подвалы. За генуэзской крепостью по восточному склону горы расположена дача Гурзувита с садом, налево по шоссе татарская школа. Далее по берегу моря в 15-20 минутах ходьбы от Гурзуфской крепости расположено несколько дач-особняков. При дачах – хорошие сады, а главное – хороший пляж. Дачи эти резко выделяются среди пустынной местности, так называемой, “Мёртвой долины”. Дорога по этой долине проходит через запущенное татарское кладбище с характерными камнями-чалмоносцами. На кладбище с левой стороны дороги – две чтимые татарами могилы. Могилы находятся в склепе под тенью тысячелетнего терпентинного дерева. Приходящие сюда на поклонение татары вешают около могил лоскутки материи. В конце долины русское кладбище…” Явно, что такой человек, как Петр Ионович не мог не угодить Богу своей жизнью. А следовательно, именно на их с его супругой Мариной Севастьяновной – могилах – совершаются многочисленные чудеса! И именно к их могилам – приходят и просят, и вешают в благодарность лоскутки, как на Дальнем Востоке… Так что могилы, наиболее вероятно, это именно – четы Губониных. Больше некому там лежать и помогать людям. Раб Божий Пётр Ионович Губонин скончался в 1894 году 30 сентября, не дожив до 70-ти лет. Отпевали его в им же построенном московском храме Параскевы Пятницы ( храм св. Параскевы был снесен большевиками; алтарь храма находился на месте нынешнего входа на станцию метро “Новокузнецкая”) и был похоронен в склепе Успенской церкви в Гурзуфе, которую также снесли бандиты-большевики-революционеры . В последний путь до могилы Петра Ионовича провожал сам отец Иоанн Кронштадтский. 1894 год, когда 30 сентября “в Москве скоропостижно скончался тайный советник П.И. Губонин, тело его было по его завещанию перевезено в Гурзуф” и предано «8 октября земле под спудом Успенской церкви, им же выстроенной». (Метрическая книга Гурзуфской Успенской церкви на 1894 г. Ч.3. Л.28-об. – 29. Фонды ЯИЛМ). В Гурзуфе в следующем году «10 апреля скончалась и 13 апреля погребена … Марина Севостьяновна Губонина в фамильном склепе под местным Успенским храмом».(Там же. 1895 год. Ч.3. Л.20-об21.). Царство Небесное рабу Божиему Петру, столько сделавшему для России! Вечный покой и вечная память ему, его родителям и его супруге Марине! ——————————————————————————- Спаси Господи Евгения Княгинина, Марину Шаповалову и др. за материалы к статье. ПОТОМКИ ПЕТРА ИОНОВИЧА ГУБОНИНА Внук Петра Ионовича – Пётр Сергеевич – (сын Сергия Губонина, продавшего имение отца в Гурзуфе), родился в «Москве 25 июля 1882 года крещён в Московской Параскеевской на Пятницкой церкви. Воспреемниками его были Действительный Статский Советник Пётр Ионович Губонин и доктора медицины жена Анна Алексеевна Троянова». (ЦГИА СПб. Ф.14. Оп.38. Д.38825. Л. 15 -16). Фото Гурзуфа: С домом Чехова.
Источник: https://www.chitalnya.ru/work/1791398/ При копировании материалов с сайта, активная ссылка на оригинальный материал обязательна. Все права защищены © chitalnya.ru

НА ПОИСКИ ПОДЗЕМЕЛИЙ ТАРУСЫ

00:00, 30 августа 2007
Слухи о вскрывшемся вдруг чуть ли не в центре древней Тарусы старинном подземном ходе в последнее время получили большое хождение в нашей области. Согласно байкам, ведет он в крепостные подземелья, образующие разветвленную подземную систему и сооруженные в то далекое время, когда Таруса была пограничным городом, прикрывая Москву от набегов с юга. Разумеется, интригующие сообщения не могли не заинтересовать нас, энтузиастов поиска и изучения природных и исторических загадок Земли. Тем более что в данном случае слухи подтверждались фотографиями уходящей в глубины земные «дыры» явно рукотворного происхождения, снятыми одним из наших друзей, гостившим по личным делам в Тарусе С.Черикановым. Приехав в город, сразу отправляемся в краеведческий музей – может быть, открывшееся подземелье загадки для его научных сотрудников не представляет? – Место, о котором вы спрашиваете, мы знаем, – говорит руководитель музея Н.Зайченко, – и история его очень интересна. Подземный ход открылся в склоне Игумнова оврага. Согласно летописям, здесь был очень старый Петровский монастырь, в середине XYII века уже прекративший свое существование. Были найдены здесь и тесовые еловые бревна – специалисты предполагают, что это остатки оборонительных сооружений, крепостных стен и завалов времен набегов крымских татар. Также в XYII веке здесь была заложена каменная Воскресенская церковь. Она много раз перестраивалась, но стоит до сих пор. Неподалеку от нее находилась, по преданию, часовенка, от которой до последнего времени сохранились остатки кирпичных стен, а рядом с ней – мощный родник, источник, почитавшийся целебным. Там совершались водосвятия, от родника традиционно начинался крестный ход… Впрочем, вода использовалась и для бытовых нужд – до сих пор сохранилась возле него так называемая «полоскалка», также являющаяся редким этнографическим памятником. Рядом с источником и начинается подземный ход – возможно, объекты эти как-то связаны… Добравшись до Воскресенской горы, сразу видим «полоскалку» – небольшой прямоугольной формы «бассейн» под деревянной крышей на столбах. В самом деле, интересное для привыкшего к водопроводу городского жителя сооружение – вряд ли их осталось много в нашей области, хотя раньше подобные общественные «корыта» для полоскания белья были очень распространены. Вода в него поступает из мощного ручья, вытекающего несколькими шагами выше по склону из железной трубы. То и дело к источнику подходят люди с бидонами, канистрами, даже специально приезжают на машинах: вода в роднике считается у тарусян святой, целебной и просто особо вкусной. А чуть выше трубы, буквально в нескольких метрах, на виду у всех чернеет вход в таинственное подземелье… На наших глазах пара человек из тех, что пришли за водой, лезут с предусмотрительно прихваченными фонариками в проход и вскоре возвращаются: «До конца не дошли, там камень проход закрывает да и грязно…» Что ж, посмотрим, что удастся увидеть нам, не новичкам в спелестологических исследованиях (спелестология – отрасль знаний, занимающаяся изучением искусственных подземных сооружений). Ведущий в глубь горы коридор, на первый взгляд, напоминает типичный откаточный штрек подземной каменоломни, их немало было в сравнительно недавнем прошлом (лет 100-200 назад) на берегах Оки. Стены его выложены из крупных блоков мраморовидного известняка. Даже ряды крупных треугольных зубцов на некоторых из них типичны для старой каменоломни – такие следы оставляли пилы с редкими зубьями, коими, подсыпая мокрый песок, резали камень. Однако коридор необычно узкий и низкий – ширина и высота чуть более метра. Не карлики же здесь работали? Отличает ход от типичного ведущего к забою штрека и то, что «потолок» его тоже рукотворный. Образован он специально вырезанными и хорошо пригнанными друг к другу одинакового размера прямоугольными каменными плитами, некоторые из них даже отшлифованы (в каменоломнях своды представляют собой природную скальную поверхность). В конце слегка изгибающегося двадцатиметрового коридора одна из таких плит упала со своего места, почти перегородив проход, только вверху осталась щель. Судя по следам на полу, здесь большинство «экскурсантов» и поворачивает, между тем преодолеть полузавал совсем несложно. Сделав это, мы оказываемся перед… лужицей с проточной водой, вытекающей из нескольких щелей и куда-то тут же уходящей. И это все – здесь подземный ход и заканчивается, за мини-озерцом уже явно монолитная, не тронутая человеком порода… Связь подземного хода с родником стала почти очевидной. Подтвердил ее и житель – вышедший из соседнего дома пожилой мужчина, заинтересовавшийся перепачканными глиной людьми с налобными фонариками. Узнав о нашем обследовании, Валентин Звездилов кивнул: – Ну да, там в конце галереи воду забирали, по дну прохода труба идет, просто ее не видно под камнями. В половину города воду отсюда подавали самотеком. До сих пор чуть дальше две здоровенные железные такие, как сказать – бочки, что ли? – сохранились. Они раньше отсюда водой заполнялись, на случай пожара… Подземный ход этот я давно знаю. Раньше он за стеной был (часовня, что ли, здесь стояла) – но мы пацанами все равно пробирались. По нашим предположениям, доходили под землей до поповского дома, он наверху горы стоял. Потом назад поворачивали. А весной этого года батюшка специально место это освящал. Остатки часовни окропили святой водой, камень заложили – будут, значит, это место реставрировать. Тогда-то, после обрушения старой стены, и стал подземный ход – водовод совсем уж общедоступен… Итак, подземная галерея у источника в Игумновом овраге является сугубо технологической? На этой версии было лишь маленькое пятнышко: неужели стоило затрачивать столько труда всего лишь для того, чтобы протянуть на двадцать метров в глубь горы трубу? Почему не забирать воду у поверхности? Впрочем, едва мы задались этим вопросом, как член нашей экспедиции Сергей Каминский тут же и нашел ответ: – Возможно, вода выходила на поверхность в виде нескольких мелких ключей, вот и пришлось «забуриваться» в монолит, искать жилу… Объяснение кажется логичным. К тому же, не будем забывать, технология проходки штреков в известняках была в XIX веке хорошо отработана – напротив Тарусы, на другом берегу Оки, располагались подземные каменоломни купцов Губонина и Филатьева, где в год добывались десятки тысяч аршин мраморовидного известняка, шедшего до распространения бетона на ступени, перекрытия, другие строительные конструкции… Так что для устройства водовода искать опытных в горнопроходческом деле подрядчиков далеко не требовалось. Как бы то ни было, созданная для обслуживания водовода подземная галерея является уникальным памятником истории и техники, по крайней мере в Калужской области аналогов ей точно нет. И будет крайне обидно, если этот, как мы убедились, очень интересный для наших современников объект не возьмут под охрану как историческую реликвию (вдобавок привлекательную для туристов и экскурсантов, коих в Тарусе всегда хватает), а уничтожат при реставрации часовни. Увы, наш опыт говорит, что почему-то в СССР, а теперь и в России при слове «подземелье» у властей возникает прямо-таки рефлекторное желание их засыпать (залить бетоном). Исключения из этого правила есть, но их мало… И уж тем более прояснение назначения подземного хода Игуменского оврага не снимает вопрос о других явно существующих подземельях «нижнего этажа Тарусы», а их немало. Около десяти лет назад мы уже писали об этой проблеме – напомним, что в 1990-х годах, помимо нашей группы «Лабиринт», сведения о тарусских спелеообъектах собирали и наши коллеги из подмосковной спе-леогруппы «Летучая Мышь». Старожилы города во время этих мини-экспедиций назвали полдюжины сравнительно недавно завалившихся входов в подземелье. И это не обычные слышанные от предков байки про «подземные ходы с сокровищами Кудеяра», распространенные в любом более-менее старинном городе, – многие тарусяне уверяют, что лично бывали в городских подземельях. Еще в 1980-е годы был открыт вход в Аптекарском овраге, ныне «всерьез и надежно» замытый оползнем. Возможно, здесь находилась банальная подземная каменоломня, одна из многих, однако рассказы лазавших в подземелье очевидцев заставляют в этом усомниться. Конечно, проникали в узкий лаз местные подростки, не имеющие никакого опыта, в лучшем случае с тусклыми фонариками (а то и с факелами), и все же многое из запомнившегося «юным спелестологам» никак не вяжется с «интерьером» типичных каменоломен. Может быть, и в самом деле здесь можно было проникнуть в стратегического назначения подземелья средневекового города-крепости? Ответ может дать только вскрытие завалов и обследование подземелий изнутри. Сделать это, в общем-то, не так уж сложно – требуется несколько дней ударной работы, а результаты в любом случае будут получены интересные. Дело фактически за малым – нужно, чтобы городские власти оказали мало-мальскую поддержку изучению нижнего яруса Тарусы. В 1990-х годах отклика на наши обращения и публикации не было. А как сейчас? Есть у нас и просьба к читателям, слышавшим предания о тарусских или любых других пещерах, подземных ходах, а тем более знающим местонахождение пусть и заваленных лазов: поделитесь этими сведениями с нами. Если и не дойдет дело до вскрытия подземелий сейчас, по крайней мере информация о них попадет в архив и не окажется утраченной. E-mail: labirint_mrg@mail.ru Андрей Перепелицын Пётр Ионович Губонин родился в 1825 году, в деревне Борисово Коломенского уезда, в семье крепостных помещика Бибикова. Отец и дед его занимались каменотёсными работами и владели двумя каменоломнями под Москвой. С малых лет Пётр удивлял всех способностями в обучении любому делу. Окончил начальную церковно-приходскую школу, овладел родительским мастерством, и в 17 лет (1842 г.) был отвезен дедом в Москву – к родственнику Яковлеву, известному каменных дел мастеру. Вскоре Яковлев сделал Петра приказчиком, познакомил с влиятельными людьми, научил получать выгодные подряды и, отойдя от дел по болезни, передал племяннику управление предприятием. Через два года Яковлев умер, оставив свой заводик Петру в наследство. В эти годы в Санкт-Петербурге завершалось строительство Исаакиевского Собора. Узнав об указе Николая I свозить со всей России мастеровых, Губонин привёз в Питер своих московских и подмосковных каменщиков, и получил весьма выгодный подряд, вместе с новыми полезными столичными знакомствами  (эта особенность русского бизнеса имеет глубокие исторические корни). В 1948 году Губонину удалось заполучить в Министерстве путей сообщения заказ на устройство всех каменных сооружений при строительстве шоссейной дороги из Москвы в Брест. В Москве губонинские мастерские занимались отделкой набережных, мостов и городских зданий. Таким образом, за восемь лет предпринимательской деятельности Пётр Губонин сколотил приличное состояние (прибыль исчислялась уже десятками тысяч рублей) и приобрёл каменотёсный завод графа Зотова.     В январе 1857 года Александр II подписал Указ о создании разветвленной сети железных дорог. С 58 года Губонин – свободный человек, купец первой гильдии и железнодорожный концессионер. При строительстве Московско-Курской железной дороги (1864-68гг) концессии удалось сэкономить 8 миллионов рублей из 32-х, отпущенных государством (уж точно не одними техническими инновациями, пили кровушку-то из работного люда) – состояние Губонина заметно возросло.      Вдохновлённые успехом концессионеры решили было, что все следующие подряды у них в кармане, но события развернулись иначе. В начале 1866 года департамент железных дорог отдаёт Орловско-Витебский контракт англичанину Мортену Пито, сочтя его опыт предпочтительным Баснословная сумма контракта, уходящего иностранцу – 65 миллионов 825 тысяч рублей – лишает Губонина покоя: мимо таких деньжищ пройти нельзя. Губонин тут же оформляет куплю-продажу казённых брянских лесов в местах прокладки дороги, намереваясь поставлять Пито шпалы, а отходы пускать на дрова. Выгода уже подсчитана, она должна составить около 600 тысяч рублей. Договор с Пито, однако, срывается – министерские друзья сообщают Губонину о планах передать концессию Орловскому губернскому земству. Губонин договаривается с инженер-генерал-майором Министерства путей сообщения Казаковым о создании Акционерного общества «П.И.Губонин и Ко», при участии питерского банкира Брандта и варшавского банкира Френкеля. В составленных Губониным условиях дорогу планировалось построить не за пять лет, а за три года и на 5 миллионов 825 тысяч дешевле – доводы показались земским концессионерам вполне убедительными.  Стройка сразу же набрала обороты,так как на лесопильных заводах Губонина уже имелось достаточно шпал и древесины. Сооружение шло семимильными шагами, и уже 10 октября 1868 года строители открыли первый участок от Витебска до Рославля. Второй участок от Рославля до Орла был открыт 24 ноября  того же года.  Любопытные сведения имеются в книге “Московские легенды, записанные Евгением Барановым”:  “Губонин своё дело тонко понимал. И такого обычая держался. – Я,- говорит,- не хочу вас обманывать, а наперёд объявляю:тяжеленько придётся. Но только надеюсь на вас, как на каменную гору – не дадите вы меня в обиду.  Тут рабочие и закричат: – Не дадим, Пётр Ионыч! А он снимет картуз и поклонится им: – Спасибо, ребятушки. Только работа от нас не убежит, успеем наработаться, а давай-ка сперва попьём, погуляем…  И выкатил сороковедёрную бочку водки, а солонины-ешь до отвалу! И тут примутся ребята гулять – недели две пьют без просыпу, а как отгуляются, тут только держись! По пояс в болоте стоят, в грязи копаются, а работают. У другого подрядчика давно сбежали бы с такой работы, а у Губонина ничего – сойдёт. А какой заболеет от простуды, сейчас ему чайный стакан настойки на стручковом перце. Вот он дёрнет и ляжет, с головой укроется. Пот и прошибёт его, болезнь потом и выйдет… Ну умирало немало народу – и эта настойка не помогала. Ну и работают, бьются. А кончат – Пётр Ионович опять картузик снимет и поклониться: – Спасибо ребятушки, молодцами работали. И опять такое же угощение. Ребята пьют, а к Губониным денежки плывут”. В 1868 году дорога была построена. Протяженность её – 487,8 верст, затраты – 40 845 065 рублей 78 копеек. Прибыль компании превысила 19 миллионов рублей. Бывший всего 10 лет назад крепостным Пётр Губонин отныне – почётный гражданин и кавалер. В 1871 году губонинская компания строит Московско-Брестскую железную дорогу (1012 верст) и Грязе-Царицынскую (520 верст), в 1872 – Балтийскую (415), в 1875 – Лозово-Севастопольскую (613), а в 1878 – Уральскую, от Перми до Екатеринбурга (729).   Крымская дорога послужила началом больших перемен в судьбе Петра Ионовича. А Уральская Горнозаводская, видимо, нереально гладко выглядела на бумаге, в то время как сложный рельеф и каменистый грунт потребовали сооружения дополнительных насыпей мостов и тоннелей (12 верст выемки сплошных скальных пород!). Не пожертвовав качеством строительства и ни на день не нарушив сроков, Губонин потерял 5 миллионов рублей.    В июле 1873 года Губонин, вместе с коллежским асессором Голубевым, получил высочайшее разрешение на учреждение «Акционерного общества Брянского рельсопрокатного, железоделательного и механического завода». Акции Общества котировались на Петербургской, Брюссельской и Парижской биржах. Кроме цехов и управления на территории завода располагались: больница из пяти корпусов на 75 кроватей с аптекой и амбулаторией, мужская школа на 400 человек, женская на 179 человек, церковно-приходская на 125 человек, ремесленное училище на 100 человек, народная столовая на 500 мест, детский сад на 60 детей, две огромных церкви, продовольственный магазин, два парка, пруд, мельница и птицеферма. Словом, обычная “губонинская инфраструктура”.   Вообще же, всю деятельность Петра Ионовича Губонина даже перечислить трудно, каждому году можно посвящать отдельный рассказ. Масштабы поражают, полное впечатление, что ему удалось скупить всю Россию и везде отметиться возведением храмов, заводов, дорог, мостов, домов и разнообразных хозяйств. Состояние его высокопревосходительства тайного советника Губонина к концу жизни оценивалось в 20 миллионов рублей. О себе он говорил, что Господь по грехам отяготил его богатством. А теперь немного о композиции.      9 мая 2005 года в честь 60-летней годовщины победы в Великой Отечественной войне установлен памятник паровозу Эр 787-70. Этот паровоз выпущенный в Польше в 1952 году, а свой последний рейс совершил в 1973 г. Паровозы серии Э широко использовались во время войны. Старые и надежные, они выпускались с 1912 года, к 30-м годам прошлого века были сняты с производства, так считались устаревшими. Им на смену пришли более новые паровозы с более сложной конструкцией. Во время Великой Отечественной войны об этих паровозах вновь вспомнили. Их вес был меньше новых паровозов, что позволяло быстрее двигаться по постоянно восстанавливаемым  железнодорожным путям, они были неприхотливы в топливе — ездили на всем, что горело, начиная от высококачественного угля и заканчивая обычными дровами. Они были просто неимоверно живучими — после обстрела пробоины просто затыкали подвернувшимися под рука материалами и ехали дальше. К началу войны этих локомотивов было достаточно большое количество — около 9000 и все они вышли на фронт. Примерно две трети всех военных перевозок были выполнены именно этими паровозами. После войны выпуск локомотивов серии Э вновь возобновили, и не только в СССР, но и в Румынии, Венгрии, Польше и других странах.     Торжественное открытие мемориальной доски с барельефом русского промышленника и мецената Петра Губонина прошло   в пятницу, 31 июля 2009года. Мероприятие было приурочено ко Дню железнодорожника. Честь открыть барельеф была предоставлена председателю Совета ветеранов Брянской дирекции по обслуживанию пригородных пассажиров Николаю Абрамову. Именно его стараниями и была сооружена доска. По сути, это было не открытие новой мемориальной доски, а ее возрождение. Несколько лет назад старый барельеф был похищен охотниками за цветным металлом. Изготовлена доска на Брянском машиностроительном заводе, причем заводчане изготовили два барельефа — чугунный, который был передан железнодорожникам, и второй — алюминиевый, который останется на заводе. А 21 декабря 2011года состоялось открылось скульптуры “Паровозная бригада”. Теперь паровоз польской модификации № 787 – 70, готов двинуться в путь. Как раз подоспела паровозная бригада. Машинист, помощник машиниста и кочегар, как настоящие, только в бронзе, заняли свое место возле многотонной машины. Кажется, что они только вернулись из рейса и еще не успели обсудить все вопросы завершенной поездки. Первым у паровоза установили молодого кочегара. Ему на вид лет тридцать пять. За ним на землю «спустился» машинист первого класса в кителе образца 1963 года. По лицу этого человека видно, что на своем веку повидал он немало. Ничем не удивить этого тертого калача. Завершил композицию помощник машиниста. Не успев занять свое место напротив кочегара, он тут же принялся упрекать в бездействии молодого работника. Так и читается упрек в глазах этого опытного железнодорожника, бережно прижимающего к боку сумку с необходимыми инструментами. Для описания местности адаптировалась статьи:
http://amenais.livejournal.com/62208.html
“Орловские магистрали” М.А. Шаненков, А.И. Кондратенко
http://yansk.ru/news/2011/12/23/9336.html
  • Oct. 10th, 2011 at 2:13 PM
Белый камень и целебная вода.
подольск начала века 20
Большую часть тверди земной составляют каменные породы. На равнинах они покрыты толстым слоем почвы, и только на обрывистых, размытых за тысячелетия быстрым бегом воды речных берегах виднеются их слоистые, иногда разрушенные и выветрившиеся остатки. Более чем десятую часть каменного панциря Земли занимают известняки. В них глубоко под землей, по карстовым пустотам пещер текут подземные реки и ручьи, пробиваясь на поверхность родниками и ключами. Издавна человек стремился использовать камень для своих нужд и каменный век на земле никогда не заканчивался, он продолжается до сих пор благодаря такому, казалось бы невзрачному на первый взгляд камню, как известняк. В Подольске и его окрестностях белые мягкие слоистые известняки залегают неглубоко. Аналогичный желтый, белый, или серый камень, что подольчане встречают на каждом шагу, поднял на своих плечах ни одну цивилизацию: египетские пирамиды, греческие храмы, постройки майя, ацтеков, инков, Париж, с его подземными галереями и Собором Парижской Богоматери, Рим с его катакомбами. Почти все европейские, да и не только европейские города построены из белого камня. Так что же из себе представляет краеугольный камень истории – известняк? Он – продукт длительного изменения и отвердения морских осадков, которые и сформировали множество его разновидностей. Этот камень, имеющий одно родовое название “известняк”, может быть слабый или крепкий, легкий или тяжелый, белый и черный, серый и желтый. Его цвет зависит от тех примесей, которой содержатся в нем. Крепость предопределяется условиями, при которых осадок, возникший на дне морей и океанов из окаменелых остатков скелетов бесчисленных обитателей мелководных древних морей, превращается в твердую породу. Известняк может быть твердым, как железо, и мягким, пористым, похожим на сыр, но без него не было бы таких жемчужин, как храм Покрова на Нерли, Владимирские и Московские соборы, церковь Знамения в Дубровицах, Колизей, Мачу-Пикчу, храм Юпитера в Баальбеке и многое другое на разных материках и в разных странах… Формирование известняковых слоев проходило не один миллион лет. Геологи определяют пять эр в истории Земли: кайнозойская, мезозойская, палеозойская, протерозойская и архейская. Каждой эре соответствовали определенные этапы развития органического мира, полезные ископаемые, характерный облик животного и растительного мира. Эры разбиты на более короткие промежутки времени – периоды, которые отражают менее мощные слои пластов, называемых системами. По окаменелостям животных и растений можно узнать возраст того слоя земли, в котором они обнаружены. Хронологическую последовательность образования горных пород земной коры, служащие главными документами прошлого, изучает раздел геологии – стратиграфия (от латинского “стратум” – слой). Геохронологическая шкала Эра Период Возраст, млн. лет Кайнозойская Четвертичный Третичный: Неоген Палеоген 1 25 45 Мезозойская Меловой Юрский Триасовый 100 45 40 Палеозойская Пермский Карбон Девон Силур Кембрий 45 50 80 80-120 90 Протерозойская Архейская Около 1500 Подольск и окрестности находится в центре обширного геологического бассейна каменноугольной формации, называемого Московским бассейном. Это один из крупнейших относительно устойчивых участков земной коры, известный под названием Русской платформы. В результате многократной смены режимов в течение 500 млн. лет накопилась толща различных осадочных пород, мощность которой в районе Подмосковья составляет около 1500 метров. В основании отложений горных пород, обнажающихся в бассейне Пахры, залегают известняки, относящиеся к каменноугольному периоду. Над известняками залегают черные вязкие глины с окаменевшими стволами деревьев, с многочисленными раковинами морских моллюсков – белемнитов и аммонитов. Отложения мелового периода представлены светлыми, кварцевыми песками. Самые молодые отложения четвертичного периода встречаются повсеместно – пески и галечники рек, пески и глины с валунами, оставленные древними ледниками. Подольск и окрестности – важнейший экономический район Подмосковья. В его недрах находятся запасы рудных и нерудных полезных ископаемых. Они широко используются не только в промышленности, но и в строительстве. Развитие в Москве и Московской области таких отраслей промышленности, как металлургия, энергетическая, химическая и строительная, характеризуется бурным ростом потребления полезных ископаемых. Геологическое строение Подмосковья исследовано наиболее полно на глубину 200-250 метров. Более глубокие горизонты изучены лишь по отдельным скважинам. Такими являются в Москве Боенская скважина (глубина 1550 м.), скважина на станции Поваровка (глубина 1 550м.), в Серпухове (1 300 м.) . На этих глубинах геологи обнаружили кристаллический фундамент, представленный гнейсами, гранитом и сиенитами. Это так называемый нижний структурный этаж Русской платформы. Верхний ее этаж, именуемый чехлом, сложен в основном из осадочных пород. Полезные ископаемые, необходимые для строительных целей “лежат” в достаточном количестве в подземных кладовых и добываются их карьеров и шахт. Их добыча ведется и открытым способом, там где горные породы выходят на поверхность земли. В ее недрах находятся глины и суглинки для производства кирпича и керамзита, тугоплавкие глины для строительной керамики, гравийно- песчанные породы, пески для бетона и штукатурно-кладочных растворов, для производства силикатного кирпича и стекла, формовочные пески, галька, гравий и песчанники, известняки, доломиты, мергели, мрамор и известковые туфы, карбонатные породы на бут и щебенку и для производства извести и цемента, гипс, цветные земли для естественных минеральных красок ( минеральные пигменты). Особо следует остановиться на известняках подольского горизонта среднекаменноугольного периода ( ~ 300 млн. лет назад). В это время территория Русской платформы была залита морем. В его теплых и чистых водах обитало множество видов планктона и рыб, но самым замечательным обитателем морского бассейна были простейшие морские организмы – фораминиферы рода фузулий. Это были одноклеточные создания, занимавшие многокамерную, слегка вытянутую раковину размером в основном до 1 мм, хотя известны и особи, оставившие после себя раковины размером до 4 мм. Из остатков фораминифер, кораллов, морских ежей, морских лилий и раковин брюхоногих и головоногих моллюсков и состоят известняки. Общая мощность пород каменноугольного периода в Подмосковье около 400 метров. Подольский горизонт (название дается геологами традиционно – по тем местам, где ископаемые представлены наиболее плотно) слагают в основном карбонатные отложения. В пределах центральных районов Русской равнины горизонт представлен чередованием белых тонкозернистых, мелкофораминиферовых известняков с грубыми органогенно-обломочными, мелкокомковатыми сгустковыми, водорослевыми. Кроме того, здесь присутствует несколько слоев, обогащенных глиной, где розовые или зеленые глины и мергели переслаиваются с известняками различной структуры. Мощность подольских отложений в пределах Подмосковья и прилегающих районов изменяется от 20 до 70 метров, в районе Подольска достигает 165 метров. Что же представляет собой “белый камень” или известняк? Прежде всего это минеральное соединение, сложенное почти полностью минералом кальцитом – CaCO3. Только два оксида – кальция (CaO) и углерода (CO2) – составляют этот минерал. Если же вместе с кальцитом имеются минералы доломит – CaMg(CO3)2, опал или глинистые образования, то он называется доломитизированным, окремнелым или глинистым (последний называеют еще мергелем) Кальцит, выпадая из морской воды в виде тонкозернистого осадка, смешанного с обломками раковин, скелетами рыб, продуктами жизнедеятельности беспозвоночных, образует карбонатный ил. За миллионы лет он накапливается в виде пластов на огромных площадях. Под сильным давлением многометровой толщи воды ил твердеет, частично кристаллизуется и превращается в известняк. Иногда известняки под влиянием высоких температур, например при контакте с магматическими гранитоидными породами, перекристаллизовываются и перерождаются в мраморы. В подольских известняках нередко встречаются красивые и необычные по своей форме камни: щетки кальцита, кварца, аметиста, кремня. Желваки кремня и жеоды кварца попадаются в верхней части разреза палеозойских пород. Кремни, 25-30 см. длины и 8-10 см. в поперечнике – точно мускулы известняка, имеют светло-коричневый, желтовато-коричневый цвет, с черно-синей широкой каймой по краю или в центре желвака. Жеоды кварца, точно застывшие капли миллионнолетней росы, диаметром 10-15 см., прозрачными растут кристаллами высотой до одного сантиметра. Редко, но можно найти необычные жеоды кварца светлосиреневого или розоватого цвета Камень, имеющий одно родовое название “известняк”, может быть слабым и крепким, легким и тяжелым, белым или черным, серым и желтым. Цвет известняка зависит от содержащихся в нем примесей других элементов. Углерод, например, придает черную окраску, а железо – желтую, оксид меди – зеленую или даже голубую окраску. Крепость предопределяется условиями, при которых осадок превращается в горную породу. Обнажения известняков на подольской земле встречаются довольно часто, начиная от села Свитина на реке Моче до впадения ее в Пахру, а далее практически на всем протяжении реки, по обеим берегам, вплоть до впадения ее в Москву-реку. Отложения юрской формации находятся у села Варварино, а также на правом берегу Десны от села Богородское и до впадения в Пахру. От села Пахрино до Константиновского почти непрерывной грядой видны обнажения белого, мягкого камня, с ярко выраженными остатками морских раковин. Толщина пластов каменноугольного периода, как мы уже упоминали выше, достигает 165 метров. Они залегают на глубине 8,5 метров. В районе села Ерино встречаются отложения девонского периода в виде серовато-зеленоватой глины на глубине 231 метр. В 1870 году Г.Д. Романовский на основании геологических изысканий у села Ерино описал минералогические пласты окрестностей Подольска, обратив особое внимание на минеральные воды, хотя источники “живой” воды сочились из каменных расщелин по всей округе. С древних времен наши предки почитали воду святой, ибо исцеляла она от малой и большой хвори. И до сих пор ходят по воду подольчане на Святой колодец, что в гуще дубравы на левом берегу Десны, напротив Дворянского луга, проще, между Дубровицами и Ерино. Он как бы объединяет прошлое и настоящее. В 1969 году на территории санатория “Ерино” пробурили две скважины, из которых через сотни метров древнейших геологических отложений Юрского периода приняли два сорта “живой воды”, вобравшей в себя все здоровые соки родной земли. С глубины 349,6 м. Получили сульфатную магниево-кальцево-натриевую воду, которая влияет на хронические гастриты преимущественно с повышенной и нормальной секрецией; язвенную болезнь желудка и 12-перстной кишки; хронические колиты; болезнь печени и желчевыводящих путей; обмен веществ; хронические болезни мочевыводящих путей. С глубины 970 метров был получен второй вид воды – хлоридно-натриевой. Наряду с большим количеством ионов натрия и хлора, в ее состав входят также ионы кальция, магния, калия, анионы сульфатов, брома, йода. Это позволяет использовать воду не только для питья, но и для различных ванн, благотворно влияющих на обменные процессы. Природные минеральные воды из подольского подземелья уникальной чистоты и лечебной силы могут не только напоить, но и оздоровить ныне живущих. Было бы желание и современная техника, дабы не навредить ни природе, ни человеку. Техника древних каменоломных промыслов была несложной. Ломка камня начиналась в естественных выходах: в оврагах и речных долинах, где закладывались первые “точильные рвы”. Снимали верхний слой земли, “аршин на пять вглубь”. Верхний слой “подбивался просеками”, затем его поднимали ломами и разбивали ударами по железным клиньям молота – “кулака”. При выемки больших камней вбивался еловый или сосновый кол “4 вершка толщины”, который называли “маяк”, на него одевалось просверленное насквозь бревно – “трубка” с отверстиями, в которые вставлялись рукоятки, и это приспособление представляло собой ворот. С помощью канатов и этого ворота камень вытаскивали из слоя. Для это использовали силу 15-20 человек. Подземным способом известняк разрабатывали по правому берегу Пахры, и по долине Москвы-реки начиная с первой половины XIII века. Подземная выработка начиналась с рытья ям на поверхности, пока не достигали слоя, сложенного известняком. Затем по слою пробивали, одновременно ведя добычу камня, горизонтальные выработки – штольни. Ширина их в забое составляла 7 – 8 метров, а высота достигала 1,9 метра. Добытые блоки вытаскивались на поверхность, а отходы забутовывались по бокам выработки. В центре штольни оставался проход 1,4 метра для транспортировки блоков. Штольни за редким исключением проходили без применения крепи, ето удешевляло разработку. Работы проводились преимущественно зимой, когда опасность завалов была минимальной, и крестьяне местных сел были свободны от полевых работ и получали дополнительный заработок на добыче камня. Подземный способ разработки белого камня не требовал покупки земли, что при карьерном способе было неизбежно. Разветвленные штольни проходили без определенной системы и могли достигать несколько сот метров. Добываемый камень сортировали на стеновой и фундаментный. Размеры блоков стенового камня были следующими: 25 550550 4055520 15520550 25525550 26518555 25520540 Часть камня шло на обжиг для получения извести, булыжник и колотую плиту употребляли для забутовки. Известь обжигали в специальной печи, сложенной из крупного сырцового кирпича размером 3752555 см. из глины. Печь была круглая, деаметром2,25 метра. Обычно ее закладывали в котловане, вырытом в грунте. Нижняя часть стены (до 6 рядов кладки) сложена в два кирпича, а верхняя часть – в один. Таким образом получался обрез внутри печи. На этой кирпичной основе делался из больших блоков известняка по кружалам свод, загружавшийся сверху обжигаемым известняком. Нижняя часть печи под этим сводом наполнялась дровами. Обожженную известь засыпали в деревянные бочки. Пристрастие местных строителей к белому камню можно объяснить двумя причинами. Во-первых, распространенность залежей известняка, буквально “под ногами”. Во-вторых, при разработке камня получали и сырье для изготовления извести, которую использовали в связующем растворе при каменной кладке. Это было экономично и крайне необходимо для постоянно строящейся Москвы и подмосковных городов, особенно вдоль дорог, ведущих на юг и в центр России. Одна из первых “промышленных” каменоломен находилась у деревни Киселиха, протянувшись почти на 10 километров. Свое начало она ведет от указа великого московского князя Дмитрия Ивановича, решившего в 1356 году заменить, хотя и крепкие, но огня не державшие, кремлевские стены на белокаменные, чтобы укрепить первопристольную от татарского разорения, ибо Дмитрий, прозванный за сечу в сентябре 1380 года на поле Куликовом Донским, явно противился золотоордынским грабителям. Брали камень и сами жители, да не столько для своих нужд, как на многочисленные церковные храмы и дворцы своих хозяев. Основателем городских каменоломен стал потомственный каменщик, уроженец 1828 года деревни Борисово Коломенского уезда, вольноотпущенный помещиком Бибиковым, имевший небольшое предприятие для обработки камня около Подольска Петр Ионович Губонин. С молодых лет он занимался подрядами на камень и на каменные работы. В 50-е годы Губонин вместе с инженером Садовским и подольским мещанином Филатьевым получил подряд на каменное обустройство Московско-Курской железной дороги и строительство каменных быков для различных мостов. Добывали камень с купеческим размахом. Из штолен его вывозили на лошадях. В некоторых местах подводы опрокидывали на склонах крутого берега и каменные глыбы сползали по нему на баржи, на которых его было удобно доставлять к основаниям мостов через Пахру. Каменоломни находились под городским парком, и даже в 70-х годах XX века мальчишки проникали туда через полузасыпанные входы. Всего входов было три. Еще сейчас можно видеть на крутых склонах реки те места, по которым спускали камень вниз. Ранней весной эти “дороги на склонах” выделяются своей желтизной. Подольский бут и мрамор благодаря широкому спросу, близости Москвы, которая забирала более 60% всей его добычи, добывался круглый год. В хорошие времена только за зимний сезон отправлялось из Подольска до 7000 вагонов бутового и известкового камня во все концы России. “Подольский мрамор” пилили вручную стальной пилой, добавляя при распиле песок и воду. Поднимали наверх большими плитами, до пяти метров в длину и до полутора метров толщиной. Затем камень высушивали на солнце или на специальных печах. Мрамор был хорош на ступенях лестниц и полах, различных подмостках, в грациозных колоннах и пиллястрах (четырехгранных полуколоннах с капителью, одной стороной стоящей у стены), в надгробных памятниках местным жителям, которые встречаются и поныне на старых погостах у белокаменных храмов. История бурной деятельности Петра Ионовича Губонина, прошедшего путь от крепостного крестьянина , до потомственного дворянина, имевшего чин тайного советника данный ему высочайшим указом ” в воздание пожертвований с 1870 – 1872 годов на устройство и обеспечение бывшей в сем году политехнической выставки в Москве и во внимание к стремлению его своими трудами и достоянием содействовать общественной пользе”. “Железнодорожным королем”, “железнодорожной звездой” называл П.И. Губонина крупнейший государственный деятель России граф С.Ю. Витте. “Принимал Губонин ближайшее участие и в постройке в Москве (с 1839 по 1883 годы -авт.) храма Христа Спасителя” – свидетельствовал представитель известной московской купеческой семьи Павел Афанасьевич Бурышкин. Но не повезло ни Губонину с “каменными” миллионами, которые исчезли также, как и появились, ни подольскому мрамору, разлетевшемуся щебнем как и столь знаменитый храм по прихоти обезумевших от власти одних и заново возрожденный по божественному желанию других. Постепенно Губонин уходит от подольских разработок к более перспективным, передавая их Бордачеву. В 1880 году, в следствии ряду провалов поверхности, каменоломни в районе городского парка и Мраморной улицы были закрыты. Еще более интенсивно начинают добывать камень с постройкой в 1875 году московским купцом Пороховщиковым завода по производству и портландского и романского цемента, употребляющемуся “преимущественно для образования гидравлических, способных затвердевать под водою, строительных растворов, вырабатывается почти исключительно на Подольском цементном заводе” – сообщалось в статистическо-экономическом сборнике “Подольский уезд Московской губернии”. Подольск, 1924, С. 120. Земля, выкупленная у освобожденных от крепостной зависимости крестьян деревни Выползово подольским главой Федором Степановичем Добротворским, была перепродана дальновидному Пороховщикову еще в середине 60-х годов, начала давать прибыль. Небольшое предприятие в ведении Московского Акционерного Общества превратилось в мощный завод, поставлявший высококачественный цемент из подольского известняка по всей России. Так в 1901 году 600 рабочих, в основном бывших крестьян окрестных деревень Выползово, Плещеево, Добрятино, вырабатывали цемента на миллион рублей золотом. И даже несмотря на официальный запрет добычи камня в черте города, его ломка для личных нужд продолжалась. Выламывал потихоньку “подольский мрамор” сам городской голова Ф.С. Добротворский во дворе собственного дома (угол Советской площади(Думной) и Ревпроспекта (Бронницкой)). “Он же делал мелкие изыскания и под Красной Горкой” – тактично замечал К.А. Голосов. Не отошел от ломки камня и Филатьев, вероятно родственник московских купцов, построивших на свои средства в 1688-1697 годах огромный храм Николы Большой Крест у Ильинских ворот. Его “нора” на глубине около 10 метров шла от Февральской до Александровской улицы и в 1896 году была закрыта, но вскоре ее продолжил Караулов, обрабатывая добытый камень во дворе дома Ефремова. Невдалеке, от базара, где продавали дрова, скот, сено и другие хозяйские надобности, под февральской улицей проходила в 80-е годы штольня Скворцова. Да всех “кротов” охочих до белого камня и не пересчитать. В городе можно было иметь каменоломню не превышающую 50 саженей (106,7 метра) в длину. Промышленные каменоломни все же располагались в окрестностях города, где под них арендовалась земля десятинами. Из Добрятинских карьеров и штолен поставляли бут на цементный и известковый заводы. По воспоминаниям местного жителя Веселова Юрия Алексеевича в первые месяцы Великой Отечественной войны, когда фашистская авиация усиленно бомбила город, в каменоломнях укрывались жители окрестных деревень, а многие в этот период там постоянно жили. В селе Лемешово, напротив Дубровиц, были каменоломни Базыкина, который поставлял сырье на цементный завод при деревни Беляево, построенный интендантским поставщиком Тилем, перешедший затем к Шапошникову и Челнокову. В 1905 – 1906 годах завод был перенесен к железнодорожной станции в Подольске. Каменоломни и заводы по производству цемента были при селе Троицком, Девятском, принадлежавшие В.А. Александрову и при деревни Акишове, Дубровицкой волости, которыми владел Середин. Из карьера Бородачева, находившегося на окраине деревни Салькова, ближе к Дубровицам, камень доставляли на Подольский цемзавод зимой по льду Пахры, что было удобно, но трудно было его поднимать на крутой берег реки, где и поныне высятся трубы и корпуса цемзавода. За один кубический метр сырья завод платил 3-4 рубля, хотя с 90-х годов XIX столетия началась разработка своего открытого карьера через реку на окраине Добрятино, напротив Плещеева. Подольский мрамор, каменоломни и цемент в прямом и переносном смысле стали основанием города, средством роста благосостояния его обитателей. Но все же каменоломни, как и завод сошли на нет, оставив лишь опасные пустоты в подольской земле и две золотые кирки в гербе города. Как бы подытоживая двадцатое столетие, город менял свою промышленную специфику, начав постройку завода для изготовления швейных машин американской компании Зингер, обеспечивший почти на столетие большую часть населения работой и заработком. взято отсюда – http://content.mail.ru/arch/11304/380782.html здесь о подольских пустотах и геологии – http://caves.ru/threads/108-Потенциальные-дырки-вокруг-Подольска

Tags:

Россия подземная. Неизвестный мир у нас под ногами.

III. ПЕЩЕРЫ — ГОРНЫЕ ВЫРАБОТКИ.

12. Мифы и реальность Кольцовских пещер.

В этой главе речь пойдет о моей первой и любимой спелеосистеме — Кольцовских пещерах. Попутно можно сказать и несколько слов о том, как автор стал исследователем среднерусских пещер. Мир Подземли привлекал меня с детства, однако интерес этот был достаточно абстрактным. Долгое время я, также как и большинство сограждан, был убежден, что ближайшая пещера находится за тридевять земель от моей родной Калуги, и для того чтобы попасть туда, необходимо приложить хотя и не героические, но достаточно хлопотливые усилия. Так и откладывалось практическое знакомство со спелеологией на неопределенное время, а свою страсть к поиску нового я удовлетворял, занимаясь “охотой” за более близкими (территориально) тайнами и загадками. Разговор с А.С. — человеком, считающим себя экстрасенсом и целителем, многое изменил и открыл глаза на истинное положение вещей. На известие о том, что мы, несколько калужских единомышленников (в основном из клуба любителей фантастики), организовали в своем космическом городе сталкерскую группу, А.С. рассказал следующую историю. Ело предком был граф Воронцов, сподвижник Петра Первого. Человеком граф был состоятельным, для своего времени прогрессивным, к тому же обладал обширными магическими познаниями. На берегу Оки у него было поместье — дворец из ста комнат, поля, леса… Только православный храм он строить запрещал в своих владениях, мало того — повелел даже кладбищенские кресты в радиусе нескольких верст снести. А все потому, что именно на месте нынешнего села Кольцово устроил чернокнижник свою главную магическую лабораторию, точнее — не на месте, а в прямом смысле слова под ним: располагалась она в подземельях, на шести кольцевых ярусах, и каждый имел свое предназначение. На пером сверху этаже добывали камень для усадьбы, а кроме того, протяженные подземные ходы использовались колдуном для тайных вылазок. Второе кольцо представляло собой ключ к лабиринту: там располагалось кровавое озеро и стояли мистические стражи, не пускавшие посторонних ниже, на третий ярус, где находился алтарь, на котором приносил Воронцов в жертву сатане невинных младенцев. До сих пор груды костей и черепов там лежат… Еще ниже была устроена восьмигранная комната. В ней замурована знаменитая Черная книга в переплете из человеческой кожи, дающая владельцу абсолютную власть над миром. Этажом ниже располагалась сокровищница графа — нажитые праведными и неправедными путями золото, серебро, камни… И на самом последнем, шестом ярусе устроил чернокнижник винные погреба. Последние ярусы, кстати, находятся под Окой, и выходы из них имеются и на правом берегу, да только никто не знает где… Воронцов долго в пещерах своими делами занимался, а потом все же схватили его… Где-то на выезде вдали от поместья сила графа все же ослабевала. Но все равно когда, по обычаю тех времен, хотели колдуна четвертовать, топор от него отскакивал. Пришлось палачу прежде голову рубить, а не руки-ноги, как полагалось… В заключение собеседник предложил заняться исследованиями вместе. У его деда в семейном архиве и планы подземелий должны найтись, и другие документы о Воронцове! С момента этого разговора прошло более десяти лет. Воронцовские бумаги мой знакомый за это время собирался найти еще не раз, но все ему недосуг. В Государственном же архиве Калужской области вообще никаких упоминаний об имениях Воронцова на Оке обнаружить не удалось. Однако тема эта заинтересовала, стал собирать сведения о Кольцовских пещерах, искать знающих людей… Так и вышли мы на Сергея Г., одного из немногих туристов, хорошо знающих окские подземелья (отчасти Сергей их и открывал). Его рассказы были не менее интригующими, чем повествования экстрасенса. Он подтвердил, что про черного колдуна давно слышал. Сейчас в пещерах только один ярус открыт, хотя говорят, еще в 60-х годах существовали колодцы, ведущие вниз. Спустившиеся туда на второй этаж обязательно должны были найти подземное озеро. Оно и было ключом к нижним ярусам пещер: если отражение фонарика в воде было кроваво-красным, значит, дальше хода нет! Последний лаз был хранителями пещер перекрыт глиняной пробкой лет десять назад, в одну ночь. Да и сейчас в подземельях непонятного хватает, и со странными явлениями сталкиваться в Кольцовских пещерах Сергею лично приходилось. Например, шли они с товарищем к выходу, разговаривали, а вылезли на поверхность и оказались в ста метрах друг от друга: думали, рядом держались, а как-то незаметно по разным ходам разошлись. А однажды в самом дальнем конце пещер девушка из нашей группы в транс впала, казалось, с какими-то подземными духами беседует, причем вопросы только ей были слышны, а ответы она вслух произносила: “Я к вам иду, сейчас я к вам иду…” — и при этом куда-то рвалась одна лезть. Хотели “зачарованную” веревкой обвязать и посмотреть, куда ее заведут, да не рискнули, с трезвой головой надо в тех местах ходить. Сергей пояснил, что та часть системы долгое время закрыта была оползнем, он сам вместе с друзьями через него ход прокапывал. Сначала по прямой хотели пройти, но не смогли, все время сверху глина сыпалась. Потом затащили с поверхности арматуру длиной метра три, ткнули вверх, а там пустота на месте вывалившейся в ход глины. Так и обошли завал, прорыв два лаза — вверх, потом вниз. За преградой оказалась совершенно неизвестная до того часть системы — стены чистенькие, без надписей. Назвали ее потом Газы — и неспроста: в дальнем конце системы массив известняка прорезает вертикальная трещина, им по ней на двадцать метров вниз спуститься удалось, дальше слишком узко. Вот и есть такая догадка, что по трещине этой выходят из глубин какие-то газы, действующие на психику: во всяком случае, именно у трещины всякая чертовщина чаще всего и случается. Впрочем, разбираться с этим не пытались. Они в Кольцовские подземелья больше для тренировки перед горными походами ходили… Однако нашелся в Калуге человек, не только посещавший пещеры, но и изучавший по мере сил их историю, — профессиональный историк Василий Абакулов. Именно он познакомил меня и других калужских “аномальщиков” с Подземлей, а позднее мы объединили усилия, и уже несколько лет Василий является активным членом нашей группы, получившей новое название — “Лабиринт”. Итак, приглашаю читателей вместе с нами совершить экскурсию по Кольцовским пещерам. В летнее время к пещерам проще всего добраться со стороны Оки. Река эта здесь течет в необычайно для наших равнинных мест крутых берегах — настоящем каньоне (по мнению некоторых геологов, она после отступления ледника изменила свое направление и пробила новое русло). Впрочем, небольшие надпойменные террасы кое-где все же просматриваются. Склоны густо заросли деревьями и кустарниками, среди которых в одном месте имеется прогал с идущей вверх тропой, она и выводит к входам в пещеры, расположенным на верхней террасе. Опознать их неспелеологу сложновато. Вместо высоких арча-тых сводов, которые “непосвященные” ожидают увидеть, в выходящем к реке обрыве обнаружилось множество разнообразной формы и размера дырок, самая большая из них в метр высотой. Туристы-спелестологи гордо именуют ее Центральным входом, и именно в него обычно и идут новички. Входить все же приходится в три погибели, да еще и свет фонарей после яркого солнца кажется удивительно тусклым! Через несколько метров глаза адаптируются, а ход становится просторнее. Можно оглядеться: мы находимся в коридоре прямоугольного сечения шириной метра два и высотой около полутора. Стены его забутованы — выложены обломками камня, пол покрыт глиной с кусками щебня, и только над головой виден монолитный известняк. Кое-где сохранились остатки деревянных крепей — в большинстве случаев в виде кусков бревен под ногами, хотя отдельные дубовые столбы по-прежнему подпирают своды. Естественно, возникает вопрос: насколько опасно здесь ходить? Не может ли случиться обвал? В ответ на эти обычные для новичков опасения опытные пещерники обычно поднимают солидных размеров бревно и кидают вопрошающему. Мышцы испытуемого непроизвольно напрягаются (на вид в бревнышке килограммов десять), и тут же тело по инерции заносит вперед. За десятилетия в специфическом подземном микроклимате дуб истлел и по плотности стал походить на пенопласт. Своды же просели и прочно легли на забутовку стен. Впрочем, “чайникам” я повторять этот розыгрыш не советую — отдельные куски крепей все же остались достаточно прочными и увесистыми… Вероятно, дело в том, что температурно-влажностный режим в разных местах пещер различен. Несомненно, время в подземельях поработало: обвалилось и осыпалось многое. Через некоторые упавшие сверху “камешки” перелезать приходится с большим трудом, еще хуже, когда в катакомбы сползает из нередких в известняке трещин и “карманов” черная юрская глина, очень липучая. Между тем коридор (называемый правильно откаточным штреком — по нему вывозили из забоев готовую продукцию) делает несколько плавных поворотов и приводит нас в “комнату”. “Хата Хана, — объясняет чувствующий себя в подземельях хозяином Абакулов, — один из самых больших залов в системе”. Обычно названия пещерам дает первооткрыватель (в случае искусственных пещер, входы куда обычно требуется расчищать — “первоотрыватель”), и не всегда его ассоциации ясны последователям. Остановившись, вновь можем осмотреться. На ходу этого сделать практически невозможно: мало того, что слишком мало освещаемое фонарем пятно, так еще и взгляд направлен в основном вниз. Теперь уже не остается никаких сомнений, что Кольцовские пещеры (по крайней мере, их известная на сегодня часть) представляют собой старинные каменоломни, где добывали мраморовидный известняк. Дальняя (по отношению к берегу) стена зала образована известняковым монолитом, а противоположная часть завалена “отработкой”: крупным и мелким щебнем, вперемешку с глинистым грунтом. Своды испещрены следами шахтерских инструментов типа клиньев, на стене забоя видны непонятные ряды рельефных треугольников — каждый со стороной сантиметров в пять-семь. Кое-кто из туристов принимает эти встречающиеся во многих местах похожие на корону рисунки за “знаки Воронцова”, однако связь их с технологией камнедобычи очевидна. Тому, как добывали под землей камень, будет в дальнейшем посвящена отдельная глава, а пока продолжим нашу экскурсию. Перевалив через перегородившую проход косо лежащую каменную плиту, попадаем в “Бурелом”: вокруг хаотическое нагромождение бесформенных глыб, весьма приличных размеров. Странный какой-то обвал… Возможно, обрушения вызваны взрывами. Среди жителей расположенных поблизости деревень ходят многочисленные рассказы о том, что после войны в пещерах укрывались дезертиры, и сотрудники НКВД выкуривали их гранатами. Версия вполне правдоподобная. Косвенно реальность подземных боев подтверждает найденная здесь же автоматная гильза. Есть и другие следы послевоенных драм, но для их осмотра надо приложить некоторые усилия… Первое препятствие — “Ленкоступ”: горное давление выдавило стену штрека так, что ход оказался почти перекрытым, осталась лишь маленькая “форточка”, под самым потолком, словно нарочно устроенная: позволяет “впритык” протиснуться взрослому человеку. Ползти приходится метра три, причем на боку, далее завал кончается, и вы буквально вываливаетесь снова в откаточный штрек, на удивление хорошо сохранившийся. Ход этот называют “Елена”, говорят, первой преодолела завал и вышла в него девушка с таким именем. А над головой сияет “звездное небо”, только потрогав “звездочки” рукой, обнаруживаешь, что это всего лишь… сконденсировавшиеся капельки воды, отражающие свет фонаря. Однако не все в этом мире объяснимо… На сводах обращают на себя внимание и тонкие изломанные зигзагами белые линии на плитах, иные из них достигают метра, при этом причудливо ветвятся… Что это? Природа молниевидных “рисунков” нам до сих пор непонятна. Лично я склоняюсь к тому, что это плесневые грибки прорастают по микротрещинам камня. Кстати, даже обычная плесень в пещерах выглядит непривычно. Как-то в одном из штреков мы забыли рукавицы, а через две недели обнаружили, что они стали белыми и пушистыми, стали похожи на во много раз увеличенные головки одуванчика. На варежках выросли нити плесени невиданной длины — по десять — двадцать сантиметров! Интересно, что на старых крепях иногда вырастают и высшие грибы, шляпочные, и это в полной темноте! Необычайно эффектно выглядят завеси пробившихся по трещинам корней растущих на поверхности деревьев. Они свисают сверху параллельными рядами, сплошь покрыты капельками воды, и лично у меня почему-то вызывают ассоциации с распространенной формой полярного сияния. Искрится в свете фонаря и слой черной глины, четкой линией перечеркивающий светлый известняк, — это отражают свет конкреции кристаллического гипса, в народе называвшегося марьиным стеклом. Было время, когда пластины этого прозрачного, легко расслаивающегося минерала использовали наряду со слюдой-мусковитом как заменитель дорогого оконного стекла. Глина буквально “нашпигована” кристалликами гипса, правда, мелкими — со спичечный коробок. Пройдя метров двадцать по идущей параллельно берегу “Елене” почти обычным шагом (только слегка согнувшись), мы неизбежно выйдем на перекресток: справа виден дневной свет — там один из входов, а слева, где, казалось бы, должен продолжаться ведущий от берега к забоям штрек — очередная груда камней, также похожая на обрушенную взрывом. Составленная Абакуловым схема, тем не менее, показывает ведущий через завал ход. В первый раз я с некоторой опаской “нырял” в одну из щелей между камнями: узкий ход за ней (ползти можно только по-пластунски) змеится штопором, но через несколько метров завал кончается, так что можно встать на ноги. Пройдя по штреку, справа видим ответвление, проход в него наполовину закрыт кладкой, резко отличающейся по виду от обычной забутовки штреков. Встав на четвереньки, продвигаемся в маленький зал, обозначенный на схеме как “Грот Отшельника”. Именно здесь после войны жил человек по имени Иван Сизов. Историю его нам позднее рассказал дедушка из ближней деревни. По его словам, дезертиром Отшельник не был, а пострадал безвинно. Работал то ли бухгалтером, то ли счетоводом, и очередная ревизия свалила на него недостачу. Время было крутое, вот и переселился Иван под землю. Не то чтобы совсем порвал с цивилизацией — в деревню за продовольствием ходил, даже на гулянках появлялся, но все же основное время проводил в пещере. Через два года его все же арестовали, причем без шума, просто подослали к Сизову “подсадную утку”, агента, назвавшегося дезертиром. Что представляет собой подземное убежище Отшельника? Комнатка, по площади примерно равная кухне малогабаритной квартиры-хрущевки, но с еще более низкими потолками: даже человек среднего роста вынужден стоять пригнувшись. Минимально келья для жилья обустроена: почти половину ее занимает грубо сложенная печь с плитой и подобием лежанки (дымоход выведен в узкую вертикальную трещину), сохранилось несколько кастрюль, в нише лежит ножовка и явно оставшийся от камне-добытчиков молот… И все же при всей любви к спелестологии я очень сомневаюсь, что в лагере самого строгого режима Отшельнику жилось бы намного труднее. Лично для меня неясными остаются в этой истории два момента: во-первых, на что все же Сизов жил (неужели одной рыбалкой кормился?), а главное, каким путем доставлял он в свое убежище дрова? Не тем же шкуродером, по которому сейчас попадают в его келью туристы? Может быть, ход был взорван уже после пленения Отшельника — или есть какая-то тайная дырка, до сих пор не обнаруженная? Впрочем, Магическая Лаборатория интересовала куда более этих мелких загадок… Одно из почитаемых мистических мест Кольцовских пещер находится совсем недалеко от Центрального входа. Войдя в очередной зал, прямо перед глазами, в центре монолитной стены мы видим… Врата Ада! Выглядят они как начало пробитого в породе полукруглого в сечении хода, забитого глиняной пробкой. Причем ее поверхность словно выровнена заподлицо с поверхностью забоя и выглажена, будто оштукатурена. Старые туристы-пещерники рассказывают об этом месте любопытную легенду. Еще не так давно, лет тридцать назад. Врата были открыты — начинающийся ими ход вел на легендарные Нижние Ярусы. Однажды к пещерам пришла очередная группа искателей приключений. Разбили палатки у реки, выпили ради приезда и, посидев у костра, легли спать, а подземелья оставили наутро. Однако часа в три ночи раздался вдруг чей-то крик: “Хватит дрыхнуть, пошли в пещеры!” Будто загипнотизированные, все члены группы встали и отправились к дыркам (ребята заранее решили, что пойдут на нижние этажи). Все же уже у входа на кого-то из туристов словно просветление нашло: “Глубокая ночь, спать надо!” Чары рассеялись, и группа повернула назад, а утром обнаружилось, что Врата забиты глиной, причем она образовала вертикальную выглаженную стену, что совсем непонятно: в случае природного оползня порода несомненно легла бы горкой. Это дух графа Воронцова хотел заманить людей в свои владения и, отрезав путь назад, погубить их… Впрочем, сегодня Врата Ада имеют уже несколько иной вид — некие энтузиасты пытались расчистить ход вниз и сильно расковыряли глиняную стену. Насколько реальна эта история? Рассмотрение других окружающих Кольцовские пещеры легенд отложу до конца главы — а пока продолжим экскурсию. Неподалеку от Врат Ада на камне выцарапана надпись: “Проход Всеобщего Удовольствия” ПВУ, чуть ниже поясняется: “Там все останутся довольны”. Стрелка указывает на лаз, узковатый, но в общем не отличающийся от уже виденных. Протиснувшись в него, человек… попадает в лужу, в самом прямом смысле слова: лоток покрыт жидкой грязью, в которой приходится ползти по-пластунски, высота хода здесь сантиметров тридцать. Вдобавок глина не только мокрая, но и липкая, буквально приклеивающая бедного путешественника. Вывалившихся из ПВУ новичков радостно приветствуют опытные товарищи: вот теперь можно сказать, что вы побывали в пещерах. Возникает вопрос: зачем было устраивать каменотесам столь неудобный и узкий ход? Ответ прост: они его и не устраивали. Проход Всеобщего Удовольствия прорыли туристы, и не сквозь известняк, а через “отработку”, то есть негодную породу, в основ-ном глину с кусками мелкого камня, каковой горняки заполняли уже отработанные участки. ПВУ выводит в очередной откаточный штрек (ход Медвежий), перпендикулярный берегу, так что попасть в него можно и “с улицы”, не валяясь в грязи. Но столь легкий путь не для романтиков… Стряхнув с себя наиболее массивные и наименее прилипшие комья, втискиваемся в очередную дыру и ползем на этот раз почти вверх. Когда впервые я выбрался на перекрывший штрек холм глины (на этот раз менее липкой) и отдышался, то ахнул: над головой был куполообразный свод почти четырехметровой высоты, весь покрытый разноцветной глинистой породой. Это Грот Собор — самый эффектный зал в системе. Образование его очевидно: миллионы лет назад в известняках образовался “карман”, заполненная глиной полость. Разработки прошли точно под ней, и когда истлели державшие потолок крепи, глина высыпалась в лежащий внизу штрек, а на ее месте, как бы на антресолях, образовался эффектный зал. За Собором начинаются знаменитые Газы, вскрытые тем самым Сергеем Г. Подсистема эта объединяет два небольших зала и знаменитую трещину, ведущую вниз почти на пятнадцать метров (точнее это ее доступная для человека глубина — ниже разлом сужается и становится непроходимым). Впрочем, даже в широкой ее части перемещаться без опыта не просто, особенно назад, вверх. В первое путешествие удивительно было наблюдать за довольно плотным Абакумовым, “перетекающим” по трещине подобно беспозвоночному, при этом он еще и успевал давать мудрые советы: “Выдохни, и на выдохе подтянись!”. Выбравшись из “преисподней”, приятно несколько минут посидеть. К услугам спелестологов в Газах имеется даже “лавочка” — деревянное бревно метра три длиной. Это тоже загадка. Если оно лежит со времен добычи камня, то как могло сохраниться столь прочным, а если принесено недавно — кто и как смог протащить его через камины Грота Собор? Кстати, внимательный читатель может спросить: почему некоторые подземные помещения мы называем гротами, ведь, строго говоря, грот — это открытая полость? Правильнее было бы говорить зал Собор, однако в искусственных пещерах залы по традиции часто называют гротами. Как уже говорилось, подземная терминология далеко не устоялась и еще формируется и уточняется. Чтобы не вносить путаницы, в случае “ненастоящих” гротов я буду писать их с большой буквы — как имя собственное. В Газах имеется еще один любопытный зал — грот Навеса. От сводов здесь отделился пласт известняка толщиной в несколько сантиметров, и так и остался в “висячем” положении, образуя навес в пару квадратных метров. Передохнув, можно заглянуть еще в одну трещину, только идущую относительно уровня каменоломни не вниз, а вверх. Называется она Пекинские Небоскребы. “Небоскребы” — в силу вертикальной ориентации, а “Пекинские” — по ассоциации с площадью типичных квартир этого города. Вползать в “Пекины” надо по-пластунски, затем развернуться на бок, проползти еще немного и встать в полный рост. Далее двигаясь правым плечом вперед (“в профиль” в трещине встать невозможно — слишком узка), делаем несколько шагов, затем с высоты около метра прыгаем в штрек, свод которого и рассекают “Небоскребы”… В Кольцовские пещеры входит еще одна система — Треугольник. Недавно неугомонный первоотрыватель Каминский соединил ее с основной, прокопав через “отработку” ход, но проще попасть в нее все же с поверхности. Правда, ведущий под землю лаз здесь не такой шикарный, как Центральный вход. То есть лет сто назад он был вполне просторным, однако склон берез а в этом месте довольно пологий, соответственно, начало штрека было многократно перекрыто оползнями, осталась только маленькая дыра под бывшим сводом. Протиснувшись в нее головой вперед, по завалившей вход земле, словно по детской горке, съезжаем вниз — и оказываемся на развилке: штреки в этой пещере расходятся треугольниками, отсюда и получила она свое название. Интересна эта ее часть тем, что многие камни внутри окрашены в желто-оранжевый цвет, но это не следы жертвоприношений, как многие думают, а отложенный просочившейся по трещинам водой минерал лимонит, иначе — болотная руда или, еще проще, природная “ржавчина”… Интересен в Треугольнике зал Радужный — он “спрятан” в расширении трещины, проходящей точно над штреком и перпендикулярной к нему. Причем в полость эту ведут два лаза, слева и справа от прохода, так что можно забраться в один из них, пройти по второму этажу над коридором и вылезти в другой. Возможно, и имя свое зал получил оттого, что можно по нему гулять как по радуге, а может быть, его открывателя навели на это название разноцветные глины на стенках полости… Однако куда более интригует место, традиционно называемое Завал Памяти Московской Группы. Рассказывают о нем в туристской среде следующее: в 1960-х годах спецгруппа КГБ “Айсберг” получила задание изъять из Воронцовских подземелий Черную книгу. О последней в европейской магической традиции существует много легенд, и все они сводятся к тому, что собранные в книге заклинания и методики позволяют не просто выйти на прямую связь с дьяволом, но и (ни больше ни меньше) подчинить его своей воле! Наиболее популярный вариант мифа гласит, что всего в мире существует три экземпляра Книги, и (здесь начинается уже чисто калужская легенда. — А.П.) один из них принадлежал Воронцову и до сих пор замурован в его подземной лаборатории. Стоит ли говорить, что наши органы захотели завладеть столь полезной в холодной войне вещью?! Итак, спецгруппа проникла на Нижние Ярусы, но на обратном пути попала под внезапный обвал. Пытались спасатели выручить чекистов, да смогли откопать только одного из девятнадцати человек. Умер он в районной больнице не приходя в сознание, а после смерти нашли у спецназовца золотой медальон в форме прекрасной женской головки, какового раньше никто у этого товарища не видел. Вывод один — только подразнил дух Воронцова ученых магов из КГБ, допустил в свою сокровищницу, но не позволил вернуться назад… Что ж, пожалуй, пора наконец прокомментировать предания Кольцовских пещер с точки зрения реальности. Могу огорчить или, как сейчас говорят, “обломать” вознамерившихся получить неограниченную власть над миром читателей — мне не удалось найти в “кольцовских спелеобайках” никакой основы. Начнем по порядку. Предпринятые как мной, так и независимо В. Абакуловым архивные изыскания свидетельствуют: не было у нас ни в петровские времена, ни позже землевладельца по фамилии Воронцов. Ход на месте Врат Ада действительно когда-то существовал, однако глина заполнила его не несколько десятилетий назад, а за десятки миллионов лет до наших дней. И представляет он собой типичный погребенный карст — промытую водой, а позднее замытую принесенной ею же глиной галерею (что такое воронки просасывания, помните?). Почему глиняная стена ровная? А потому, что находятся Врата в центре забоя и были срезаны при откалывании от массива продукции — каменных блоков. Что касается секретной спецгруппы КГБ группы “Айсберг”” — о ее существовании мне ничего не известно, а вот любительская спелеогруппа “Айсберги” (во множественном числе) в 70-х годах существовала, и члены ее в Кольцовских пещерах бывали, но, насколько я знаю, выбрались из них без каких-либо чрезвычайных происшествий. Да и старожилы окрестных деревень ничего о спасработах и эвакуации пострадавших никаких воспоминаний не сохранили… Разумеется, энтузиастов все приведенные доводы все равно не убедят. Говорю это с полным основанием, так как и я сам, и другие калужские исследователи много раз опровергали их в местных СМИ, и безрезультатно. Не так давно, приехав в очередную экспедицию и подойдя к Вратам Ада, мы с величайшим изумлением обнаружили на полу штрека сразу три магических рисунка (круги, пентаграмма…), выложенных из нескольких сотен самодельных черно-белых свечек! Сатанисты в “дьявольском” месте шабаш проводили! Находятся и чудаки, каждое лето упорно роющие шину во Вратах Ада. Ну что ж — ветер им в корму… Не следует относить автора этих строк к скептикам: признаю — аномальные явления в Кольцовских пещерах изредка происходят. Так же как и в других искусственных и природных подземельях, не выделяясь из общего ряда ни частотой, ни интенсивностью. Случались они и со мной, и с моими друзьями, которым не могу не верить. Тема эта заслуживает самого серьезного внимания, и ей будет посвящена отдельная глава, ибо мифический Воронцов тут совершенно ни при чем. Однако и без “аномальщны” расположенный рядом Мир Подземли притягивает и очаровывает почти любого, хоть раз побывавшего в нем. Чего стоит хотя бы массовый выход на охоту летучих мышей. Впервые мне пришлось наблюдать его в первой же экспедиции, и впечатление было неизгладимым. Под землей понятия о пространстве и времени иные, чем наверху. Длина ходов Кольцовских пещер чуть меньше километра, но даже поверхностный осмотр их занял у нас весь световой день. Выходили на поверхность в сумерках, и мимо по штреку проносились десятки рукокрылых зверьков. Особенно эффектной была картина при взгляде назад: летучие мыши мчались прямо на нас, в нескольких сантиметрах от фонарей пикировали вниз, по-над полом мчались в темноту и вновь включались в круговерть. Интересно, что во время подземного блуждания мы заметили всего несколько висящих вниз головой детенышей, взрослые же рукокрылые летом туристов к себе не подпускают, прячась в узких щелках и злобно попискивая оттуда. Словом, спелестология и малая спелеология меня и моих друзей весьма увлекли и захватили. В то же лето Кольцовские пещеры стали для нас родным домом, и я не ожидал от них новых эстетических потрясений. Однако ошибся. Морозное время года для экспедиции мы выбрали прежде всего для поиска проталин, таковые нередко появляются над не слишком сильно заваленными дырками, помогая их обнаружить. Итак, отшагав два километра по покрытому глубоким снегом полю и порядочно выдохнувшись, забрались мы все в тот же Центральный вход с одной мыслью — устроить подземный лагерь и отдохнуть. Но лишь только глаза привыкли к темноте — от усталости не осталось и следа. Знакомый штрек преобразился, стены его покрылись ледяными кристаллами, с потолка свисали двадцатисантиметровые гроздья инея. Метров тридцать мы шли по сказочно красивому ледяному коридору, переливающемуся в свете фонарей миллионами искр. Но это было еще не все! Пройдя несколько метров, я удивился: кто это столько бутылок из-под “пепси” кверху донышками в коридоре оставил? Идущий первым Каминский выдвинул свою теорию: это свечки фигурные, видимо коридор для фотосъемок украшали… На этом мы одновременно остановились, решив разобраться. И оказалось, что не правы были оба: благодаря капавшей со сводов воде и морозному воздуху внизу, на дне хода, выросли десятки ледяных сталагмитов. Каких только форм здесь не было — и в виде свечек, и в виде сосулек, и огромные бокалы на тонюсенькой ножке… Иногда лед их был прозрачным, иногда молочно-белым, в точности похожим на парафин, а в некоторых местах благодаря примесям глины был раскрашен в желто-коричневые цвета… В конце зимы ледяные столбики сталактитов вырастают более чем на метр и почти перекрывают входы ледяной решеткой… И наконец, удивительны были висевшие под потолком мохнатые шарики, иногда покрытые инеем или каплями воды. Не сразу мы осознали, что это висящие вниз головой и укрывшие голову крыльями летучие мыши, пережидающие зиму в спячке. В общем, зимой пещеры неописуемо сказочно красивы, так что теперь мы предпочитаем ходить в них именно в холодное время года, тем более что на большом удалении от поверхности температура круглый год одинакова — около плюс шести градусов Цельсия. И как раз в одну из зимних экспедиций Кольцовские пещеры отблагодарили нас за внимание по-настоящему удивительной находкой — “каменным баллоном”. Но о нем рассказ еще впереди. Признаться, как бы интересны не были родные калужские искусственные пещеры, постепенно их нам стало не хватать. Захотелось увидеть другие катакомбы. Сделать это оказалось несложно: подземных каменоломен, как выяснилось, в России и СНГ невероятное количество, и мир их оказался удивительно разнообразным. В этом разделе мы расскажем о небольшой его части.

13. Удивительный мир подземных каменоломен.

Любуясь белокаменными стенами и храмами древних русских городов, редкий экскурсант задавался вопросом: а где брали для них строительный материал? Даже когда задаешь его специально, люди обычно пожимают плечами и говорят что-то вроде: “собирали в полях валуны” или “привозили издалека”. На самом же деле ответ прост. Как правило, камень брали где-то поблизости, причем до широкого распространения кирпича и бетона, до появления мощной горной техники и динамита добывали его, как правило, в подземных каменоломнях. Так же, как и многие другие виды полезных ископаемых. Строительного камня требовалось не просто много, а очень много. И масштабы подземной добычи его были огромны до самого последнего времени — открытый способ (с помощью карьеров) распространился лишь в XX веке. Все это привело к тому, что почти все старые, издавна застроенные городами территории и нашей страны и всего мира изрыты искусственными пещерами основательно. Причем интересно, что о многих даже не так давно существовавших подземных разработках вы не найдете упоминания не только в учебниках истории — о них забыли сами местные жители. А между тем старинные каменоломни являются своеобразными памятниками истории и культуры и весьма своеобразными природно-географическими достопримечательностями. За прошедшие после прекращения добычи десятилетия (а то и столетия) искусственные пещеры “оприроднились”. Благодаря обвалам, просадкам, осыпям вид их не так уж сильно отличается от естественных полостей, а лазать по ним настолько же интересно. Многие из них давно освоены спелеотуристами-романтиками. Но чувство первопроходца (точнее первоотрывателя) спелестологам испытывать приходится довольно часто. Проникновение в заброшенные штреки, где лет сто не ступала нога человека, волнует не менее чем перво-прохождение природной пещеры. Тем более что в большинстве случаев у искусственных пещер разрушаются (осыпаются, оплывают под действием температурных перепадов) только входы. И бывшие разработки превращаются в своеобразную “капсулу времени”, где в течение столетий в неизменном виде сохраняется дух эпохи… И таких “запечатанных” пещер гораздо больше, чем открытых… Особо нужно подчеркнуть, что образовавшиеся при добыче полезных ископаемых полости удивительно разнообразны. Каждый регион имеет свою специфику и “изюминку”. Опытный спелестолог, привыкший к подмосковным подземным каменоломням, приехав, скажем в Приднестровье, превращается в “чайника”. Так отличаются способы хождений по пещерам в разных местах. Некоторым спелестологическим системам (не обязательно самым интересным, а хорошо знакомым автору) мы посвятим отдельные главы. Здесь я сделаю беглый обзор наиболее интересных и популярных районов европейской части СНГ. Начну с самых древних каменоломен, разрабатывавшихся еще в 1—4-м тысячелетиях до новой эры… Неискушенный в археологии читатель возразит: это же первобытная эпоха! В то время люди здесь еще каменных жилищ не строили! Правильно. Однако камень требовался для других целей. И в больших количествах. В указанное время у нас еще господствовал неолит — новый каменный век. Практически все главные орудия — ножи, наконечники копий, рубила, терки… — изготавливались из прочного камня — кремня. Как и в строительном деле, здесь тоже требовался материал не первый попавшийся. Ценившиеся предками кремневые конкреции залегают в мягких карбонатных породах, и, выбрав пригодный минерал на поверхности, приходилось углубляться в землю. Разработки каменного века, насколько можно судить, не были очень уж сложными: вертикальная шахта и внизу ее иногда — боковые штреки. Впрочем, примитивными древние каменоломни тоже назвать нельзя. Кое-где первые горняки ставили под кровлю столбы, обходили низкокачественные жилы… Работы вели со знанием дела. Судя по археологическим находкам, основными инструментами при добыче были кирки из оленьих рогов. Обнаружены примитивные светильники, следы веревок, клиньев и прочие признаки поточного производства. В СНГ широко известные неолитические шахты находятся в Западной Белоруссии в районе Волковысской возвышенности. Здесь их тысячи. Не очень глубокие: 3–5 метров, заложенные в ослепительно белом мелу. Некоторые ямы были засыпаны самими шахтерами, другие неплохо сохранились. Тех, кто всерьез заинтересовался ими, отсылаю к специальной литературе[10]. Внимание же читателей-сталкеров хочу обратить на то, что белорусские кремневые шахты практически единственные, расположенные более-менее близко к нашим местам. Хотя такие выработки каменного века достаточно распространены, археологами они обнаружены в соседней Польше, в Швеции, в Бельгии, наиболее разветвленные из известных — во Франции и дальше в Южной Европе, вплоть до Сицилии, и даже на островной Англии[11]. Так неужели в СНГ они существуют только в одном районе на западе? Вряд ли. Надо искать! Между прочим, такие поиски могут иметь и патриотическое значение. Геолог и писатель Рудольф Баландин выдвинул романтическую версию, что именно от рудокопов произошли русские. Точнее, одно из прославянских племен специализировалось на подземной добыче кремня, передав потомкам и свою славу, и, возможно, название. Именно в тех местах протекает река Рось, а в Карпатах и до сих пор любую полость в земле называют “рупа”. Рупа, руда, русь…[12]. Специалистам судить, имеет ли право эта версия на существование. Но если автор ее прав, отечественная спелестология может гордиться своими глубокими корнями… Перейдем к более близким временам. Нет, наверное, в нашей стране ни одного образованного человека, который не знал бы о подземных каменоломнях Черноморского побережья, на Украине и в Крыму. Обычно их именуют катакомбами, что, с точки зрения энциклопедии, неверно. Так археологи называют определенный тип захоронений. Впрочем, суть не в названии. С незапамятных времен в Причерноморье добывали камень закрытым способом (вероятно, разработки начали еще колонисты античной Греции). И за прошедшие столетия образовались подземные лабиринты в сотни километров ходов. Массовой добыче камня способствовала особенность здешней породы — молодого (по геологическим меркам) известняка-ракушечника. Часто его называют “пильным”. Минерал этот относительно мягкий, легко обрабатывается даже топором и обычной пилой, и в то же время прочный, не склонен к растрескиванию и расслаиванию. Такие свойства позволяют закладывать широкие и высокие штольни, не опасаясь обвалов, и вести добычу на нескольких уровнях. Материал настолько дешев и хорош, что от разработок не отказались и в XX веке — лишь механизировали добычу. Никто не знает точного числа спелестологических систем нашего Черноморья, — но, бесспорно, оно огромно. Летний отпуск 2003 года с Сергеем Каминским мы проводили на Керченском полуострове, недалеко от села Яковенково. Занимались в основном наблюдениями за животными, но как-то на склоне одной степной горушки глазастый Сергей совершенно случайно увидел прямоугольных очертаний понижение. Явно когда-то здесь был рукотворный котлован. Спустились туда — и в зарослях терна нашли сразу несколько дыр, за которыми тянулись длинные и высокие галереи. Вернувшись, спросили о них деревенских. Оказалось, о каменоломнях никто не знал, лишь смотритель маяка предположил, что выработки образовались недавно, в 50-х годах, когда маяк строили. Когда же мы прочитали табличку на маяке, то оказалось, что в эксплуатацию он сдан в 1874 году, и его “хозяин” имел в виду век XIX! Все же катакомбы-каменоломни этого региона известны достаточно широко. Прежде всего потому, что во многих спелестосистемах базировались в Великую Отечественную войну партизанские отряды. Связанные с ними героические (а чаще трагические) страницы истории многократно описаны в книгах и обыграны в фильмах. Но и туристами-спелестологами многие из искусственных пещер Крыма, Одесской, Херсонской областей освоены достаточно хорошо. Другой спелестологический район, очень похожий на Черноморский и по методам добычи, и по ее масштабам, пока известен весьма слабо. Речь о Молдове. Как и на юге Украины, в этой стране также имеются несметные залежи мягкого и неломкого известняка, и активная добыча его продолжается до настоящего времени. В советское время она велась с помощью горных комбайнов — камнерезных машин конструкции Заступайло (КМАЗы) и позднее Галанина (КМГ). Эти агрегаты в два захода выпиливают из монолита стандартные блоки, размеры которых обычно выбираются кратными обычному кирпичу. В результате такой механизированной разработки получаются очень характерные искусственные пещеры со стенами “в клеточку”. Во время расцвета добычи выработки закладывались огромных размеров. Под землей существовало интенсивное двухрядное движение: к забоям и обратно потоком шли грузовики, а резался камень нередко и на удалении в несколько километров от поверхности. Ну а суммарная длина выработок составляла сотни метров. Практически все строения в селах (вплоть до заборов) сложены из камня, причем добывают его и кустарным способом. Часто из выпиленных блоков сложены лишь углы строений, не несущие стены выложены разноразмерным камнем. После прекращения добычи некоторые из них переоборудовались в винохранилища. Многие подземные каменоломни просто заброшены, и лишь изредка посещаются местными подростками. Причем вовсе не из любви к острым ощущениям, а с вполне утилитарной целью — ребята выносят бракованный камень, продают его односельчанам и таким образом имеют возможность немного заработать. Странно, но делают они это даже без карманного фонарика. Когда в 1999 году я с друзьями побывал на берегах реки Реут, промышлявшие подростки просто молились на нас, а точнее — на наши мощные фонари. Тут же мы убедились, что наряду с не очень интересными выработками недавнего времени в Молдове по берегам рек очень много и старинных каменоломен, разрабатывавшихся вручную и совершенно не обследованных. Вероятно, некоторые из них имеют весьма почтенный возраст — пильный известиях здесь добывается издавна. На исконно русских землях использовать строительный камень начали, видимо, несколько позже, чем на юге. Предкам привычнее и логичнее было возводить строения из дерева. Создавать же каменные строения на русских землях стали после Крещения Руси, когда приехали к нам иностранные специалисты из Византии, в том числе и архитекторы, привыкшие работать с камнем. Считается, что под Москвой первыми были Драгомиловские каменоломни. В XIV веке в них брали материал для строительства Кремля, возводимого византийским архитектором Аристотелем Фиораванти. В настоящее время в оставшиеся на их месте полости не попасть — разросшийся мегаполис запечатал выходы асфальтом и бетоном. А вот более молодые подмосковные каменоломни увидеть может каждый. Самые близкие и известные расположены на реке Пахре — знаменитые Сьяны, Силикаты, Никиты… Названия давались туристами по ближайшему населенному пункту. Чуть дальше от столицы отстоят Старицкие (Тверская область) и Кольцовские пещеры, а также распложенные в Тульской области на реке Осетр Бяки… Еще дальше находятся многочисленные выработки Средней Волги — в Самарской области и соседних… Каждая из этих и других систем имеет свою специфику, и о некоторых из них читатель найдет здесь отдельные рассказы, однако во многом искусственные пещеры ближнего и дальнего Подмосковья схожи. Такова уж геология наших краев — известняки у нас куда более ломкие и разнородные, чем на юге, при их разработке просторные залы не устроишь — кровля обвалится, да и слои “делового камня” не слишком мощные. Как правило, подмосковные катакомбы тесные и низкие, объем пустого пространства в них горняками сводился к минимуму. Длинные, но узкие штреки тянутся к забоям минимальной площади, так что только-только можно работать. Даже там, где разработки велись по методу “колонного зала”, нет ощущения простора — оставленные “целики” занимают едва ли не такой же объем, как вынутая порода. И все подземные каменоломни, даже относительно недавнего времени, здесь “оприроднились”: отрезки штреков и залов связаны проложенными спелестологами через завалы лазами — шкурниками, часто преодолеваемыми только на выдохе. Во многих местах в пустоты просачиваются грунтовые воды — в виде капежа или “плывуны” жидкой глины. Входы в практически все ближние подмосковные пещеры в сталинские годы были взорваны, так что теперь в них попадают через колодцы, иногда глубиной в несколько метров, устроенные в более поздние “либеральные” времена романтиками Подземли. Своя специфика у пещер-каменоломен Орловской области, казалось бы, не столь далекой от столицы. Интересно уже то, что хотя некоторые из них расположены недалеко от Орла — серьезными и несерьезными спелестологами они практически не освоены. Лишь в одной из пещер до самого недавнего времени проводили тренировки ребята из кружка “Юных спасателей”, но в 2002 году и они хождения под землю прекратили, и никем не поддерживаемый лаз был закрыт весенними оползнями. Между тем исследовать орловские подземелья стоило бы. Необычно уже само расположение входов в каменоломни — в нижней части берегового склона, чуть ли не в пойме (обычно разработки закладывались гораздо выше, в верхней половине берега). Как юные эмчеэсовцы, так и живущие рядом старожилы говорят, что залы в каменоломнях были необычно большой высоты — более трех метров. Ходы тянулись на многие километры, причем ломки обслуживались лошадьми из специальной конюшни, а кое-где, по рассказам ветеранов, в пещерах существовали целые подземные озера, даже судоходные, со своим “флотом” — деревянными лодками еще времен каменотесов! Добыча известняка велась вплоть до середины XX века, а во время Великой Отечественной войны обе стороны использовали каменоломни в качестве бомбоубежища. Обычно, как уже говорилось, ходы подземных каменоломен начинались на склоне, — но нет правила без исключения. Очень нетипично велись разработки известняков на юго-западе Санкт-Петербурга, неподалеку от Гатчины, возможно потому, что в том районе нет подходящих естественных обнажений. Здесь сначала рыли квадратного сечения котлован, а затем в одной из его стен закладывали штольню и на соседней стороне ямы делали пандус для вывоза готовой продукции. Известняки эти весьма низкого качества — ломкие и трещиноватые, и, как свидетельствует изучавший их питерский спелеолог П. Мирошниченко[13], ныне подземелья в очень плохом состоянии, — кажется, что они пролегают в куче щебня, так что никому не советуем в них лезть, тем более что без расчистки это все равно невозможно сделать. Куда более безопасны и хорошо освоены туристами и спелестологами песчаниковые пещеры Ленинградской области. Наиболее известные из них находятся на реке Тосне, но есть и другие — на реке Оредеж, близ Старой Ладоги… На северо-западе брали песчаник в первую очередь для стекольного производства, но использовалась эта порода и для других целей. Песчаниковые выработки могут иметь протяженность в километры и быть достаточно просторными. Как и известняки, сорта песчаника также могут обладать самыми разными свойствами. По сути, горная порода эта представляет собой сцементированный самой природой песок и, в зависимости от состава связующею “раствора”, может быть мягкой или твердой. Твердые сорта годятся, например, на бутовый камень. А кое-где в подземных каменоломнях ломали из него заготовки для… мельничных жерновов. Подобный промысел издавна существовал неподалеку от города Серпейска (Калужская область). Старожилы рассказывают, что до революции славились их края жерновами, а в советские годы под землей добывали камень для фундаментов сельских построек. Говорят, в забытую ныне пещеру свободно въезжал трактор “Беларусь” с тележкой — и даже разворачивался под землей. Пожалуй, следует сказать и о разработках рудных минералов. Далеко не всегда они велись в шахтах, во многих случаях с поверхности в недра вели горизонтальные или слегка наклонные штольни. Такие рудники имеют очень давнюю историю, некоторые медные месторождения начали разрабатывать более тысячи лет назад — и потенциально они доступны самодеятельным исследователям-спелестологам. Правда, находятся далековато — на Южном Урале, а то и на Алтае. В наших краях (например, Калужской или Тульской областях) с петровских времен в довольно больших объемах добывали для чугунолитейных заводов так называемую болотную руду. Ныне от ее разработок отказались из-за нерентабельности — слишком бедные у нас месторождения, а во времена демидовских заводов рыли для ее добычи вертикальные колодцы-дудки. Таким же способом добывали иногда и неглубоко залегающий подмосковный бурый уголь. Сегодня на месте дудок, впрочем, остались только оплывшие неглубокие ямы…

14. Подмосковные пещеры и их сталкеры.

Газетно-журнальных статей и телерепортажей, рассказывающих о находящихся в пригородах Москвы пещерах-каменоломнях, в последние годы появилось много. Однако почти всегда они малоинформативны и представления об этих подземельях, о том, как они выглядят, не дают. Мало того — иногда авторы, сознательно или случайно, сообщают весьма любопытные (но в корне ошибочные) вещи: например, что пещера Силикаты имеет природное происхождение, а другой поведал о “подземных реках” и “десятиметровой высоты залах” в Сьянах… Не знаю, смогу ли я рассказать о подмосковных катакомбах лучше, но попробую. Наиболее крупные подземные разработки известняков велись южнее столицы, на берегах реки Пахры, и я приглашаю присоединиться к нашей экскурсии в одну из типичных здешних пещер, носящую странное имя Курья. Итак, выходим из идущего в Домодедово автобуса, проходим поселок — и на заснеженном поле замечаем овраг с впадающими в него отвертками, на удивление прямолинейными. Для посвященного загадки в этом нет — странные овражки представляют собой точильные рвы. В данном случае на удивление широкие и заметно отличаются от ранее виденных. Возможно, дело в том, что перепад высот от дна оврага до коренного берега здесь незначителен, да и склоны довольно пологие, вот и приходилось копать в покрывающих известняк рыхлых слоях солидных размеров канавы, чтобы добраться до выходов “делового камня”. Точильные рвы для поиска пещер имеют колоссальное значение, ибо в отличие от самих входов в каменоломни сохраняются на века и позволяют оценить масштабы камнедобычи. На берегах Пахры они поистине громадны — следы подземных ломок часто попадаются на протяжении полусотни километров! Впрочем, сейчас входы под землю выглядят совсем не так, как во времена расцвета горных работ… …Начало марта. Весна, но снег в полях по пояс, а в нем барахтаются человеческие фигурки с рюкзаками. Так со стороны выглядит наша компания спелестологов, решивших, пользуясь длинными выходными, посетить — для сравнительного анализа и обмена опытом — знаменитые пещеры. Сверяясь с нарисованной московским коллегой схемой, настойчиво ищем вход в подземелья. Безуспешно. Наконец выходим на тропинку — обычно такие хорошо натоптанные дорожки ведут в деревню с немалым числом домов, однако в данном случае мы подошли к… лежащей на склоне покрышке от заднего колеса трактора “Беларусь”! Не успели раздаться возгласы недоумения, как прямо из центра колеса вылезают друг за другом несколько молодых людей, в которых нетрудно признать собратьев по увлечению. Оказалось это такой вход. Раньше каменотесы врубались горизонтально в берег, но старые лазы в Подмосковье не сохранились. Частью заплыли, в большинстве были взорваны в послевоенное время, это уже после вертикальный колодец любители пещер прокопали… То, что “вольные” хождения под землю в нашей стране долгое время не просто не поощрялись, а запрещались, — факт известный. По сведениям известного московского спелестолога С. Гусакова, в 1947 году был издан специальный указ, по которому были завалены десятки (если не сотни) входов в подземелья — как искусственные, так и природные, часто абсолютно не исследованные[14]. Вряд ли подобные меры диктовались заботой о здоровье туристов — скорее, товарищ Сталин боялся, как бы вражьи диверсанты и иные троцкисты не устроили в пещерах свои тайные базы… С наступлением более либеральных времен, когда молодежь открыла для себя спелеотуризм, пещеры, в том числе заваленные, стали активно искаться. И вскрываться… Результаты этой работы — перед глазами: покрышка служит верхним венцом почти пятиметровой глубины колодца (в других пещерах есть и более глубокие). Думаю, что, увидев его, даже самый завзятый брюзга и скептик невольно преклонится перед энтузиазмом спелестологов. Колодец обшит добротным срубом, в бревна вбиты толстые скобы, образующие лестницу… Явно на работу потратили не один день, и не два… Причем копали без всякой гарантии успеха. В свободное время, без какого-либо принуждения! Спустившись на дно, замечаем идущий вбок и вниз ход, высотой всего сантиметров тридцать, прокопанный среди обрушенных взрывом каменных глыб. Теперь в процессе попадания под землю начинается самый сложный этап — метров пятнадцать приходится просто ползти, да еще и толкая перед собой постоянно цепляющийся за выступы рюкзак! Подобные ходы назвали шкурниками или шкуродерами вполне оправданно — если не собственная кожа, то одежда при перемещении по ним страдает сильно. Под землей, конечно, используется специальный комплект, обычно комбинезон, гражданский же костюм прячется в рюкзак, который в свою очередь помещается в чехол или специальный подземный транспортный мешок, формой похожий на сардельку. Особенно необходимы такие меры в случаях, когда в шкуродер просачивается грунтовая вода и приходится буквально ложиться лицом в грязь… Когда шкурник заканчивается, спелестолог вываливается в небольшой зал, от которого веером расходятся несколько коридоров, по существу, здесь начинается лабиринт. На видном месте лежит журнал — толстая тетрадка, в которой отмечаются все посетители пещер. Предосторожность введена самими спелестологами, и не лишняя, длина ходов только изученной и нанесенной на схемы части системы превышает 5 километров… Заблудиться легко, и такое с рискнувшими спуститься сюда без карты и проводников “энтузиастами” время от времени случается. Хотя редко, обычно “чайникам” помогают освоиться под землей более опытные товарищи. Такая связь поколений существует уже лет тридцать. Полистав журнал, я с удивлением обнаружил, что, несмотря на снег и ветер, в пещере помимо нас находится еще более двадцати человек! Да, про сформировавшуюся вокруг московских пещер уникальную общность спелестологов-романтиков пишут совсем редко. Между тем как раз последний аспект очень интересен: сами по себе ближнеподмосковные подземные каменоломни не очень сильно отличаются от сотен других, разбросанных по России, но их близость к многомиллионному мегаполису привела к тому, что в выработках с 60-х годов перебывали тысячи человек. Некоторые — эпизодически, многие приезжали и приезжают в системы почти каждые выходные. Но Подземля — это не пригородный лес, а зона повышенного риска. Полная анархия здесь недопустима. Власти же пещерников практически не замечали (а если и открывали глаза — обычно после ЧП, — то избавлялись от лишней головной боли, замуровывая входы). Все это породило в среде поклонников подземелий невиданную в Советском Союзе самоорганизацию и самоуправление. Практически в каждой мало-мальски крупной системе старинных каменоломен формировалась из числа наиболее преданных ей спелеров неформальная администрация — следившая как за порядком в подземельях, так и за тем, чтобы не случалось там разных ЧП. А если они происходили, поиски заблудившихся проводили обычно те же “неформалы” из “хозяев пещер”, традиционно стараясь, чтобы о казусах не узнали “органы”. За десятилетия романтики Подземли стихийно сформировали некую подземную культуру со своими традициями и обычаями, проявляется она буквально на каждом шагу. Например, в пещерах не имеют значения “мирские заслуги” человека: образование, должность, экономическое положение… Среди спелестологов есть представители буквально всех социальных групп, но спрашивать об этом не принято, подземный авторитет зарабатывается под землей… Это подчеркивается даже тем, что свои имена и фамилии завзятые спелера “оставляют” на поверхности, а внизу пользуются прозвищами (или, скажем аккуратнее, никами): Магистр, Бегемот, Архимед, Ондатра… При этом совсем не исключено, что какой-нибудь Дуб в миру является остепененным научным работником… Бесспорно, есть во всем этом и немалый игровой элемент — так ведь ролевые игры популярны во всем мире… Имеются и материальные выражения спелеокультуры — в виде подземных украшений. Неподалеку от грота с журналом расположена… Красная площадь! Так именуется просторный перекресток, в оправдание названия украшенный разноцветным изображением Спасской башни и Кремлевской стены, — картина нарисована во всю стену! Немного пройдя, попадем в часть каменоломни, именуемую Системой длинных штреков. Залы с бывшими забоями здесь необычно маленькие, зато откаточные штреки, ведущие к ним, весьма длинные и больше напоминают крепостные подземные ходы, как их обычно показывают кинематографисты… Во многих местах приходится идти пригнувшись, и путешествие могло бы быть скучным и монотонным, но путь оживляют различные “достопримечательности”: то ржавое колесо, заботливо вмонтированное в середину стены, то… настоящий дорожный знак или табличка с названием улицы. Штреки, как обычно, приводят в совсем небольшие “комнаты” (гроты по-пещерному), в которых одна из стен представляет собой бывший забой. Но не всегда пройти по ним легко — часть проходов, ведущих к тем участкам, где деловой камень выбран, завалена отработкой. Хорошо, если это комья глины, но бывает иначе… Один из залов спелестологи назвали Сукино, и меткость названия оценит любой человек, пробиравшийся в этот совсем неинтересный зал по полузасыпанному некрупным камнем с преострыми углами штреку… В подобных относительно труднодоступных частях подземелий кажется, что добычу прекратили только что, — настолько четко видны царапины шахтерских инструментов, а кое-где сохранились и кованые вещицы столетней давности. Однако в большинстве полостей эти следы теряются на фоне декораций современных покорителей Подземли — на стенах высечены барельефы в виде ликов. Один из идущих вдоль монолита проходов назван Улицей озабоченных подростков, — что нарисовано здесь, думаю, понятно… Многие залы имеют свое лицо. Зайдем в грот Музей. Он оформлен с помощью разнообразных железяк, в виде цепей, ломов и даже старых чайников (настоящих — железных и с носиками), собранных сюда со всей системы и даже специально принесенных “с улицы”. В центре зала на конце перекладины прицеплен рыжий парик… Есть в этом что-то сюрреалистично-авангардистское… Неподалеку имеется целая галерея забавных фигурок из глины. В роли скульптора может попробовать себя любой, все демократично. Как относиться к подобному творчеству? Лично я не сторонник подобных украшений, но ничего не поделаешь, московские пещеры из исторических памятников давно превратились в памятник городской (но со спелестологической спецификой) масс-культуры. Думаю, будущие археологи получат здесь богатый материал о второй половине XX века и, несомненно, скажут предкам спасибо. Самое неожиданное, что многие из “произведений” сделаны с определенным вкусом — автографов типа “здесь был Вася” почти нет. К тому же, как поясняют встреченные ребята из группы “Грань” (она и является “администрацией” здешних пещер), в основном все это — творчество “первопроходцев” системы из 80-х годов. Среди современных спелестологов есть понимание, что подземелья красивы сами по себе, и их “украшение” особенно не приветствуется. Собеседники говорят, что примерно раз в полгода в меру сил чистят пещеры, вынося оставленные случайными посетителями консервные банки и обертки. Ведь это любимый их мир — кому придет на ум гадить у себя в жилище?.. Самое время рассказать о двух “гротах особого назначения”. Случилось так, что подходил я к ним без “экскурсовода” и, сверяясь со схемой, ломал голову: почему два зала на ней заштрихованы? Что означает это “условное обозначение”: заваленные участки, обводненные, особо грязные? Все оказалось проще и естественней: весь пол покрытых штриховкой полостей в маленьких кучках, состоящих отнюдь не из глины… Как ни странно, в своеобразном пещерном климате “вторичный продукт” удивительно быстро разлагается без сильного запаха, превращаясь в сухой порошок. Что ж, подземелья длинные, на улицу не набегаешься. Возникает, однако, еще один вопрос — а как удовлетворить другую физиологическую потребность, в воде и пище? Ведь спелестологи часто уходят под землю на несколько дней, а что из себя представляет вход — мы уже рассказывали. С источником огня все просто — в пещерах еду готовят обычно на разнообразных примусах, иногда на газовых горелках. Но нужна еще и вода… Подземных рек, о которых иногда пишут безответственные авторы, в подмосковных катакомбах на самом деле нет, однако грунтовые воды просачиваются во многих местах, кое-где со сводов постоянно срываются капли. Если капель интенсивная, то все просто: на полу пещеры устанавливается ведро, а иногда можно видеть выдолбленные в камне углубления для сбора воды, устроенные, вероятно, еще каменотесами. В Курьей таких мощных протечек нет, и для сбора воды туристами оборудованы “капельники”: под сводами подвешены здоровенные “простыни” полиэтиленовой пленки, собирающей воду в подставленные канистры. Рядом очередь спелестологов — вода считается общественной и распределяется по потребности. Отдохнув и подкрепившись, отправляемся в другую часть системы. Судя по всему, она разрабатывалась сравнительно недавно, когда технических возможностей было уже побольше, — штреки здесь шире, потолки выше, а гроты-забои весьма впечатляющих размеров. Многие площадью в двадцать — пятьдесят квадратных метров со сводами почти четырехметровой высоты. Камень выколот аккуратными прямоугольными блоками, и на стенах сведущий в геологии человек может прочесть все “слои земные”. Один из залов именуется Кит — на белой известняковой поверхности стены четко выделяется включение коричневой кремниевой породы, формой похожее, действительно, на туловище кита. Для полного сходства кто-то дорисовал ему плавник и фонтан… Здесь, кстати, наиболее удобные места для подземных лагерей. Многие из них неплохо оборудованы, из камня выложены столики, расчищены места для стоянок. На одной из полок громадная коллекция пустых пивных и винных бутылок, накопленных за долгие годы развития отечественной спелестологии… Конечно, присутствуют и творения “авангардистов-абстракционистов”. В монолитной стене вырублена небольшая ниша, причем часть породы в форме цилиндра оставлена, — получился своеобразный то ли поручень, то ли ось. Когда я увидел эту “штучку” — решил, что назначение ее технологическое: вокруг опоры, скажем, могли пропускать канат при транспортировке блоков… Однако местные спелестологи над такой наивной версией посмеялись и объяснились, что это — ручка! Этот зал называется Ручка, вот она здесь и к месту. В чемоданах же ручки бывают — и в пещерах они нужны! Логика железная, что и говорить! Одна надпись на стене почитается старинной, оставленной камнедобытчиками. Увы, она весьма лаконична: “1859” — и все! Вернувшись почти к входу, через полузасыпанный штрек-шкурник можно попасть в третью, по мнению специалистов, самую древнюю, но вскрытую лишь недавно часть системы: Тавровую. По сути, вся она — один большой колонный зал — столбы известняка сечением примерно три на три метра перемежаются такими же промежутками. Не дай бог неопытному человеку попасть в центр этого каменною леса — ориентация теряется мгновенно, и блуждать здесь можно долго. Представьте — впереди, сзади, слева, справа луч фонаря выхватывает расположенные в шахматном порядке каменные глыбы, и конца им не видно… Дело осложняется и тем, что в более поздние времена колонный зал также засыпали отработкой, и хотя своды здесь и были когда-то высокими — почти везде навалены кучи смешанного с землей щебня, и приходится то взбираться на них, то вновь спускаться… Ко всему наблюдаются непременные для заброшенных подземных каменоломен обвалы. В некоторых углах энтузиасты ведут расчистку рукотворных и природных завалов, надеясь попасть в давно забытые части пещер… Несмотря на почти полувековую историю спелеотуризма, московские пещеры до сих пор до конца не изучены. Может быть, не настолько, как каменоломни Орловской или Тульской областей, — но вскрытия новых полостей случаются нередко и здесь. Происходят под землей и другие неожиданности. Однажды ребята из “Грани” сидели в штреке, как вдруг появилось какое-то буро-красное пятно, приблизилось и прошло сквозь одного из них… Вот еще загадка, ее всегда можно посмотреть: штрек один будто гномами сделан — ширина и высота по сорок сантиметров. Человек там развернуться не сможет, а стены между тем камнем выложены, и пол утоптан. Явно рукотворный ход, — но кто и как его устроил?! И зачем? Он никуда не ведет, стены его через несколько метров плавно сужаются и штрек выклинивается… Что касается “хода гномов” — возможно, это всего лишь кладовая для шахтерских инструментов, но о тайнах Подземли мы поговорим особо, им в этой книге посвящен специальный раздел. Завершая нашу виртуальную экскурсию, нельзя обойти молчанием вопрос о дальнейшей судьбе пригородных пещер — тем более, что в последнее время споры вокруг них (“пускать — или не пускать”) вновь обострились. Мнения самые разные: кто-то предлагает залить дырки бетоном, кто-то — превратить их в экскурсионные объекты. Что тут сказать? Отдельную пещеру, даже несколько пещер замуровать можно, — но мир Подземли останется и запретить ходить в него невозможно! Не забывайте — объемы добычи были огромны, число поклонников спелестологии велико… Опыт показывает, что при закрытии одной системы романтики очень быстро откапывают вход в другую… К каждому точильному рву сторожа не поставишь… Да и надо ли? Я не хочу идеализировать спелестологов, но все же они составляют совсем не самую плохую часть социума и, так же как пещеры, заслуживают уважения и бережного отношения.

15. Подземные достопримечательности Старицы.

Городок Старица, что в Тверской области, хоть и уступает по популярности наиболее известным городам-музеям вроде Суздаля или Новгорода, все же известен любителям истории. Тихие улочки с двухэтажными домами дореволюционной постройки, а особенно — величественные храмы и монастырские комплексы пользуются большим вниманием и уважением у экскурсантов, состоящих преимущественно из пожилых гуманитариев. Однако можно встретить в Старице и более молодых путешественников, в туристском облачении и с горными рюкзаками. Среди них не только тверяки, но иногда и жители весьма отдаленных регионов. Понятно, что их привлекают уже не памятники архитектуры, хотя на вопрос о месте добычи белого камня ответить может любой из ребят. Многочисленные подземные каменоломни издавна устраивались в ближайших окрестностях Старицы, по обоим берегам Волги — и в настоящее время образовавшиеся в местах ломок искусственные пещеры приобрели особую популярность. Как обычно, цели и намерения у посетителей местных катакомб разные: одних привлекают непривычные подземные пейзажи, других — преодоление сложных в спортивном отношении завалов и ходов-шкуродеров, третьи видят смысл поездки в том, чтобы проникнуть в неизвестную современникам, десятилетиями отрезанную завалами полость, — ради этого они готовы совершено бесплатно махать лопатами и таскать камни весь световой день. Находятся и такие, кто приезжает на волжские берега только для того, чтобы посидеть у костра, послушать рассказы бывалых спелестологов. В последние годы серьезные исследования Старицких пещер проводит Русское общество спелестологических исследований (РОСИ). Основавшие эту общественную организацию энтузиасты, среди прочих целей, поставили перед собой и сверхзадачу: создать Кадастр всех искусственных пещер России с точными картами, описаниями, историческими сведениями. Расскажу о впечатлениях, полученных от Старицких пещер во время одной из экспедиций общества, проводившей топосъемку некоторых спелеосистем. …Первое, что мы видим, поднявшись на высокий волжский берег, — это многочисленные округлые ямы. Самого разного размера: от совсем небольших — до почти десятиметрового диаметра. Некоторые заросли кустарником, другие совсем свежие, с крутыми осыпающимися склонами… Пожалуй, даже человек, далекий от спелеологии и не слышавший о провальных воронках над пустотами, не примет здешние ямы за следы бомбежек и окопов, — многие из них выстраиваются в правильные цепочки и линиями, — интуитивно понятно, что все это неспроста… Пожалуй, такого количества провалов я не видел больше нигде — при этом далеко не все из них заметны. Так, в какой-то момент идущий первым в нашей партии президент РОСИ Михаил Сохин вдруг останавливается, смотрит под ноги, разгребает вокруг себя листву — и оказывается, что стоит он на хлипкой плетенке еловых корней над впадиной глубиной в несколько метров. Настоящая волчья яма! А невдалеке, между прочим, — огороды и дачные домики… Один этот пример наглядно показывает: спелестология — далеко не отвлеченная абстрактная наука — изучение и просто картографирование пещер приносит и практически значимые результаты. На дне многих воронок видны щели, явно промытые водой и аналогичные понорам в карстовых воронках. В нашей волчьей яме одна из дырок выводит в расширение — так называемую вторичную пещеру: то, что когда-то было потолком каменоломен, стало ее полом. В сами же катакомбы проникнуть в данном случае не удается: в куче глыб известняка этой производной полости нет ни одной щели. Хотя в большую часть Старицких пещер приходится попадать именно так — через провальные воронки. “Родные” выходы штолен находились на склоне берега, но сейчас они в большинстве замыты и закрыты оползнями. Часто их местонахождение можно угадать благодаря оплывшим, но заметным точильным рвам, правда вскрывать забитые земляными пробками входы — дело хлопотное и долгое, и зачем этим заниматься, когда есть проходимые дыры в воронках? Такой лаз, давно найденный спелестологами, есть на дне заросшей кустарником ямы, лежащей впереди по курсу. Рядом даже устроена лавочка, а поперек колодца перекинуто бревно с тросом. Держась за него, спускаемся вниз, перелезаем через несколько “камешков” — и попадаем в пещеру Базовая, полную топосъемку которой предстоит выполнить. Первые метры кажутся мне жуткими, но не из-за давящей обстановки и подземного мрака, а по прозаической причине: под ногами хлюпает жидкая грязь, в которой ноги вязнут выше щиколотки. Как и в случае карстовых пещер, провалы над катакомбами работают водосборниками, принимающими потоки стекающих с полей вод. Впрочем, через несколько десятков шагов дно становится немного тверже и суше, так что можно и оглядеться. Как обычно в наших краях, разработки здесь велись двумя способами: штрековым и камерно-столбовым. В той части, где использовался последний, образовался типичный колонный зал — со всех сторон нас окружают монолитные колонны, оставленные для того, чтобы предохранить свод от обрушения. Впрочем, несмотря на это, за десятилетия обвалы произошли во многих местах: высота пещер колеблется от 3 метров до 30 сантиметров, так что время от времени приходится проползать по кучам камня “на выдохе”. Через несколько минут все перемазались с ног до головы. Впрочем, знали куда шли — одежка на нас совсем не парадная… В отличие от “вертикальных спелеологов” с их сложным и дорогим снаряжением: скальными крючьями, лестницами, гидрокостюмами — спелестологу в большинстве случаев требуется лишь фонарь и простенький комбинезон. Выглядят “колонники” величественно, но заблудиться в них проще простого, а потому соваться туда можно, только имея большой опыт или особые способности к ориентации под землей. В данном случае причин для опасений не было: рядом идет активист РОСИ Андрей Парфенов — профессиональный геодезист, проводивший топосъемку десятков пещер. С концом рулетки я отхожу к какой-либо ключевой точке (повороту или перекрестку), Андрей же, взяв по компасу азимут на свет моего фонаря и отсчитав расстояние, рисует план пещеры. Честно признаюсь, что уже через пятьдесят метров я потерял всякую ориентировку, спутник же, поглядывая на свою схему, идет весьма уверенно, лишь говоря время от времени: “Так, здесь мы уже были — ищи наш …надцатый пикет (пикет — это пункт, от которого ведется отчет, отмечается кучкой камней и запиской с номером)”. Впрочем, стоит предостеречь читателей от чрезмерной надежды на планы пещер — даже на “проверенные” и “точные”. Подземелья — а особенно искусственные — “живут” и постоянно меняются. Во время описываемой экспедиции мы в этом лишний раз убедились. Было так: в какой-то момент я опередил занятого рисованием товарища и вышел на очередной перекресток. Повертев головой, увидел падающий сверху свет, а подойдя ближе, обнаружил и дыру, через которую было видно голубое небо. Ничего интересного в “открытии” не было, и, не задерживаясь, двинулся по проходу дальше. Через несколько шагов послышался шум осыпающейся породы, и я, подумав, что это Андрей меня ищет, повернул назад. Оказалось, нет, — тот сидел на прежнем месте, заканчивая составление схемы. Уже вместе идем назад, и спутник, сверяясь с составленной предшественниками схемой, сообщает, что где-то здесь должен быть еще один лаз на поверхность! Отвечаю, что он рядом, оборачиваюсь в ту сторону, где только что видел “форточку”, — а света из нее нет! Осматриваемся: на полу, под ногами, сохранились ледяные сталагмиты (экспедиция проходила в начале мая) — верный признак того, что зимой сюда поступал с поверхности морозный воздух. Но “форточка” на своде закрылась! Тут-то я припомнил слышанный шум… Самое примечательное, что засыпалась щель сама собой, без каких-либо провоцирующих действий со стороны спелестологов. …Закончив обследование колонного зала, направляемся в другую часть системы. Здесь ориентироваться уже гораздо легче — к забоям ведут длинные и узкие откаточные штреки. Вид их довольно “молодой” — часто попадаются дубовые столбы, предназначенные для разгрузки кровли. Ставили их здесь своеобразно. Обычно крепи в каменоломнях имели вид буквы “П”: две вертикальные опоры с перекладиной сверху. В Старицких же пещерах столбы стоят с интервалами в несколько метров парами, причем наклонно: нижние концы упираются в вырубленные в боковых стенах прохода гнезда, а верхние — в потолок. Кажется, такая крепь едва держится, и как она может противодействовать горному давлению — непонятно. Спелестологи объясняют, что ставили их для проверяющих: в царское время тоже указы издавались о соблюдении техники безопасности! Вообще-то известняк в Старицких пещерах довольно прочный. Забутовка по сторонам коридоров во многих местах на несколько десятков сантиметров “не достает” до сводов — и кое-где “на выдохе” по этому пустому пространству вполне можно проползать, иногда значительно сокращая путь. К еще одной особенности расположенных на Верхней Волге подземных каменоломен можно отнести их довольно богатые минеральные украшения. Так, разглядывая схему, я заинтересовался названием одного из участков пещер: Фотозал. Такое имя обещало какой-то любопытный и эффектный интерьер — так и оказалось: забой здесь вскрыл природную полость, одна из стен каковой сплошь покрыта кальцитовыми натеками. Мало того — помимо покрывающей камни корки, на многих выступающих из стены глыбах выросли сталагмиты — выглядят как свечки на настенных подсвечниках-бра. К тому же местные кальцитовые натеки еще и редкого зеленоватого оттенка. Пожалуй, красотой Фотозал не уступит многим карстовым пещерам, — хотя, по словам тверских спелестологов, несколько лет назад он был еще эффектнее: многие из каменных сосулек отбиты туристами-варварами и испорчены копотью свечей. Но, в общем, кальцитовые натеки не редкость во многих известняковых пещерах, для их появления достаточно просачивающейся в пещеры воды. И растут они иногда относительно быстро — на сводах некоторых рядом расположенных штолен висят маленькие сталактитики размером с сигарету, выросшие уже после прекращения разработок. Другое дело, друзочки и щеточки кристаллов прозрачного кварца — обычно в известняках они образуются нечасто, в Старицких же пещерах им буквально нет числа. В монолитах то и дело попадаются округлые полости, величиной от грецкого ореха до яблока, выстланные сверкающими кристалликами, правда, некрупными — от силы в пять миллиметров. Судя по всему, они даже представляли проблему для каменотесов: в одной из пещер есть зал, заполненный отработкой, негодной породой, — и почти весь он состоит из таких сверкающих кварцевых жеод. Говорят, можно в Старицких пещерах и в руслах многочисленных впадающих в Волгу оврагов найти не только слитки бесцветного кварца, горного хрусталя, но и особенно красивые аметистовые кристаллы фиолетового цвета, — хотя мне они не попадались. …Закончив осмотр нескольких пещер, возвращаемся в поставленный у самой воды лагерь, а пройдя (пока варится ужин) немного по берегу реки, обнаруживаем, что наша стоянка не единственная: несколько ниже по течению остановились студенты педагогического университета, приехавшие изучать биосферу пещер, чуть дальше — лагерь тверской спелеогруппы “Аллигатор”. Ее члены намереваются в очередной раз расчистить ход в Капкан — крупную каменоломню, несомненно существующую, но давно закрытую оползнем. Впрочем, встретили мы на берегу не только коллег спелестологов, но и гражданское население: рыболовов, косарей, дачников-отдыхающих из числа обитателей расположенных на берегах деревень. Как оказалось, у аборигенов к своим подземным достопримечательностям отношение преимущественно настороженное, а то и негативное — многие мечтают “пещеры позасыпать, а туристов в милицию посдавать”. Примечательно, что на естественный вопрос: “Чем вам не угодили спелеотуристы?” вразумительного ответа никто из собеседников не дал — отделываются лишь общими фразами в духе: “их завалит, а нам (?) отвечать”… Полбеды, если бы такое отношение к пригородным пещерам было только у сельских мужиков — так нет! Спелестологии в нашей стране вообще долго не везло с признанием. Если спелеология с конца 50-х годов развивается, в общем, поступательно, то вот к хождениям в искусственные исторические подземелья, “официальное” отношение в разные годы менялось очень сильно. В сталинские годы массовые посещения пещер были вообще запрещены. Энтузиаст изучения среднерусских пещер И. Прокофьев писал в 1961 году о том, что полной карты пещер, расположенных близ станции Сьяново, в то время еще не существовало![15]. А Сьяны — самая знаменитая подмосковная спелеосистема, находящаяся чуть ли не в черте города! Вот так! Но все же с 1960-х годов наши катакомбы туристы начали интенсивно обживать. В первое время в подземных каменоломнях вполне легально проводили тренировки спелеологи (даже самого высокого класса), однако в годы застоя спелестология перешла на неформальное положение: власти ее существование не замечали, и лишь иногда, после аварийных случаев, засыпали входы в пещеры. Сейчас положение меняется. Летом 1997 года в той же Старице прошла I Всероссийская спелестологическая конференция (с участием гостей из Франции и Нидерландов), организованная РОСИ, выпускающим (правда мизерным тиражом) свое научное издание — “Спелестологический ежегодник”. В некоторые искусственные пещеры проводятся экскурсии… И все же опасливое отношение к ним со стороны местных властей остается. Трудно найти логику в таком подходе к интереснейшим природно-историческим памятникам. Стремление лишить пристанища бродяг? Но в подземельях их и не бывает — “асоциальным элементам” гораздо сытнее живется на вокзалах и в подвалах. Забота о безопасности спелестологов? Так ведь легально существуют гораздо более травмоопасные виды спорта. Риск попасть под обвал, например, куда выше в традиционных спелеологии или альпинизме. Единственная реальная угроза (особенно для самоуверенных новичков-“чайников”) — заблудиться под землей. Такие случаи происходят у нас редко, раз в год, и в роли спасателей часто выступают сами любители спелестологии, у иных “стаж” хождений под землю насчитывает несколько десятилетий… Разумеется, несчастные случаи в пещерах время от времени происходить будут, но запретить бывать в них, как теперь все убедились, невозможно. И незачем… Хорошая возможность отойти от обыденной городской жизни. Да и социальную роль, хотя бы в деле борьбы с гиподинамией и “романтикой подворотен”, спелестология, несомненно, сыграть может немалую. Тем более что занятия большинством экстремальных видов спорта обходятся дорого. Та же “вертикальная” спелеология или альпинизм — в сравнении с ними спелестология является просто верхом дешевизны и демократичности: не нужно сложного снаряжения и оборудования, дорога к каменоломням обходится гораздо дешевле, чем билеты на Кавказ или Памир… Физическая же нагрузка и в катакомбах изрядная — преодолевая шкуродеры или трещины, задействовать приходится буквально все группы мышц. В общем, да здравствует малая спелеология!

16. Всплывающие пещеры Тосны.

С точки зрения ортодоксального краеведа советской закалки, поселок Ульяновка, что в получасе езды от Питера, интересен в основном тем, что какое-то время был местом жительства А.И. Ульяновой-Елизаровой — старшей сестры Ленина. Однако нормальных туристов и пикничников (а их выходит из электричек на ближайшей станции Саблино немало, особенно в летние выходные дни) привлекает сюда не дом сестры вождя, а совсем другие исторические и природные объекты, являющиеся настоящей жемчужиной Ленинградской области. Каждая из сливающихся близ Ульяновки рек — Саблинка и Тосна — имеет по действующему водопаду. Хотя они и не слишком высокие, но “самые настоящие” и выглядят достаточно эффектно. Как, впрочем, и реки, текущие в необычно крутых каньонообразных берегах, как горные потоки Кавказа и Карелии. Особенно интересно идти вдоль поймы Тосны в холодное время года, когда на деревьях и кустарниках нет листвы: за петлями реки открываются то красные, то желтые, то полосатые утесы. Русло здесь прорезало путь в песчаниках, именно они придают берегам такой нарядный и необычный вид. И даже не слишком внимательный глаз увидит во многих местах берегового склона на разной высоте темные дыры — входы в знаменитые Саблинские пещеры. Относительно знаменитые, они известны далеко не всем питерцам. Хотя если говорить о российских пещерах-каменоломнях, то по популярности и известности Саблинские катакомбы могут посоперничать даже с подмосковными Сьянами, и туристов в них бывает много, и научные исследования здесь начались давно. Например, в 1920-х годах известный популяризатор зоологии В. Би-анки описывал обитающих там летучих мышей[16]. Расскажем об этих пещерах по порядку. Еще с Екатерининских времен в Санкт-Петербургской губернии интенсивно стало развиваться стекольное производство, в том числе изготовление знаменитого императорского хрусталя, над технологией которого немало работал М.В. Ломоносов. Сырьем для стекольных заводов, как известно, служит чистый кварцевый песок. В природе он встречается не только в россыпях, но и сцементировавшимся в песчаник. Его-то и ломали под землей в ближних и дальних окрестностях стекольных промыслов. В дело годилась далеко не любая разновидность этой породы, а только чистые сорта, с минимальным количеством примесей. Такой песчаник имеет чисто-белый цвет — в отличие от желтых и коричневых, насыщенных солями железа. Именно в местах его выходов закладывали штольни, ныне называемые Саблинскими пещерами. В настоящее время их известно четырнадцать — самого разного размера. Одна из самых протяженных и, пожалуй, самая известная среди них — Жемчужная, или, как говорят местные спелестологи, Жемчуга. Впрочем, все свои пять километров ходов она показывает не всем и не сразу… Знаю это по собственному опыту. В первый раз на тосненском берегу оказался я вдвоем с Таней Янчук. Мы прибыли на подземное празднование Нового года и, опередив друзей, стали искать подземелья самостоятельно. Вход в пещеру нашли сравнительно быстро, он здесь широкий и высокий, так что входить можно во весь рост. Через несколько шагов попали в обвальный зал, из которого расходилось несколько ходов. Все они были короткими и заканчивались тупиками… Довольно быстро, помня подмосковный опыт, сообразили сунуться в ведущий наклонно вниз узкий лаз и, проползя пару метров, оказались в… колонном зале. Саблинские разработки велись в основном камерно-столбовым способом, для разгрузки кровли оставлялись нетронутые “целики” породы — квадратные в сечении “столбы”, площадью в два-три квадратных метра. Подобные “колонники” в известняковых выработках мы уже описывали, но вот своды питерских пещер выглядят очень своеобразно: это не ровные потолки известняковых штолен, а купола. Полное ощущение, что находишься то ли в готическом соборе, то ли в подвале средневекового замка или терема (скажем, в Грановитой палате Кремля). Не менее любопытен и пол — под ногами почти везде мягкий песочек, обычных для большинства пещер камней с острыми углами почти нет. Ходишь, как по пляжу, — только солнца над головой не хватает. При этом интересно, что звуков такой пол не глушит — чужие шаги в песчаниковых пещерах слышны за десятки метров… Удивлялись мы не только новым для себя подземным “интерьерам”, но и тому, что не можем найти их продолжения: при-входовой колонник, в котором мы очутились, обошли по периметру, и безуспешно. И это при том, что карта пещер в руках была, и опыт хождений под землей имелся. Не знаю, сколько бы мы блуждали среди каменных стволов, если бы не подошли питерские коллеги, раскрывшие тайны саблинских подземелий. В Жемчужной нашим экскурсоводом стал Илья Агапов. Начал он с того, что подвел к углу колонного зала, там где пол почти сливался с потолком, и указал на узкий лаз между двух каменных столбов. Ползти по песку — одно удовольствие, и через несколько метров мы попадаем в новый зал с колоннами и высокими сводами, затем очередной полузавал… В конце концов выходим в… Могильный зал! Почти в центре — захоронение спелеолога. Но не простого, а Белого! Вообще-то Белый Спелеолог — это бессмертный Хранитель Подземли, своеобразный бог любителей пещер. В него верят (или делают вид, что верят) спелеологи во всех регионах СНГ[17]. Однако устраивают “могилы” Белого почти исключительно в подземельях Ленинградской области. Выглядят они как настоящие православные захоронения: небольшой холмик из песка или камней, увенчанный самым настоящим крестом (обычно “приватизированным” на ближайшей кладбищенской помойке и не без труда затащенным под землю). Такая “могила” есть практически в каждой более-менее протяженной тосненской полости, хотя, казалось бы, персонаж этот существует в единственном лице. Впрочем, служат “могилы” скорее алтарями: на холмиках по традиции оставляют Подземному Хозяину дары. Обычно это мелкие вещицы, из тех, что могут пригодиться под землей: лампочки и элементы питания, спички, иногда сигареты. Поверья категорически запрещают класть бракованные и использованные вещи, а также забирать что-либо (конечно речь не идет об аварийной ситуации). В Жемчугах рядом с могилой лежит и традиционный для разветвленных пещер журнал, в нем отмечаются все прибывшие в пещеру и покинувшие ее группы, да и просто пишутся послания “братьям по крови”… Не следует думать, что спелестологи такие уж духовно возвышенные (тем более, суеверные) люди. Буквально в трех метрах от захоронения, в тупичке, имеется огромная мусорная куча из пустых пластиковых бутылок, пакетов, консервных банок… Правда, по сравнению с подмосковными, замусорены Саблинские пещеры все же гораздо меньше, немного здесь и настенно-насводных автографов. Думаю, впрочем, что это следствие не столько культурного уровня посещающих пещеры людей, сколько особенностей песчаника, его верхние слои легко осыпаются, так что надписи на них долго не держатся. Из традиционных для катакомб украшений встречаются во множестве только всевозможные… дорожные знаки и уличные указатели! Не знаю, как отнесутся к этим строкам работники нашей доблестной милиции, но из песен слов не выкинешь: среди спелестологов (не только питерских) считается хорошим тоном, “свинтив” где-либо табличку, вмонтировать ее в стену штрека или зала. Да не просто так, а со смыслом: у начала наглухо заваленного хода стоит знак “Тупик”, а там, где уже целое поколение спелеров пытается раскопать завал, — “Осторожно — дорожные работы”. Однако продолжим нашу экскурсию. Пройдя немного уходящим от Могильного зала проходом, замечаем, что под ногами начинает хлюпать, сверху срываются капли, а чуть дальше со сводов текут целые ручейки. Вода питьевая, и кое-где под капелью стоят общественные чайники: многие группы запасаются примусами и газовыми горелками и не выходят на поверхность по нескольку дней. Интересно, что на сводах успели вырасти самые настоящие кальцитовые сталактиты, правда, не длинные, в лучшем случае с сигарету. По мнению знатока Тосненского каньона кандидата геолого-минералогических наук Н.А. Натальина, интенсивное образование каменных сосулек началось относительно недавно, после второй мировой войны. Известно, что этот район обстреливала немецкая артиллерия, и вызванные разрывом снарядов обрушения могли способствовать возникновению “водокапов”[18]. Сталактиты известны во многих искусственных пещерах, а вот образующийся под некоторыми капельниками пещерный жемчуг можно отнести к уникальным образованиям. Эти кальцитовые шарики и в естественных пещерах редко встречаются, а уж находка их в здешних выработках в 1960-х годах вызвала в среде геологов маленькую сенсацию. Кстати, именно тогда получила спелеосистема свое название Жемчужная. Вообще, гидрологический режим тосненских пещер меняется очень сильно. Некоторые их участки полностью затоплены, так что образовались подземные озера. Очень эффектные: представьте себе выходящие из воды уже описанные каменные столбы-колонны с гулкими арчатыми сводами над ними! Причем в этом “каменном лесу” можно даже плавать на лодке (и плавают!) — глубина во многих местах “акватории” превышает метр. Но главная их особенность в другом. Наглядно она проявилась, когда мы, нырнув в очередной лаз, словно по детской горке съехали вниз и попали в очередной “колонник”. В точности похожий на уже виденные, он был расположен метров на шесть ниже той части пещер, где мы только что находились! В чем дело? Может быть, мы попали на нижний ярус, разрабатывавшийся параллельно? Идущий первым Агапов объясняет, что это более молодая часть пещер, разработки здесь позже велись, вот и все. Обратили внимание, что песчаник вокруг нас желтый. А ведь каменоломни закладывались в белых слоях… Дело в том, что порода эта имеет интересную особенность: при контакте с воздухом цементирующий песчинки раствор легко разрушается. Здешние историки говорят, что в кусках добытый песчаник доставляли только до входов из ломок, а затем он без всяких дробилок быстро превращался в обычный песок, который и отгружали на стекольные заводы. Такое свойство окружающих пород приводит к тому, что полости в них медленно “всплывают”: со сводов постоянно сыпется песок, но падает он на дно, так что общая высота пещер часто почти не меняется, и даже вид залов сохраняется прежним. Наглядный пример известного геологам “гравитационного дрейфа”. Впрочем, не всегда этот процесс протекает плавно и незаметно. В этом нам ночью пришлось убедиться на собственном опыте. Забравшись в поставленную неподалеку от Могильного зала палатку, отключились мы после насыщенного дня быстро, но среди ночи были разбужены дикими воплями. Сбросив остатки сна, осознали, что звуки издает спелеокот (это упитанное животное появилось в Жемчужной уже давно, освоилось в подземельях, подкармливается туристами, и менять прописку не собирается). Не успели удивиться кошачьим воплям, как раздались два гулких удара, явно вызванных падением каких-то масс на песчаное дно пещер. А что еще может падать, как не глыбы со сводов? Искать место обвала мы и не пытались, явно он случился на порядочном расстоянии от нашего лагеря (о способности песчаника проводить звук уже говорилось). Хотя, понятно, что спали мы после случившегося весьма чутко и настороженно, время от времени просыпаясь и выглядывая посмотреть на вновь уснувшего у палатки кота. Потом его спокойствие передавалось и нам… Рассказ о ночном происшествии впоследствии вызвал интерес питерских спелестологов. Обсуждая его, кто-то вспомнил, как с потолка неожиданно свалилась глыба прямо на присевших вокруг примуса пещерников: в результате один из них получил легкую травму руки, а готовившаяся еда оказалась изрядно приправленной песочком… Впрочем, крупные куски песчаника падают все же очень редко, вот песочек со сводов сыпется почти постоянно. Идущий по пещерам человек этого пескопада не замечает, но шуршание его по крыше палатки ночью слышно очень хорошо. Да и оставленные в залах вещи, вроде рюкзаков или сменной одежды, уже через несколько часов песчинок набирают изрядное количество. В конце концов своды полостей достигают… нет, сначала не земной поверхности, а слоя известняка, залегающего над песчаником, — местные пещерники его называют “бут”. Издавна эту породу также разрабатывали на берегах Тосны на бутовый камень, использовавшийся, например, для фундаментов, хотя, видимо, добывали его в меньших масштабах, чем песчаник. Здешние известняки довольно трещиноватые и хрупкие, так что когда пещера их достигает, ее гравитационный дрейф не прекращается, но вид в известняковом слое получающиеся вторичные пещеры приобретают уже совсем другой: со сводов сыпятся солидных размеров глыбы, укладывающиеся на дно очень неплотно. При этом свободный объем полости уменьшается, между полом и потолком остается совсем небольшое пространство, передвигаться по которому приходится обычно уже на четвереньках или ползком, лавируя между каменных глыб. Один из таких участков получил название Трамвай. Ассоциация совершенно ясная, чувствует себя здесь спелестолог примерно также, как пассажир в набитом вагоне общественного транспорта… Что же будет с пещерами, когда они “пройдут” и известняки? Полости вскроются и тут же “захлопнутся”: в них обрушатся рыхлые четвертичные отложения — песок и глина, и в итоге о пещерах будут напоминать лишь расположенные в шахматном порядке ямы и рвы на поверхности полей Постепенно оплывут и они… Пока до этого еще далеко, все же геологические процессы (пусть и спровоцированные человеком) идут медленно, и Саблинские пещеры будут существовать еще многие десятилетия (если не столетия). Хотя отдельные провалы на коренных берегах уже появились. …На другом берегу реки также находятся песчаниковые выработки. Самая загадочная из левобережных пещер — Трехглазка (или Трехглазая). На первый взгляд это одна из многих каменоломен Тосненского каньона, получившая название из-за трех больших входов, “смотрящих” на реку. С точки зрения спортивной она ничем не интересна: небольшой коридор с несколькими ответвлениями — вот и все. То ли ее штреки служили разведочным целям, то ли добыча здесь по каким-то причинам была остановлена… Так считалось, пока кто-то из питерских спелестологов не обратил внимание на странные шатрообразные расширения на сводах, — их три, находятся в разных местах пещеры, довольно далеко друг от друга. От верхних точек этих “куполов” в каменных стенах штреков прорезаны неглубокие бороздки — словно для неких дверных коробок, когда-то перекрывавших ход. Однако ясно, что никаких створок здесь не было. Если разгрести обычный в Саблинских пещерах песок на лотке, то точно под “куполами” станут заметны вырезанные в камне квадратного сечения углубления, более всего напоминающие колодцы, доверху засыпанные песком. Таковыми они на самом деле и являются. Согласно романтической версии некоторых питерских спелестологов[19], под Трехглазкой проходит один из легендарных трансконтинентальных тоннелей, устроенных будто бы в незапамятные времена под всей Россией[20]. Залегает эта суперпещера ниже уровня Тосны, колодцы же предназначались для выемки породы при прокладке стратегического хода. Для конспирации они были размещены в замаскированной под обычную каменоломню пещере, истинное назначение которой знали немногие… Стоит ли говорить, что многие пещерники пытались расчистить вертикальные ходы, но в тоннель никто не попал… Осмотрев Трехглазку, мы разговорились с Ю.Л. Палишевым — увлеченным спелестологом, много делающим для поиска и изучения тосненских искусственных пещер. Увы, в данном случае он “спустил с небес на землю”: вся Трехглазка — это разведочная, пробная каменоломня, заложенная с единственной целью: посмотреть, есть здесь белый песчаник для стекольного производства или нет. Той же цели: узнать, что внизу за порода, — служили и колодцы. Один удалось расчистить, он оказался не такой уж глубокий, на дне следы от бура. Никакой тайны здесь нет. А вертикальные канавки на стенах — это следы бурового станка, как бы для компенсации реактивного момента, проще говоря, чтобы не вертелся… Вместе с Юрием Леонидовичем отправляемся в еще одну катакомбу, расположенную почти напротив Жемчужной и соперничающую с нею по протяженности и популярности, — Помойку. Впрочем, у пещеры есть более благозвучное название: Левобережная. Когда несколько лет назад вход в пещеру благоустроили и закрыли для свободного доступа, превратив ее, таким образом, в экскурсионный объект, именно оно стало “официальным”, хотя спелестологи все равно называют ее по-своему Левобережная-Помойка имеет много общего с Жемчугами (как и с другими рукотворными пещерами Тосны), но выглядит, пожалуй, более грандиозно и интересно. Возможно это субъективное ощущение — ведь гидом в ней был большой энтузиаст и знаток ленинградских пещер, отлично понимающий, на что следует обратить внимание гостей. Длинные и прямые коридоры, встречающиеся во многих пещерах, на которые обычно не обращают внимания, по мнению Палишева, разведочные штреки, как и в Трехглазке. Их прокладывали в первую очередь, чтобы посмотреть, имеется ли в данном месте качественный песчаник или нет. Если результаты разведки были благоприятны, начиналась собственно добыча. Штрек расширяли в стороны, что приводило к появлению колонного зала. Многие из таких в Левобережной затоплены и превратились в подземные озера. Особенно эффектно одно: в нем наряду с каменными цельными столбами из воды торчат дубовые крепи, что для здешних пещер редкость (спелеошутники поставили рядом табличку “Лесопарк: рубка деревьев запрещена!”). Еще одна достопримечательность — зал, в центре которого стоят “Два брата спелеолога”: нерукотворная композиция из огромных каменных глыб, которой позавидовал бы любой скульптор-авангардист. А вот искусственные добавления к подземным пейзажам меня не впечатлили: в одной части пещеры ее нынешние хозяева украсили стены копиями наскальных рисунков времен каменного века знаменитой Каповой пещеры. Хотя перерисованы они и старательно, воспринимаются совсем иначе, чем настоящие. И уж совсем нелепо выглядит композиция с манекенами, изображающими “лагерь пещерных людей”. Вряд ли в пещере-каменоломне, являющейся памятником прежде всего труду горняков, такие вещи смотрятся органично… Вообще, мнения о “закрытии” и “окультуривании” Левобережной высказываются в среде спелестологов самые разные. Горячие дискуссии не утихают уже пять лет. Отчасти повод для критики дали сами создатели “подземного музея”, в первое время допустившие несколько накладок: например вход в пещеру сначала был закрыт глухой железной дверью, что вызвало нарушения в циркуляции воздуха и обрекло на голодную смерть летучих мышей (сейчас ситуацию исправили, поставив на входе решетки). Главная же причина волнений — не явится ли Левобережная первой ласточкой, не закроют ли постепенно и другие пещеры? Скажу свое мнение: оборудовать для туристов одну из Саблинских пещер стоило. Посмотреть на Мир Подземли интересно и полезно многим, но далеко не все хотят и могут делать это самостоятельно: то есть ползком и с фонариком. Да и сохранность ее как памятника истории и культуры таким образом обеспечивается гораздо лучше: мусора в пещере не стало, знающие люди обеспечивают в ней необходимый гидрологический режим и следят за состоянием стен и сводов… Тем более, что действующий руководитель музея-заповедника (или, по определению метких на язык спелестологов, “начальник помойки”) Н.А. Натальин — человек в своем деле разбирающийся: кандидат геолого-минералогических наук, краевед, серьезно изучающий природу и историю Тосненского каньона. Другое дело, что ни в коем случае нельзя закрывать для свободного доступа все здешние пещеры. Хотя бы потому, что вокруг них сформировалось “поземное братство” уникальная общность самодеятельных исследователей, уже десятки лет занимающихся серьезной поисковой и научной работой, исключительно по собственной воле, без какой-либо поддержки и направления со стороны государства. Чтобы понять, как преданы своему увлечению энтузиасты, давайте пройдем вдоль реки. Немного выше Жемчужной, почти в пойме, бросается в глаза арчатый вход в подземелье, на удивление “молодо” выглядящий. Первое впечатление не обманывает: прорубленному в горе штреку высотой в рост человека всего несколько лет. Это работа нашего современника, все того же Палишева. Юрий Леонидович говорит, что занимался проходкой два года, приезжая на берег реки по выходным, и в конце концов настойчивость была вознаграждена: более чем трехметровый ход вышел в старинную подземную каменоломню! Труд просто фантастический: у песчаника только самый верхний слой, контактирующий с воздухом, рыхлый, в глубине же массива порода эта по твердости мало отличается от гранита, при ударах искры сыплются… Но и результат соответствующий. В Левобережной энтузиаст продолбил еще более чем десятиметровый ход. И надо сказать, что поле для открытий на берегах Тосны и Саблинки еще не просто большое, а громадное: питерский спелестолог П. Мирошниченко приводит любопытные расчеты[21]: за время существования местных стеклозаводов для нужд производства было вынуто столько породы, что должны были образоваться полости суммарной длиной более… 160 километров! Общая же протяженность всех известных пещер не дотягивает и до двадцати… То есть можно считать, что сегодня известно около десяти процентов всех Саблинских пещер, остальные еще ждут своих первооотрывателей.

17. Как ломали тарусский мрамор.

Много уже было сказано о той пользе, что приносит спелестология современному обществу: здесь и научные исследования, и сохранение исторического наследия, и даже воспитание коллективизма… Все это, разумеется, чистая правда, но не вся! Если уж быть до конца честным, то под землю спелеотуристы, спелестологи и просто случайные люди забираются прежде всего за романтикой. Еще точнее — за острыми ощущениями. Однако вырубались искусственные пещеры вовсе не для того, чтобы урбанизированные потомки могли восполнить нехватку адреналина. Между тем путешествуя по заброшенным, “оприроднившимся” подземным каменоломням, то есть перебираясь через обвалившиеся со сводов глыбы и протискиваясь через прокопанные самими подземными сталкерами в “отработке” ходы-шкуродеры, искатели приключений часто не воспринимают окружающие подземные пейзажи как рукотворные. Только на стоянках и “перекурах” обычно находится кто-то, вспоминающий вдруг о том, что было время, когда в это самое место люди приходили не для того, чтобы наслаждаться “подземной сказкой”, а работать. Тут “экстремалы” вдруг осознают свое ничтожество перед недавними предками и задумываются: как смогли те без динамита и землеройной техники, даже без электрического света, вырубить все эти многокилометровые лабиринты. И непохоже, чтобы на добыче камня были заняты каторжники. Масштабы ее были поистине огромны, на все российские каменоломни просто не хватило бы узников! С первой экспедиции меня, как и моих товарищей, также весьма заинтересовало: как же добывался под землей камень, что представляли собой действующие подземные каменоломни, кто и по каким мотивам трудился в них? Ответить на подобные вопросы оказалось не просто нелегко, а очень трудно. В исторической литературе сколько угодно материала о развитии, скажем, путей сообщения, железоделательной промышленности, сельскохозяйственном производстве, в конце концов, о кустарных промыслах типа бондарных и ложкарных, но вот про разработки “нерудных ископаемых” если и говорится, то скупо и скороговоркой. Мало помогла и работа в архивах. Там в лучшем случае удавалось найти статистические данные о количестве добытого камня и местонахождении крупнейших ломок (с точностью до уезда!), без всяких подробностей. Даже с родным для меня спелестологическим районом — средней Окой (в границах Калужской, Тульской, Московской областей) разобраться оказалось непросто. Разработки мраморовидного известняка (по ближайшему к ломкам населенному пункту его именовали тарусским, кванским, кольцовским мрамором) прекратились здесь в середине XX века (калужским мрамором облицованы некоторые станции Московского метро), а начались в незапамятные времена (нам попадались предельно разрушенные выработки, возраст которых явно не менее полутора сотен лет). Да и каменоломни были разные: в некоторых из них добыча велась эпизодически, небольшими артелями деревенских мужиков, другие же представляли собой крупные предприятия, с числом работников в сотни человек… Постепенно картина труда в подземных каменоломнях все же стала проясняться, по крайней мере относительно недавнего периода: с конца XIX до 20-х годов XX века (в последующие годы камень в основном ломали открытым способом, с помощью динамита). Отчасти помогли беседы со старожилами расположенных рядом с разработками мрамора сел и деревень, отчасти редкие архивные документы. Что же удалось узнать?.. Обычно разработки начинались с того, что на береговом обрыве находили выходы делового камня. Известняк, как вы помните, — это окаменевший ил древних морей, в основном состоявший из раковин микроскопических организмов. Видовой состав их сильно варьировал, менялась и скорость осадконакопления, в некоторых случаях известняк попадал под горное давление и частично перекристаллизовывался (в результате последнего процесса образуется мрамор). Все это приводит к тому, что свойства данной породы в разных слоях и даже разных местах одного пласта меняются очень сильно. Для строительных целей требовались особые сорта камня — не слишком ломкие, не трещиноватые, легко принимающие полировку… Каменотесам приходилось искать, а затем выбирать лишь узкие деловые пласты. Начинали у поверхности, но потребность в камне была большая, расширять ломки долго вдоль берега обычно не удавалось, и волей-неволей в погоне за качественным стройматериалом требовалось уходить под землю. Казалось бы, на месте выработок должны образовываться огромные залы, а не запутанные лабиринты, но это лишь на первый взгляд. Прочность известняка весьма ограничена и своды полостей большой площади неминуемо бы рухнули, похоронив и горняков… Однако те своевременно заботились о разгрузке кровли. Чаще всего применяли такой способ: по мере удаления забоев от берега оставляли лишь коридоры шириной около двух метров для прохода к месту работы и транспортировки готовой продукции. Стены их в большинстве случаев выложены из крупных кусков прочного известняка. Специально для этой цели камень обычно не ломали, а использовали брак. Дополнительно своды штреков подпирались дубовыми крепями, обычно конструкция имела П-образный вид. В особо проблемных местах (скажем в местах выходов глин) устраивали деревянный потолок из горизонтальных бревен, лежащих краями на верхних камнях стеновой кладки. Оставшееся выработанное пространство забрасывали негодным для реализации материалом: глиной из встреченных в процессе добычи “карманов”, крупными и мелкими обломками из неделовых слоев… На языке современных спелестологов все это называется отработкой. Штреки вели к забоям, возле которых оставлялись более-менее просторные рабочие площадки. Впрочем, нередко и здесь своды дополнительно разгружали каменными или дубовыми столбами. Практически все залы разрабатывавшихся по такой схеме подземных каменоломен выглядят так: дальняя от берега стена образована монолитной породой со следами инструментов — она и является забоем, а противоположная часть заполнена отработкой — между ними, в лучшем случае, несколько метров свободного пространства. Вышеописанный метод разработки известняков весьма распространен в средней полосе России и особенно характерен для Оки, но применялись и другие. Скажем, в некоторых случаях (возможно когда порода была монолитной и почти весь камень мог быть пущен в дело) каменотесы для разгрузки сводов не ставили специальных опор, а оставляли “целики”. В результате получались колонные залы: обширные полости, заполненные расположенными в шахматном порядке столбами нетронутой породы. Казалось бы, какой способ ни применяй — в плане подземные каменоломни всегда должны иметь очень простые очертания, а площадь выработок по форме приближаться к прямоугольнику. На деле, однако, такие “правильные” пещеры очень редки. Обычно лабиринты на месте бывших каменоломен чрезвычайно запутаны, а схемы их довольно сложны. Главная тому причина — неоднородность породы. В прошлом серьезного геологического обеспечения работ не проводилось, вот и вынуждены были горняки полагаться на опыт, интуицию и везение: наткнулись на слой делового камня — и разрабатывают его сколько возможно. Пошел материал некачественный (мягкий или трещиноватый) — добычу в этом направлении прекращают и поворачивают в сторону. Надо учесть и то, что ориентироваться под землей не просто, и маркшейдеров — специалистов по подземной геодезии — в штате каменотесных заводов[22] почти никогда не было, особенно в случае мелких артельных разработок. Сомневаюсь, что компасы у горняков имелись! Последние обстоятельства приводили к тому, что часто подземелья непреднамеренно искривлялись. Вернемся в Поочье. У посетителей каменоломен всегда возникает вопрос: с помощью каких инструментов ломали довольно твердый мраморовидный известняк? Ответить на него помогают следы на стенах подземелий. Так, практически везде на сводах видны острые и длинные углубления — вероятно их оставили клинья, забиваемые между слоями камня. С боков монолиты, судя по всему, подрубали теми же клиньями, а также кайлами. Однажды при рытье через отработку хода мы нашли два таких инструмента, по неизвестной причине попавших в отвалы. Однако использование “ударных” инструментов разработчики явно старались свести к минимуму. При ударах всегда есть риск, что трещина пойдет совсем не в том месте, где требуется. Чтобы избежать этого, после подготовки рабочей (“свободной”) поверхности в монолите камень по контуру отделяемого блока… пилили. В буквальном смысле слова. Об этом говорят многие старожилы, хотя, на первый взгляд, поверить в это трудно. Мраморизированный известняк и современным победитовым инструментам поддается с трудом. Как-то мне потребовалось отпилить пятисантиметровый кусочек этой породы, так я почти полчаса водил ножовкой по металлу… Однако в прошлом пилы были не совсем обычными. По воспоминаниям и свидетельствам старых документов, использовались инструменты, похожие на двуручные пилы, но… без зубьев! В распил, между такой “пилой” и камнем, постоянно подсыпали якобы мокрый речной песок, он и перетирал камень. Вполне возможно, что так и было, однако применяли и пилы другого типа. …Долгое время мы не могли понять, какой инструмент оставил на стенах бывших каменоломен ряды треугольных зубцов? Подозревали широкие треугольные клинья, однако разгадка пришла неожиданно: когда мне пришлось распилить толстую доску ножовкой с крупными зубьями, причем часть их была выломана. Я получил на срезе точно такие же следы. Стало ясно, что каменотесы использовали пилы с очень крупными и редкими треугольными зубьями, со стороной каждого сантиметров в пять. Интересно, что следы таких пил приходилось видеть исключительно в окских каменоломнях, а вот в пещерах ближнего Подмосковье ряды треугольников на камнях никогда не замечал. Надпилив камень, по контуру, его аккуратно скалывали и получали, таким образом, заготовку будущей плиты. Размер и форма блоков были самыми разными — это определялось требованиями рынка или конкретных заказчиков. В Поочье, судя по невывезенным по какой-то причине и брошенным в штреках и на берегу блокам, вырубались в основном каменные параллелепипеды размером примерно 30 х 30 х 100 сантиметров и квадратные плиты толщиной сантиметров в десять и площадью около половины квадратного метра. Я даю лишь порядок величин, строгих стандартов на готовую продукцию не было и размеры камней, как уже говорилось, варьировали. Возникает еще вопрос (привыкшие к ровному свету электрических и ацетиленовых фонарей современники обычно про него вспоминают не сразу): как горняки освещали рабочее место? Ответ есть точный: в описываемый нами период в Окских каменоломнях использовались керосиновые лампы без стекла. Внешне они похожи на консервные баночки из-под паштета. Сбоку была приклепана ручка, примерно как в подстаканнике, а сверху имелась латунная горелка с фитильком, длину которого можно регулировать. Такие светильники нам приходилось находить в пещерах, упоминается о них и в литературе. Свет они давали относительно яркий, но направленный как вперед, так и в глаза горняку. По технологии заготовку мало отделить от монолита, ее надо вытащить. Для начала дотащить до поверхности. Все деревенские предания утверждают, что каменные глыбы, обвязав веревками, транспортировали (на тележках или салазках) с помощью конной тяги. Туристу, привыкшему передвигаться по штрекам пригнув голову, это может показаться невероятным, но не надо забывать, что ходы в прошлом были немного выше, так как современные крепи истлели и своды легли на камни забутовки. С другой стороны, от знающих спелестологов я слышал, что во второй половине XIX века под Москвой существовал конезавод, где специально для работы в шахтах и штольнях разводили пони. Документально мне подтвердить это не удалось, но, исходя из того, что потребность в подобной специализированной тягловой силе была повсеместно и потенциальный рынок был очень большим, версия выглядит вполне логичной… И все же в большинстве случаев использовался ручной труд. При этом, если штрек был прямым, использовали устанавливаемый у входа ворот — лебедку с вертикальной осью вращения. В морозное время оставлять с таким трудом добытый камень на поверхности было нельзя. Насыщенный влагой, он неминуемо бы растрескался. Поэтому в тех ломках, где добыча велась круглый год, штреки выводили не сразу на “улицу”, а в балаганы, так называли своеобразные сараи или ангары, поставленные на береговой террасе. В них заготовки сушились, затем им придавали окончательную форму, шлифовали (так же с помощью мокрого речного песка), и на этом производственный цикл завершался. Плиты теперь нужно было отгрузить потребителю. Зимой их вывозили на подводах, но гужевой транспорт был относительно дорог, а потому разработки в большинстве случаев велись у большой реки, чтобы использовать более рентабельный водный транспорт — баржи на бурлацкой тяге. И здесь возникала одна проблема: как спустить тяжелые камни с крутого берега? В принципе во всех известных мне окских местах подземных разработок можно найти следы старых дорог. Либо серпантином, либо по очень пологой диагонали поднимавшиеся к террасам с балаганами, но вполне пригодные для транспортировки блоков. Некоторые краеведы свидетельствуют, что спускали их на деревянных катках, обвязав веревками, причем нередко камни срывались, ломались при падении и превращались в брак. Действительно, отесанные плиты обычно валяются в пойме под входами в пещеры и могут служить даже важным признаком при их поиске. Документальных свидетельств такого метода мне найти не удалось, а многие старожилы повествуют о другом способе решения задачи. По их словам, от балаганов к речным пристаням были построены своеобразные эстакады — деревянные желоба на опорах, по которым и скользили каменные блоки. Один из наших информаторов, живущий близ Кольцовских пещер, рассказал о еще более диковинном техническом ухищрении. Над балаганами, на коренном берегу, был устроен специальный пруд со сливом. Когда известняковые плиты помещали на желоб, из пруда пускали воду — и так, на гидросмазке, камни и скользили вниз… Человеку с техническим образованием такая методика представляется неправдоподобной. С точки зрения физики камень и под действием силы тяжести должен скользить по желобу прекрасно, усилия скорее необходимы для его удержания… Возможно, функция воды была в другом: она предохраняла деревянный “монорельс” от быстрого истирания. Утверждать, действительно ли разработчиками применялась столь оригинальная транспортно-погрузочная система, не берусь. Замечу лишь, что ломки обычно устраивались не в любом месте берега, а близ крупного ручья или речушки (по крайней мере это верно для Средней Оки и Верхней Волги). Можно предположить, что такое расположение позволяло подавать необходимую для многих операций воду самотеком, а не поднимать ее снизу. Здесь требуются архивные изыскания: если информация подтвердится, она стала бы лишним доказательством того, что русские и в прошлом рассчитывали не только на “эх, ухнем”[23]. Бесспорно, труд рабочих в каменоломнях, несмотря на все ухищрения, был тяжелым, и ценился соответственно. Часто нанимались в каменотесы не на всю жизнь, а временно — подработать, скопить на обзаведение. В конце XIX и начале XX века одними из крупнейших в среднем течении Оки были каменоломни Губонина и Филатьева. Располагались они рядом, на Улайской горе, в границах нынешней Тульской области. Предприятия были относительно молодыми и развивались стремительно. На основанной в 1870-х годах купцом Губониным каменоломне уже через 17 лет было занято 180 рабочих, добывших 17000 аршин (вероятно квадратных. — А.П.) плит на 3400 рублей[24]. Через десять лет предприятие еще более расширилось. В 1892 году корреспондент “Калужских Губернских Ведомостей” довольно подробно описал условия труда и быта горняков. Привожу здесь эту заметку[25] почти полностью: “В окрестностях города Тарусы добывается преимущественно крепкий камень, известный в Москве и других городах под названием “Тарусского мрамора”. В каменоломнях Губонина ломается сорт камня под названием “столовый”, который при полировке имеет темно-желтый цвет, а у Филатьева вырабатывается сорт камня под названием “московский”, при полировке имеющий мутно-сероватый цвет. В последнее время в окрестностях Тарусы разработка камня все более и более развивается. Независимо от некоторых мелких промышленников на каменоломнях Губонина и Филатьева добывается камня по несколько сот тысяч квадратных аршин и работают несколько сот рабочих. Рабочие разделяются на четыре разряда: ровщиков, пильщиков, терщиков и каменотесов. Все рабочие содержатся на своих харчах, которые получают из конторских лавок, при этом харчи обходятся рабочему от 7 до 9 руб. в месяц. Самая трудная работа исполняется ровщиками, работающими внутри горы. Заработки ровщиков колеблются от 0 до 50 руб. в месяц, иногда по несколь-ку недель идет в рядах ломаный камень, за выборку которого ров-щики не получают ничего, так как работают с аршина годного камня. В таких случаях ровщики проедаются и остаются без заработка, входят в долги к хозяевам. Но за то при цельных слоях камня ровщики имеют легкий и хороший заработок. Пильщики при сдельной работе от 3 до 4 руб. за тысячу квадратных вершков зарабатывают в неделю от 3 до 5 р. Терщики в большинстве случаев невзрослые, зарабатывают в неделю от 2 р. 50 к. до 3 р. Заработок каменотесов считается с квадратного аршина и достигает 20 и 30 р. в месяц. Добываемый камень летом отправляют на баржах по р. Оке, а зимой на лошадях до ст. Иваново Московско-Курской железной дороги. Местом сбыта служит Москва и другие большие города. Работы на каменоломнях продолжаются круглый год, зимой камень для предохранения от разрыва морозами сушится в сушилках. Внутри горы, во рвах, работы производятся при керосиновом освещении в жестянках без стекла. Воздух постоянно спертый, пропитан сыростью, гарью и копотью, вследствие этого рабочие, главным образом ровщики, всегда бывают закопченными и вымазанными в ламповую сажу. Для постороннего наблюдателя работы в горе, во рвах, представляются опасными для находящихся там людей. В коридорах и площадках потолки поддерживаются плохо сложенными каменными устоями, на которые положены тонкие жерди. В широком пространстве между жердями в потолках заметны трещины с висящими большими камнями, держащимися только деревянными клиньями. Несмотря на кажущуюся опасность при раскопках бывает мало случаев обвалов потолка и ушибов людей. Пильщики, терщики и каменотесы работают летом под шатрами на воздухе, а зимою в балаганах, имеющих для вывозки камня плохо затворяющиеся ворота, в щели которых постоянно дует ветер и обдает рабочих сыростью и холодом. На полу постоянно грязь, мокрый песок и лед, так как при распилении камня с песком употребляется вода. Несмотря на постоянную топку балаганных печей, внизу всегда чувствуется холод, а вверху страшная жара. В этих же балаганах, как нам пришлось наблюдать в прошлую зиму, в каменоломнях Губонина помещаются не только столовые, но и спальни, так что рабочим среди грязи и сырости от пильной работы и каменной пыли от каменотесной приходится обедать, ужинать и спать. Для спанья рабочих в балагане наверху устроены хоры. В балаганах же Филатьева имеются отдельные столовая и спальня; при всем этом, однако, несмотря на зимнюю неприглядную в гигиеническом отношении обстановку рабочих, среди них замечается мало заболеваний. Горожанин”. Для того чтобы читатели могли оценить заработки, напомню, что рубль котировался в то время высоко, например корова стоила около десяти рублей….Содержание.I.Т.Н.I.Г.У.О.К.С.Т.П.П.К.I.М.У.П.П.В.К.I.П.П.Р.К.К.К.V.Ч.П.М.К.П.

Единоверческий приход в Михайловской Cлободе

На древней и богатой православными святынями Подмосковной земле находится самый многочисленный на сегодняшний день единоверческий приход Русской Православной Церкви — община храма Архангела Михаила села Михайловская Слобода. Прежде чем начать повествование о самом храме, скажем несколько слов о Единоверии. Единоверие получило официальный статус в Русской Православной Церкви 27 октября 1800 г. В этот день император Павел I удовлетворил прошение московских старообрядцев о даровании им законного священства от Русской Православной Церкви с дозволением продолжать богослужения по книгам, которые использовались при первых пяти Всероссийских Патриархах. Церковь и высочайшая власть благословили употребление дореформенных обрядов в бывших ранее старообрядческими общинах, которые стали именоваться единоверческими. Московский митрополит Платон (Левшин) составил примечания к прошению старообрядцев о присоединении к Матери-Церкви, которые получили наименование Правил Единоверия. Само понятие «Единоверие» также было введено в обиход митрополитом Платоном. Он же предложил не называть присоединившихся к Церкви старообрядцами, ибо по его словам, в Церкви ничего нового и нет и нет новообрядцев, а называть их соединенцами или единоверцами. Первый единоверческий епископ священномученик Симон Охтенский (прославлен Русской Православной Церковью в лике святых в 2000 г.), чья архиерейская хиротония была совершена святителем Тихоном, Патриархом Всероссийским, ровно 90 лет назад, дал Единоверию следующее определение: Это есть совокупность приходов Русской Церкви, единых с ней по вере, но разнствующих от нее в обряде. Единоверие есть отдел старообрядчества, допущенный на основании единства в вере в общение с Российской Церковью… Единоверие есть примиренное с Русской и Вселенской Церковью старообрядчество. Первые страницы истории единоверческого храма Архангела Михаила Впервые храм Архангела Михаила упоминается в Писцовой книге за 1627 г. В то время церковь была деревянная клетцки, а в церкви образы, и книги, и свечи и на колокольнице колокола и всякое строение приходных людей. В 1679 г. деревянная церковь Архангела Михаила сгорела, и уже в следующем году на ее месте построили новую, тоже деревянную. А в 1687 г. заложили кирпичную церковь, строительство которой завершили в 1689 г. Об этом свидетельствует надпись, выполненная на закладной белокаменной доске, и ныне расположенной у южного входа в храм: Лета 7195 зачата бысть св. церковь строить при Державе Великих Государей царей и Великих князей Иоанна Алексеевича и Петра Алексеевича всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержцев. По благословению Великаго Господина Святейшего Иоакима Патриарха Московскаго и всея России. Совершена в лето 7197 июля в 21 день тщанием и радением всечестныя Игумении Пелагеи Константинны. Обращение храма Архангела Михаила в единоверческий Церковный раскол середины XVII столетия стал величайшей трагедией для всего русского народа. Его последствия очень тяжело переживали и жители села Михайловская Слобода, а также деревень Чулково, Кулаково и Дурнихи, составлявших приход храма Архангела Михаила, ибо большинство из них осталось приверженцами старых обрядов. После учреждения Единоверия в 1800 г. среди крестьян Михайловской Слободы и соседних деревень возникло движение к воссоединению с Русской Православной Церковью при условии сохранения им старых обрядов. Видя отеческое отношение митрополита Платона (Левшина) к московским единоверцам, в особенности его попечение об устройстве Троице-Введенского единоверческого храма у Салтыкова моста, жители Михайловской Слободы и прилежащих к ней деревень обратились с прошением о дозволении совершать богослужения по старопечатным книгам в приходской церкви Архангела Михаила, желая быть сынами Святыя Церкви. Митрополит Платон устно благословил проведение таких богослужений, а формальное учреждение Единоверия в Михайловской Слободе состоялось при его преемнике архиепископе Дмитровском Августине (Виноградском). 4 июля 1817 г. Преосвященный Августин издал следующий указ: Бронницкой округи в церкви Архистратига Михаила, что в Михайловской слободе, всякую Божественную службу благословляем отправлять по старопечатным книгам, также и требы в домах, уповая, что через сие отделяющиеся от единения Церкви Христовой соединятся с оною и будут общники вечери Господней во спасение свое и в живот вечный. О чем не престанем возсылать недостойныя молитвы наши к верховному Пастыреначальнику, Господу нашему И. Хриcту, приводящему во двор Свой ины овцы, яже не суть от двора Его. Умножение числа прихожан и перестройка храма После того как храм стал единоверческим, наступил период значительного оживления приходской жизни. В 1819 г. к имевшемуся в штате священнику и диакону добавляется второй священник. 18 июня 1819 г. Московский митрополит Серафим (Глаголевский) удовлетворил прошение священнослужителей и прихожан Михаило-Архангельской церкви и благословил перестроить и благоукрасить храм. 17 мая 1822 г. после завершения реконструкции храма архиепископ Филарет (Дроздов) освятил для него антиминс, а уже на следующий день по сообщению священника Михаило-Архангельской церкви Александра Иванова вновь перестроенный храм во имя Архистратига Михаила на новоосвященном антиминсе по положению Единоверческих церквей мая 18-го дня сего 1822 года протоиереем московской Единоверческой церкви Иоанном Петровым освящен обще с священниками московским единоверческим же Алексеем Петровым и с ним Александром Ивановым и Иваном Андреевым. В 1833 г. к церкви пристраивается трапезная, отапливаемая часть с двумя приделами: на южной стороне во имя святителя и чудотворца Николая, на северной — во имя святого великомученика Георгия Победоносца. А в 1837 г. тщанием старосты храма Архангела Михаила Бронницкого купца Василия Ильича Кузнецова была сооружена колокольня. По количеству и составу членов общины приход был сельским, но весьма внушительным. Согласно архивным данным, в 1837 году число прихожан составляло 1791 человек. В том же году было открыто церковно-приходское училище, в котором по данным на 1858 год обучалось 32 мальчика и 11 девочек. Благотворители и жертвователи храма Такое процветание храма и возрастание общины были бы невозможны без постоянного тщания всех прихожан, а также жертвователей и благотворителей, за что некоторые из них получили заслуженные награды. Так, за многочисленные заслуги старосты храма Архангела Михаила В.И.Кузнецова, а также за то, что в его действиях усмотрено во всем верность и бережливость церковного интереса, приписывая все его Старосты церковного усердия и ревности Святой Церкви, единоверческим обществом сочтено целесообразным обратиться к высшим властям с просьбой наградить церковного старосту Кузнецова золотою медалью. Прошение было удовлетворено, и императорским указом В.И.Кузнецов был награжден золотой медалью св. Анны. Среди прочих вкладов Василия Ильича указывалось и пожертвование учебников и прочих книг в приходское училище, что являлось свидетельством заботы попечителей храма о судьбе молодого поколения. Кроме В.И.Кузнецова большой вклад в церковное созидание в Михайловской Слободе внесли старейшины единоверческого общества Стефан Никитич и Павел Стефанович Жагины, староста Димитрий Феодорович Субботин, попечитель Михаил Петрович Жагин. Стефан Никитич Жагин (1853—1914) был главным распорядителем на каменоломнях Губонина в Люберцах. Несмотря на большую занятость в исполнении служебных обязанностей, принимал активное участие в решении всех приходских вопросов. В декабре 1909 г. Стефан Никитич был участником Московского единоверческого съезда, делегаты которого собирались ради восстановления и укрепления духовной жизни и для решения насущных вопросов Единоверия. Сын его Павел Стефанович Жагин унаследовал от благочестивого родителя все лучшие качества человека Церкви. Будучи старейшиной Михаило-Архангельского единоверческого общества, он пригласил первого единоверческого епископа Симона Охтенского совершить архиерейское богослужение в день праздника пророка Илии — 20 июля/2 августа 1918 г. Умер Павел Стефанович на Сретение Господне в 1921 г. В этот день настоятель храма протоиерей Стефан Смирнов записал в своем дневнике: Сретение. Вечером помер П.С.Жагин. Жаль ревнителя Церкви. Краткая, но удивительно емкая характеристика заключена в этих словах. Следует заметить, что кроме епископа Симона в Михайловской Слободе в начале двадцатого столетия служили многие известные архиереи Русской Православной Церкви: епископ Серпуховский Анастасий (Грибановский), епископ Дмитровский Трифон (Туркестанов), епископ Серпуховский Арсений (Жадановский), епископ Клинский Гавриил (Красновский), епископ Богородский Никанор (Кудрявцев), епископ Пятигорский Иов (Рогожин). В 1892 г. тщанием благотворителей трапезная часть храма была украшена стенной живописью, а в 1906—1907 гг. — четверик церкви Архангела Михаила. В 1912 г. усердием попечителей было устроено духовое отопление. Промыслительно, что Милосердный Господь всех благотворителей храма Архангела Михаила, живших накануне или во время революционной смуты, призвал в горние обители, не дав увидеть поругания святынь, собранных и созданных их трудами. Все они почили до 1922 г. А 27 апреля 1922 г. в день Преполовения Пятидесятницы случилось событие, описанное отцом Стефаном Смирновым в его дневнике: Преполовение. Нерадостный для православных был праздник, многие, придя в церковь, плакали. Вчера с 4 часов вечера до 2 часов ночи отбирали церковные ценности, тяжело было смотреть, как со святых икон безжалостно с наслаждением снимали серебряные ризы, как они ногами вместе с сосудами и дарохранительницами утаптывались в тюки, накопленное веками усердными верующими людьми погибло в несколько часов для церкви, и куда попадет посвященное Богу, говорят, голодным, да голодному нужен хлеб. Дай Бог на пользу народу, народ называет это изъятие грабежом. Господи, до чего дожились православные христиане! Серебра из церкви взято 6 пудов и 2 ризы с икон — жемчужные с алмазами. Из того же дневника мы узнаем о других бедствиях, постигших храм: в 1919 г. запретили ежегодные крестные ходы из Бронниц с чудотворным образом иконы Божией Матери Иерусалимской, чуть позже — крестные ходы по приходу. Закрыли церковно-приходское училище, в 1920 г. остатки его здания увезли в Чулково. На Рождество Христово 1929 г. запретили колокольный звон. 28 января 1930 г. колокола и вовсе были сброшены богоборцами. В этот день сторож храма Иван Иванович Рощин, прослуживший в Михайловской Слободе 48 лет, почил, не выдержав поругания святыни. Духовенство храма Архангела Михаила Долг перед памятью подвижников побуждает нас сказать несколько теплых слов о тех, кто в тяжелые для верующих времена продолжал беззаветно служить Богу. Протоиерей Стефан Павлович Смирнов Отец Стефан родился 24 декабря (6 января) 1875 г. в деревне Цильмино Череповецкого уезда Вологодской губернии в семье старообрядца Спасова согласия Павла Иоанновича Смирнова. В 1888 г. Павел Иоаннович присоединился вместе со всей семьей к Православной Церкви на правах Единоверия. В 1892 г. он был посвящен в Новгороде во священника единоверческого храма села Крутец Череповецкого уезда. Стефану к этому времени было 17 лет, он был старшим из 7-х детей отца Павла и получил домашнее образование. 26 января 1895 г. Стефан Павлович Смирнов был посвящен во чтеца, а 23 марта 1897 г. рукоположен во диакона для служения в Домшинской единоверческой церкви. 11 марта 1903 г. отец Стефан был определен митрополитом Московским Владимиром (Богоявленским) для служения в храм Архангела Михаила села Михайловская Слобода. Служение в храме Архангела Михаила всегда было весьма почетным. Единоверческое общество Михайловской Слободы состояло из крестьян и купцов, а эти неутомимые труженики и крепкие хозяева были бескомпромиссны в вопросах веры. Их не могли поколебать новые идеи, разлагавшие нравственные устои общества. Пользуясь правами, дарованными Правилами Единоверия, члены общины в случае появления вакантных мест приглашали на служение священно- и церковнослужителей из отдаленных единоверческих приходов, зарекомендовавших себя с наилучшей стороны. Поэтому почти все избранники единоверческого общества бессменно служили в Михайловской Слободе. Не был исключением и отец Стефан. Призванный из далекой Пензенской губернии в 1903 г., он до конца своих дней служил в храме Архангела Михаила. Протоиерея Стефана Смирнова высоко почитали прихожане храма — они избрали его делегатом I-го Всероссийского съезда православных старообрядцев (единоверцев), прошедшего в 1912 г. в Санкт-Петербурге. От потомков отца Стефана нам досталось неоценимое свидетельство истории единоверческого храма Архангела Михаила и села Михайловская Слобода — его дневники. Они обрываются записью о праздновании Михаилова дня 21 ноября 1933 г., а 4 января 1934 г. отец Стефан отошел ко Господу вследствие гипертонического криза. После открытия храма в 1989 г. еще были живы прихожане, бывшие его духовными чадами. Они вспоминали о нем как о добром пастыре, наставлявшем их на путь спасения. Протоиерей Иоанн Феодорович Вишняков Верным своему храму был и другой пастырь, служивший в одно время с отцом Стефаном, — священник Иоанн Феодорович Вишняков. Церковное служение в Михайловской Слободе он начал в 1877 г. 17-летним псаломщиком. В 1899 г. был рукоположен во священника. Отец Иоанн прослужил в храме до глубокой старости. Он почил в 1942 г. Одновременно с отцом Стефаном и отцом Иоанном долгие годы служили в Михайловской Слободе протодиакон Стефан Шишков, а также уставщик Иоанн Викторович Жиряков. Священномученик Петр Озерецковский При входе в притвор храма Архангела Михаила взгляд невольно останавливается на изображении святого, держащего в деснице святой крест. Это бывший священнослужитель храма Архангела Михаила, прославленный в 2000 г. в лике святых Русской Православной Церковью священномученик Петр Озерецковский. Отец Петр родился в соседнем с Михайловской Слободой селе Еганово в 1889 г. 25 лет он прослужил в храме Иоанна Крестителя в селе Новорожественне Бронницкого уезда, а после его закрытия весной 1937 г. был приглашен на служение в единоверческий храм Архангела Михаила. К сожалению, служение отца Петра в Михайловской Слободе было недолгим. 4 сентября 1937 г. он был арестован, как и многие в те годы служители Церкви Христовой, и заключен под стражу в Таганскую тюрьму. 17 октября 1937 г. тройка НКВД приговорила отца Петра к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение четыре дня спустя на полигоне в Бутово. Священнослужители 1940—1950 годов К сожалению, о судьбе храма Архангела Михаила в период с 1938 по 1948 год почти ничего не известно. В 1948—1949 годах настоятелем храма был протоиерей Петр Даниилович Батасов, а с 1949 по 1956 (?) гг. -иерей Иоанн Судаков, присоединившийся к Единоверию из старообрядцев Древлеправославной церкви. Несмотря на тяжелое послевоенное время, при отце Иоанне в храме был произведен ремонт. Непродолжительное время настоятелем храма Михаила Архангела был священник Евгений Григорьевич Шлеев, сын известного единоверческого протоиерея Григория Стефановича Шлеева, служившего в Москве и Санкт-Петербурге, бывшего членом Поместного Собора Русской Православной Церкви 1917—1918 гг. В годы гонений отец Евгений немало пострадал, но Милосердный Господь сохранил ему жизнь и даровал возможность послужить Единоверию уже в преклонном возрасте. К сожалению, отец Евгений недолго служил в Михайловской Слободе, лишь 2—3 года (предположительно в 1957—1958 гг.) он окормлял слободскую паству. В те годы власти нередко способствовали тому, чтобы преданные Церкви священнослужители не могли долго оставаться на местах своего служения. Так было и в случае с отцом Евгением. Закрытие храма Архангела Михаила Самый трагический момент в истории единоверческого храма Архангела Михаила — его закрытие — произошел весной 1961 г. Власти планировали использовать храм под зернохранилище, но милостью Божьей в нем разместили архив Всесоюзной книжной палаты, что в какой-то мере способствовало его сохранению. После закрытия храма многие члены Михаило-Архангельской общины стали прихожанами единственного действующего единоверческого храма в Москве — церкви святителя Николая на Рогожском кладбище. Но в самой Михайловской Слободе, а также в Кулаково, Чулково и Дурнихе, несмотря на закрытие храма, религиозная жизнь не прекратилась. Прихожане собирались в собственных домах и молились, совершая чинопоследования суточного богослужебного круга, имея необходимые книги, а самое главное — любовь к Богу и церковной службе. В ту пору некоторые дома в Михайловской Слободе и других деревнях прихода больше напоминали часовни, чем места для проживания. Горячая вера прихожан, их молитва и любовь к Богу способствовали тому, что к концу 1980-х гг. стало возможно возрождение родного храма. Как только наступила пора относительной религиозной свободы, жители Михайловской Слободы стали ратовать за возвращение храма. Особая заслуга в этом принадлежит Клавдии Мокеевне Макеевой, понесшей много трудов для воплощения заветной мечты тех, кто почти три десятка лет был лишен возможности возносить свои молитвы в храме, построенном и украшенном тщанием благочестивых предков. Новейшая история храма Архангела Михаила В апреле 1989 г. митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий назначил своим указом священноинока Иринарха (Денисова) настоятелем вновь открытого единоверческого храма Архангела Михаила. В день Светлого Воскресения Христова 17/30 апреля 1989 г. в Михайловской Слободе было совершено первое после 28-летнего перерыва богослужение. В праздник Святой Пасхи пережил радость воскресения и Михаило-Архангельский приход. Люди, истомившиеся духовной жаждой, хлынули в храм, словно желая наверстать упущенное за минувшие годы. Сколько было в первые годы крещений, венчаний, панихид и освящений домов! В зимнее время богослужения совершались в неотапливаемом храме, но и в эти дни церковь не пустовала — на всенощных бдениях прихожане согревали храм своей верой, молитвами и любовью к Богу. И эта пламенная вера принесла свои плоды: год за годом шли работы по восстановлению храма, а труды без устали ради Христа, из любви к Дому Божию изменяли внутренний облик труждающихся, очищая их души. За прошедшие 19 лет совершенно изменились как сам облик храма, так и прилегающая к нему территория. Трудами и заботами настоятеля храма, попечителей и всех членов Михаило-Архангельского единоверческого общества реконструирован интерьер трапезной части и колокольни. Завершена роспись Никольского и Георгиевского приделов, а также притвора храма. Церковь украшают сохранившиеся древние и вновь написанные иконы. В 2005 г. закончилась реставрация колокольни храма. Как и прежде ее украшают часы-куранты и замечательная звонница. Общий вес 15 колоколов составляет почти 7 тонн. Кроме реставрации на территории храма ведутся и строительные работы. В 1991 г. построен двухэтажный трапезный корпус, в 1993 г. — Богоявленская надкладезная часовня, в 1995 г. — часовня преподобной Анны Кашинской, в 1998 г. — дом причта, в котором располагается также и воскресная школа и монастырская ограда со святыми вратами, в 2003 г. — храм-часовня преподобного Паисия Великого. В 2004 г. построен комплекс хозяйственных построек, примыкающих к северной от Святых врат части ограды храма. А к югу от Святых врат построен административный корпус, в котором после окончания отделочных работ будут размещены издательство храма, музей, библиотека и другие приходские учреждения. В настоящее время в былом великолепии восстанавливается древняя святыня — летний храм Архангела Михаила, пребывавший после возобновления богослужений в наиболее разрушенном состоянии. Владыка Ювеналий, способствовавший возобновлению богослужений в храме Архангела Михаила, по праву может считаться церковным деятелем, стоявшим у истоков возрождения Единоверия в Михайловской Слободе. Высокопреосвященный Владыка с отеческой теплотой неустанно заботится об окормлении единоверческой части своей паствы, постоянно проявляя внимание к нуждам храма Архангела Михаила. Стало доброй традицией ежегодное совершение богослужений Владыки Ювеналия в Михайловской Слободе. Эти встречи с архипастырем составляют драгоценное духовное достояние для всех прихожан храма Архангела Михаила. 21 июля 2006 г. во время одного из таких богослужений в день праздника Казанской иконы Божией Матери Выcокопреосвященнейший Владыка рукоположил во священника диакона Евгения Саранчу и во диакона чтеца Игоря Краева. Духовенство, причт и прихожане единоверческого храма Архангела Михаила стремятся оправдать то высокое доверие, которое оказывает им дорогой их сердцу архипастырь и Священноначалие Русской Православной Церкви. Несмотря на большой объем проделанной работы, члены общины понимают, что сделать предстоит еще больше, и ставят высокие задачи на будущее, стремясь быть достойными своих предшественников. Священник Евгений Саранча

Девятовские каменоломни (Силикаты)

Автор: AlekcDolche, 12 марта 2016 в Краеведение

Ирина-1968

  • Старожилы
  • 862
  • 621 публикация
  • Пол: Женский
  • Местоположение: Москва-Ясенево
  • Интересы: История,краеведение,антиквариат
Опубликовано: 14 июня 2016 Петр Губонин родился в 1825 году в деревне Борисово Федосьинской волости Коломенского уезда Московской губернии Российская империя в семье крепостного каменщика. Занимаясь подрядами на каменных работах, он свел знакомство с путейным миром и познакомился со строительным делом, что пригодилось ему в дальнейшем. Впоследствии вместе с инженером Садовским он получил подряд на постройку каменных мостов Московско-Курской железной дороги. В 60-е годы XIX века, когда началось строительство железных дорог, имя Губонина было уже известно. В 70-х годах оно гремело особенно в Москве. Некоторые утверждали, что первопрестольная в семидесятых стояла на трех китах: административном – князе В.А Долгорукове, военном генерал-губернаторе; денежном – П.И. Губонине и артистическом – Николае Рубинштейне. Все трое были одинаково известны и полезны. Губонин был приятной русской наружности, с мягкими манерами и красивыми оборотами речи. У него был толковый и прямой ум, который без всякой подготовки и учения схватывал все – от сложных технических вопросов до замысловатых финансовых комбинаций. Выйдя из крепостных крестьян, он прошел через купечество и вышел во дворянство.
0_156f68_91e23d53_orig.jpg
  • 2

Ирина-1968

  • Старожилы
  • 862
  • 621 публикация
  • Пол: Женский
  • Местоположение: Москва-Ясенево
  • Интересы: История,краеведение,антиквариат
Опубликовано: 14 июня 2016 Имея чин тайного советника, он получил потомственное дворянство особым высочайшим указом “В воздаяние пожертвований с 1870 по 1872 год и обеспечение бывшей в сем году политехнической выставки в Москве и во внимание к стремлению своими трудами и достоянием содействовать общественной пользе”. В 1876 возведены в дворянство два сына Губонина (Сергей и Николай Петровичи). В 1878 Губонины получили дворянский герб с     девизом «Не себе, а Родине». Целиком статью можно прочитать тут : http://www.rzd-expo.ru/history/construction/Railways_of_the_Crimea/Gubonin/
0_156f69_430a18ab_orig.jpg
  • 2

Ирина-1968

  • Старожилы
  • 862
  • 621 публикация
  • Пол: Женский
  • Местоположение: Москва-Ясенево
  • Интересы: История,краеведение,антиквариат
Опубликовано: 15 июня 2016 (изменено) Если говорить непосредственно о Девятовских каменоломнях, то там в конце 19 века располагались мраморные ломки купцов Василия Александрова,Алексея Захарова и Василия Абакумова. Осмотр этих каменоломен производился в 1882 г. Как написано в справочнике,  ” каменоломни находились близ деревни Девятовская Дубровицкой волости Подольского уезда, на земле, арендуемой у Девятовского крестьянского общества”. Описание обследования этих каменоломен очень схоже с Губонинскими ломками мрамора близ Подольска. Поэтому выкладывать эти страницы нет смысла. А личность купца и предпринимателя Губонина довольно примечательна в историческом ракурсе. Евгений Захарович Баранов, русский литературовед,историк и собиратель фольклора, посвятил истории семьи Губониных целую главу в своей книге “Московские легенды” : Изменено 15 июня 2016 пользователем Ирина-1968 коррекция
  • 2
    ” Прошлой осенью случилось мне пить чай в трактире за одним столом с неизвестным человеком, ужа старым, но еще очень бодрым для его лет. Мы разговорились. Он назвался мраморщиком, т. е. мастером по мраморным работам. По моей просьбе он рассказал о том, как шлифуется мрамор, чего я раньше совсем не знал, и о том, какой мрамор шел в работу раньше, какой идет теперь. Из того, что он рассказывал о шлифовке, я не все запомнил; меня больше заинтересовало знакомое, хотя и испорченное, название одного из средств, употребляемых в процессе этой трудной работы, это — «крам-бурун», брусок, которым сглаживаются неровности на мраморе после его отмывания. Изготавливается крам-бурун, по словам рассказчика, из смеси стальных опилков, наждака и стекла. Название его состоит из двух тюрко-татарских слов: кара (испорченное — «крам») — черный и бурун — нос. Такое название он получил от своего черного, точнее, темно-бурого цвета и формы, напоминающей длинный нос. Что касается мрамора, то лет 20—25 тому назад употреблялся на постройки зданий главным образом итальянский мрамор, но он обходился дорого: на месте, в Италии, 6 копеек квадратный вершок, не считая расходов по доставке и пошлины; его стали заменять более дешевым уральским мрамором, затем тарусским, добываемым близ города Тарусы Калужской губернии, и кавказским. В одно время, до революции, пользовались так называемым «варшавским камнем», доставлявшимся из Польши. По крепости и чистоте отделки он в некоторых случаях мог заменить мрамор, но выяснилось, что пыль, образующаяся при обработке его, очень вредно действует на здоровье рабочих: попадая в дыхательные органы, она проникает в легкие, засоряет их. Рассказчику известны несколько случаев, когда мраморщики, долго работая над варшавским камнем, наживали чахотку. Потом, разговорившись, мраморщик рассказал о тех московских подрядчиках-строителях, у которых ему пришлось работать. Дольше прочих он работал у Ивана Григорьевича Губонина. О нем и его дяде, известном в свое время Петре Ионыче, он рассказал много любопытного в бытовом отношении. Так как в его рассказе встречаются элементы легенды, то я счел нужным записать его.”
  • Нравится
    2

Ирина-1968

  • Старожилы
  • 862
  • 621 публикация
  • Пол: Женский
  • Местоположение: Москва-Ясенево
  • Интересы: История,краеведение,антиквариат
Опубликовано: 15 июня 2016 Целиком рассказ можно прочитать здесь :   http://www.historicus.ru/gubonini/ Но как и в этом источнике, так и в других исторических сведениях, говорится , что огромное состояние семьи Губониных в конечном счёте было растрачено и пущено по ветру незадачливыми наследниками. Что легко даётся- не ценится…..   “Сам-то Иван Григорич неученый был, только и знал, что писать да читать, а сыновей в гимназии обучал. Вот они и постигли всю науку, до самого корня дошли. Научились на собак брехать. Капиталы-то он им оставил, а ум свой позабыл дать, вот они и вышли олухами царя небесного. Ну, ни к чему, ни к какому делу не способные. Попервоначалу взялись было за подряды: дескать, по отцовской дороге пойдем. А сами-то в подрядах ни бе, ни ме, ни кукареку. Ну и прогорали: тут неудача, там неудача… Да и не подряды были у них на уме, а вот кутнуть хорошенько в ресторане первоклассном, да подхватить певичку или наездницу из цирка, — вот это так! Да чтобы побольше шуму, грому… Вот и прошумели, прогремели, все отцовское наследство на ветер пустили… Ну, хоть бы что-нибудь такого сделали, за что было бы добрым словом помянуть, а то ведь ровно ничего ни себе, ни людям. Все богатство дуром пошло, развеялось.”
  • 2

Kseniy

  • Старожилы
  • 2 115
  • 3 868 публикаций
  • Пол: Женский
  • Местоположение: уп. Радужная .
Опубликовано: 16 июня 2016 (изменено) Была недавно в санатории Ерино. Засыпали каменоломни  и поселок сверху уже выстроили на месте карьеров под Подольском, где камень брали для возведения многих домов и храмов в том числе в Дубровицах церковь Знамения при Петре 1, где скалолазы тренировались и слеты проводили.

Подольский карьер (Подольск)

Russia / Moskovskaja Oblast / Podolsk / Подольск  карьер / каменоломня
Подольский карьер
Подольский карьер
Подольский карьер
Подольский карьер
Подольский карьер
Подольский карьер
Подольский карьер

Цитата

AlekcDolche

  • Супермодераторы
  • 6 879
  • 12 574 публикации
  • Пол: Мужской
  • Местоположение: город Московский
Опубликовано: 16 июня 2016
Поход в Девятовские каменоломни 7.06.2016 г. 

Силикаты или Девятовские каменоломни – Диггеры UnderWorld в подземельях Подмосковья

new_muscovite

  • Жители
  • 182
  • 127 публикаций
  • Пол: Мужской
  • Интересы: история, краеведение, образование, воспитание, дети, спорт, путешествия, книги, природа
Опубликовано: 21 января 2017 (изменено) Завтра (22 января) едем в одну из каменоломен Новой Москвы. Осталось одно (для очень худеньких — два) места в машине, отправление от Града Московского около полудня. Желающие могут присоединится (можно и на своей машине). Страдающим клаустрофобией – не рекомендуется. Изменено 21 января 2017 пользователем new_muscovite
  • 1

alexey40

  • Старожилы
  • 1 056
  • 500 публикаций
  • Пол: Мужской
Опубликовано: 25 января 2017 Представляю вашему вниманию одну из фотографий, снятых в каменоломне. Эту скульптуру обычно называют «Червяк». Но я бы не стал так пренебрежительно относиться к духам подземелий. По моему мнению, здесь изображён могущественный хранитель недр – Великий Полоз, описанный Павлом Петровичем Бажовым. И пещеру эту я назвал «Грот Великого Полоза».
DS2_4096d3res.JPG
  • 4

AlekcDolche

  • Супермодераторы
  • 6 879
  • 12 574 публикации
  • Пол: Мужской
  • Местоположение: город Московский
Опубликовано: 19 октября 2018
12 ÑенÑÑбÑÑ 2018 года. РÑзановÑкое. ÐÐµÑ ÐиÑка â ÑÑаниÑÐµÐ»Ñ Ð¿ÐµÑеÑ. ФоÑо: Роман СолдаÑов
12 сентября 2018 года. Рязановское. Пес Мишка — хранитель пещер. Фото: Роман Солдатов Совсем недавно корреспондент «НО» пытался раскрыть тайны Наполеоновских курганов у деревни Рассказовка. Но необычных мест с мистическим флером в ТиНАО, как оказалось, немало. В этот раз на поиски привидений мы отправились в Девятовские каменоломни в поселении Рязановское. Девятовские каменоломни, или Силикаты, — система естественных пещер общей протяженностью около 11,5 километра. Место это особенно популярно среди спелеологов. Вход представляет собой отверстие в земле с одной стороны и лаз со специальным спуском — с другой. В пещере обитают летучие мыши, которые частенько летают по тоннелям. Казалось бы, «на бумаге» Силикаты — обычное туристическое место, которое и любителям пощекотать себе нервы покажется неприметным. Но мне не давала покоя история, на которую я наткнулся в сети, — о призраке солдата, который якобы обитает в пещерах. Во времена Великой Отечественной войны каменоломни оборудовали под бомбоубежище. Но однажды случился обвал, и один советский солдат ценой собственной жизни спас всех, кто там находился. Тело героя искали и его родные, и однополчане, но все тщетно. С тех самых пор призрак солдата бродит по пещерам, предупреждая туристов о неминуемой беде. Миша, страж подземелья «Силикаты» — гласила надпись, выведенная красной краской. Я включил фонарь и осмотрел вход в пещеры. За спиной зашуршала трава. Ко мне приближалась дворняга. — Привет! А ты здесь откуда? — я потрепал дружелюбного пса за ухом и начал спуск в пещеру. Псина вдруг жалобно, словно отговаривала меня, заскулила. — Тихо, малыш, — попытался я успокоить пса, хотя собственное спокойствие улетучилось мгновенно. Идея пойти са-мостоятельно уже казалась не такой уж и правильной. Но я же смелый! Но сделал два шага вперед — буквально оцепенел: казалось, что там, в холодном мраке, по стенам бегут тысячи жуков. Я замер… Вдалеке послышалось эхо шагов — медленных, тяжелых… Или и вправду просто послышалось? А снаружи не прекращала лаять собака. Я резко развернулся в сторону выхода и споткнулся о камень. Еле выбравшись на свет, сел прямо на землю. — Нет, без гида сюда ни ногой, — все же сказал вслух сам себе. Через несколько дней я вновь стоял у входа в Силикаты — правда, с другой стороны и уже не один, а в компании гида и опытных исследователей. — Девятовской системе каменоломен уже много лет, — начал рассказывать во время сборов гид Марат Бародский. — Ее освоение началось в 60-х годах XIX века. Но после Великой Отечественной войны она была заброшена. — Не из-за призрака солдата? — нетерпеливо спросил я. — Вполне возможно, — усмехнулся он. — Почти у каждой пещеры или памятника в России есть мистическая история. Девятовские каменоломни не исключение. Одевшись потеплее и набрав все необходимое для путешествия снаряжение, мы подошли к спуску в бомбоубежище — тоннель с лестницей. Но Марат остановил всех и попросил подождать. Из чащи леса выбежал мой старый знакомый — тот самый пес. — Это Миша. Если он будет скулить, то придется нашу экскурсию отменить, — неожиданно серьезно сказал гид. Пес поприветствовал нас и «дал добро» на путешествие. Добро пожаловать в Силикаты Внизу от пронизывающего ледяного ветра, гуляющего под каменными сводами, не спасали даже зимняя куртка и термобелье.
ÐÑодиÑÑ Ð¿Ð¾ ÐевÑÑовÑким пеÑеÑам, как вÑÑÑнилоÑÑ, занÑÑие не Ð´Ð»Ñ ÑлабонеÑвнÑÑ. ФоÑо: SHUTTERSTOCK
Да и призрака, который не сулит ничего хорошего, увидеть не хочется. Фото: Роман Солдатов Факт Именно с Девятовских пещер, или Силикатов, началось освоение спелеологами подмосковных каменоломен в 60-х годах. По словам специалистов, в начале XIX века здесь добывался «белый камень». — И часто Миша решает, будет ли спуск или нет? — спрашиваю я. — Всегда. Собаки чувствуют надвигающиеся оползни и катастрофы, а в пещерах, сами понимаете, это не редкость, — объяснил Марат и включил освещение, запустив генератор. Оказалось, что пещера буквально испещрена надписями, символами и надколами — словно ранами на камнях. Участники включили фонари, еще раз проверили снаряжение. – Дорога займет от шести до восьми часов с учетом привалов, — морально подготовил нас Марат. — Пройдем почти 12 километров. Ну, вперед! От странных звуков, доносящихся из тоннеля, становилось не по себе. То ли ветер шумит, то ли какие-то мелкие животные, местные обитатели, копошатся в своих норах… А может, это мы своим вторжением растревожили кого-то, кто мирно спал, но теперь проснулся и шепчет, идет следом, наблюдает за нами из густой черноты холодного коридора… По спине начинали бегать мурашки и верилось во все легенды сразу. Наша первая остановка — «Геркулесовы столбы». Здесь расположились огромные колонны природного происхождения. Во многом за счет них потолок и не обвалился за столько лет. Пока я осматривал колонны, появилось стойкое ощущение, что из дальней части комнаты кто-то смотрит на меня. Направил фонарь, надеясь удостовериться: померещилось, но, как по закону подлости, в этот момент он погас. Я слегка ударил по нему. Свет вновь зажегся. Никого. Но и взгляд на себе я к тому моменту уже не чувствовал. Что это было? Солдат? Разыгравшаяся фантазия? Группа уже двинулась вперед. Отставать нельзя. И снова те самые звуки… Шаги. Я старался не оборачиваться. — Скажите, а вы видели призраков в пещере? — полюбопытствовал я у гида. — Я 12 лет уже занимаюсь спелеологией, и за эти годы всякое повидал, — спокойно ответил Марат. — Но увидеть призрака солдата — плохой знак. По легенде, он показывается только перед тем, как случится что-то плохое. Всем упасть на землю! Мы вошли в огромное помещение с высоким потолком. Оно выглядело как гробница, у стен пещеры стояли огромные плиты. Неужели здесь кто-то захоронен? О таком меня никто не предупреждал. — Это «Гробница». Плиты, как вы смогли догадаться, искусственные, — рассказал Марат. — Правда, кто и зачем их делал — до сих пор не ясно. Но именно здесь мы остановимся на привал. Я начал осматривать плиты в попытках найти хоть какую-нибудь надпись, чтобы понять, зачем они. В конце концов, трапеза рядом с древними захоронениями — занятие не самое приятное. — Может, пройдем чуть дальше? — Да вы что? Мы и так идем уже три часа. Я с недоумением посмотрел на часы. — Да. Под землей время течет совсем по-другому. Но если не отдохнем сейчас, то свалимся от усталости. Пока мы ели, я решил еще раз проверить время. Меня ждал неприятный сюрприз — часы остановились, хотя были совсем новые. Фонарь опять начал барахлить. Но на этот раз у всей группы. Марат встал, чтобы убрать мусор, но тут же отключились настенные фонари, которые работают от генератора на входе в пещеры. В воздухе на миг повисла гробовая тишина. — Всем упасть на землю! — крикнул гид. Над нами пролетела стая летучих мышей. Путь сквозь мрак Дорога дальше казалась бесконечной. Мы шли медленно, и тут меня кто-то коснулся. Я резко обернулся, но никого не было. …Оказалось, что я простоял так пару минут. Все это время группа шла вперед. — Вот тебе и приехал, — прошептал я. Я ориентировался по эху удаляющихся шагов спутников. Но зашел в тупик. По телу начал разливаться панический ужас. Бежать! Как я не ударился головой о торчащие камни — до сих пор не понимаю. Но везению пришел конец. Я споткнулся, не удержался на ногах и со всего разбегу полетел в черноту. В нескольких метрах от меня с жалобным треском разбился фонарь… Мужская интуиция Меня привел в чувство свет. — Куда же вы пропали? И фонарь разбили. Я искал вас около часа, — сказал гид. — Сотрясения вроде нет. Мы прошли несколько комнат. Голова кружилась. Я не понимал, где и сколько времени я просидел без света. — Как вы нашли меня? — Собака скулила. Она стояла ровно там, где вы остались. Только на поверхности. Мы подошли к тому самому лазу, где я был во время своего первого, неудачного знакомства с Девятовскими пещерами. Обернулся назад… и увидел силуэт в военной форме… — Не стоит задерживаться, — поторопил гид. Мы дошли до станции Силикатная, где попрощались друг с другом. Марат повернулся ко мне и сказал, что впервые чуть не потерял участника экспедиции. — Хотите верьте, хотите нет, но я, кажется, видел там чей-то силуэт… — признался я. — Неужели легенда о солдате — не просто байка, чтобы народ попугать? Марат внимательно посмотрел на меня. Ни намека на усмешку в его взгляде не читалось. — Знаете, лучше доверяйте интуиции, — посоветовал он. — Кто знает, чем эта история могла закончиться. Легенды тоже берутся не из пустоты. Солдат, которого вы могли видеть, когда-то спас многих людей. Получается, что и вас тоже. P. S. Я долго думал о Девятовских пещерах и их хранителе. Пожалуй, некоторые тайны должны оставаться неразгаданными. Главное, чему я научился, — это обращать внимание на знаки, которые посылает судьба. Ссылка на источник Старые фото Гурзуфа https://shalan.io.ua/album598881

Related Images:

Leave a Reply

Your email address will not be published. Required fields are marked *